– Даша говорит, что вырастет? – Нет, но что можно вставить искусственный. – Можно, конечно. А что потом? – Потом я с Толяном подружился. Он сначала деньги у меня забрал, которые мама на обеды дала, а потом говорит, что я нормальный пацан и что, если я буду молчать, он от них защищать будет. – А как же ты обедал в школе? Где деньги взял? – Ну, не обедал, подумаешь, – Ростик чуть-чуть отвернулся, будто не хотел смотреть Янке в глаза. – Рость, а кто эти… которые с пистолетом? Они ведь из вашего класса? – Да… да ты их не знаешь… Ромчик Ильм и Вадик Сомин. С Ромчиком Янка разобралась быстро. Позвонила Захару, сказала, что хочет поговорить с ним и его братом Ромой. И поговорила. Быстро и четко. Скрывать она ничего не стала. Все рассказала: и про пистолет, и про зуб, и про то, что они в суд подадут, если еще кто хоть пальцем… – Ян, да ты чего, какой суд, – испугался Захар. – Я сам с ним разберусь. По струнке ходить будет. – И друга своего, Вадика, предупреди, – добавила Янка Роме. – И запомни: я теперь с вас глаз не спущу. Толяна она нашла на пристани. Отсюда уходили экскурсионные катера. Толян и два его дружка околачивались рядом с кассой. Коленки у Янки слегка дрожали, но не от страха, а от ярости, хоть Толян – это вам не маленький мальчик Рома рядом со старшим братом. У Толяна наверняка есть такие дружки, что Янка может сильно нарваться. Но ей все равно. Она подошла и нависла над щуплым, невзрачным Толяном. У него глаза сразу забегали и будто даже коленки согнулись. – Значит, так, Толик. Спасибо, что защитил моего брата, но больше чтобы я рядом с ним тебя и твоих дружков не видела, понял? Считай, тебе за услугу заплатили теми деньгами, что ты отнял у него. Все понял? – А че я-то? – А если ты чего не понял, то в следующий раз с тобой будет разговаривать Таль Конопко. Знаешь такого? И Толян сразу скис. А Янка усмехнулась. Ничего Талю она, конечно, не расскажет, но все-таки хорошо, что он есть и его тут знают. – Вижу, что знаешь. Молодец. Умный мальчик. Янка шла и была очень горда собой. Надо сказать Ростику, чтобы больше никого не боялся. В конце концов, у него есть старшая сестра, есть кому заступиться. Янке на работе дали месячный отпуск. Она сначала хотела отказаться, все равно делать нечего, но потом от Майки пришло письмо. «Яныч, здорово! Как жизнь молодая? Держись крепче, а то упадешь: мы едем в Крым! Это Аннушка придумала – пойти там в поход на неделю! Оцени, кстати, на что я готова ради встречи с тобой: снова напялить этот дурацкий рюкзак и топать по десять км в день. Сама не верю, что это пишу! Все ради тебя! Костик меня еле отпустил, мы опять поругались, но наплевать, зато я теперь в лучших спортсменах школы – ха-ха! Нам даже проезд оплачивают, Аннушка грант выбила! Я ей про тебя рассказала, она говорит: „Конечно, пусть присоединяется“! Представь!!! Супер? Мы послезавтра уже выезжаем! Я тебе не писала, потому что инета не было, Дейзи провод перегрызла опять, гадская собака. Будем в Симферополе 23 июля, в 11.00. Аннушка говорит, чтобы ты ждала нас у камеры хранения. Знаешь, где это?» «Если гора не идет к Магомету»… или как уж там? Да без разницы! Главное, Майка приезжает! Лучшие спортсмены, говорите? Значит, и Рябинин, и Ивлин. И – Варя. Янка хмыкнула недобро и пошла отпрашиваться. Мама смотрела на нее в какой-то странной задумчивости. Будто ушла глубоко в свои мысли и не хочет выныривать. Янка терпеливо ждала. Потом протянула: – Ма-ам? – А? А, да… думаешь, стоит идти? – Мам! Ну ты что! Я же их год не видела! Туда ты меня отпускать не хочешь, вот, пожалуйста, мои друзья сюда приехали, и ты опять недовольна! – Да нет, я не об этом, – мама нахмурилась, отвела взгляд. Янка наконец сообразила, что ее что-то гнетет, о чем-то она упорно думает. – Что-то случилось? – Да нет, что могло случиться? А где ты все возьмешь? Ну, там, рюкзак, палатку, спальник? – Мне Тарас даст. Завтра ему позвоню, чтобы привез. А палатка мне не нужна, что я, не найду, с кем поспать? – Яна! – Ой, мама, какая ты испорченная! Это они уже шутили, уже играли, мама даже слегка ее полотенцем огрела. Но все равно Янка почувствовала: что-то с мамой не так, что-то она от нее скрывает, какая-то мысль не дает ей покоя. Так уже было. Год назад. Когда мама не знала, как сказать им про развод. Ну а сейчас-то что? Может, у нее кто-то появился? Ну и пусть, Янка не будет против, она уже взрослая, она понимает. Или тут другое? Разбираться Янке было некогда. Да еще бабушка, вопреки обещанию, попросила освободить комнату в скворечнике: – Ты на целую неделю уезжаешь, а сейчас самый сезон! Ничего, поживешь с мамой и Ростиком до конца лета. Если бы не приближающийся поход, Янка, конечно, надавила бы на бабушкину совесть. Но все в ней ходило ходуном, она только и могла, что беспричинно улыбаться и петь, петь от радости, предвкушая встречи… После обеда позвонил Таль. Они встретились у камня. Таль был с Маруськой, сказал неловко: – Вот услышала, что с тобой разговариваю, и увязалась. – Я буду тихо стоять, – тут же пообещала Маруська. Янка погладила ее по голове. Посмотрела на Таля. Лицо у него было упрямое. Интересно, помнит он, что вчера ей наговорил? И тут же поняла: помнит. – Янка… я вчера был пьяный… ты меня прости? – Только больше не пей. – Никогда. Мама вчера меня так пропесочила, что уж поверь, – усмехнулся Таль. И вдруг взял ее за руку. – Я хочу тебе сказать… что… в общем, все, что я тебе вчера наговорил, – все правда. И я говорил не потому, что пьяным был, а потому, что… – он запнулся. – Совесть замучила? Таль свел темные брови в одну черту. Янке захотелось дотронуться до них пальцем, разгладить. Зачем она с ним так? Видно же, что он переживает. Таль вынул из кармана белые камешки, велел Маруське: – Иди вон в море покидай. – А вы? – А мы отсюда смотреть будем. Маруська послушно пошла. Они и правда какое-то время смотрели на нее. Потом Таль сказал: – Моя совесть – мои проблемы. Я имел в виду… что все остальное – тоже правда. – А что остальное? – Янке было весело. Она понимала, что издевается сейчас над ним, но не могла остановиться. – Что я люблю тебя. Давно. И навсегда. Он так сказал это… по-взрослому. Даже как-то строго. Вся веселая злость в Янке тут же испарилась, тонкой струйкой вылетела и улетела на край земли. Ее любят. Ей честно и прямо говорят об этом. Не в письме, не эсэмэской, не на пьяную голову, а вот так – на берегу моря, глядя в глаза. – Таль, смотри, у меня два блинчика спеклось! – крикнула Маруська. – Ян, смотри, смотри! – Ага, вижу, ты молодец! – крикнула в ответ Янка, и вдруг ей показалось, что Маруська – их с Талем дочь, что со стороны их запросто можно принять за семью. И стало опять весело. – А я в поход иду. Через три дня. Представляешь, мои одноклассники сюда приезжают, чтобы в горы пойти. Я по ним так соскучилась, особенно по Майке, и так рада, что они приедут, потому что мама бы меня все равно туда не отпустила… Она оборвала сама себя и продолжила уже совсем серьезно, так, чтобы Таль понял ее ответ на его признание: – Пойдем с нами. Тарас примчался по первому же Янкиному звонку. Вместе с Юлей. Бабушка охала-ахала, смотрела выразительно. Янке даже смешно стало: будто человек обязан до тридцати лет жениться! Тарас привез ей тот же рюкзак, с которым Янка ходила зимой. Она обрадовалась ему, как старому приятелю. «Лучшие спортсмены»? Зато Янка уже была в Крымских горах, а они – нет. От предвкушения встречи все внутри у нее пело и дрожало. Но было еще одно, очень важное дело. – Тарас… с тобой хочет один человек поговорить. Это очень важно. Можешь с ним встретиться? – Ну… давай. А что за сложности? – Ну, надо. – Надо так надо. Когда? – Если можешь, сейчас. – Ладно.