Последнюю ночь решили совсем не спать. То Аннушка, то Листовский пели песни под гитару, кто-то им подтягивал, кто-то просто слушал. Янка смотрела на каждого и будто прощалась. Правда ведь, неизвестно, когда теперь увидятся. Вот Герка Ивлин, насмешник и мудрец, он вытянулся за год, раздался в плечах… А Лешка совсем не изменился. Они с Янкой вместе в детский сад ходили и жили в одном дворе. На Рябинине Янкин взгляд задержался. Она рассматривала его лицо, как в музеях рассматривают картины. Высокий лоб, темные брови, родинка у левого глаза… Янка пыталась услышать в своем сердце хоть маленький отклик на то чувство, которое испытывала к Сашке, но нет, тихо там было и пусто. «Не мой», – поняла она и отвела взгляд. Настя, Катя, Юлька… Восемь лет они учились вместе, дружили, а сейчас, всего за год, такими далекими стали! И даже Майка. А ведь казалось, что ничто их не разлучит, что такая дружба на всю жизнь, и всю жизнь будут понимать друг друга с полумысли! Но вот пять дней идут бок о бок, и даже не о чем поговорить… Ну обсудили Майкино большое событие, ее поступление в колледж, ну рассказала Янка про Глеба, про зимний поход, про Таля и даже чуть-чуть про Дашин день рождения, но без подробностей, потому что боялась, что Майка нарушит что-то своими вопросами и комментариями. Про Таля Майка сказала: – Да ну… Какой-то он не прикольный. Глеб хоть стильный, харизматичный такой, а этот… какой-то неотесанный. – Ну, у нас с тобой разные вкусы на парней, – усмехнулась Янка. Неотесанный Таль все эти дни как-то незаметно был рядом. Вроде и не говорили ни о чем, Янка его даже не очень замечала, но стоило ей упасть на спуске, и кто-то помогал подняться, и этот кто-то был Таль. А когда Рябинин подходил вроде просто так, но Янка нутром чувствовала, что не просто, Таль тут же оказывался возле нее, спокойно вставал по другую сторону. И Янка уже не сомневалась, с кем ее сердце. Она опять прокрутила в голове разговор с Варей. Как там бабушка в первом письме писала? «Сердцу ведь не прикажешь, с места не сдвинешь». Янка тогда на эту фразу сильно разозлилась, а сейчас вдруг поняла, что сама она – не лучше. Вот она жить без Рябинина не могла, а сейчас смотрит на него, как на красивую картинку, и все. С ума сходила по Глебу, а теперь и не вспоминает даже. Может, влюбчивость передается по наследству? Неужели и с Талем будет так же? Но она не хотела в это верить. «Просто они все были не мои, так… проходящие. А Таль – настоящий. И он – мой». Глава 7. Хорошо бы нам жить с тобой… Поход закончили в Рыбачьем. День провели на море – и вот уже погрузились в автобус на Симферополь. Янка хотела поехать со всеми, проводить одноклассников на поезд, но был уже вечер, и Тарас ее не отпустил. Она с каким-то непонятным облегчением обнялась с каждым и подумала, что да, лучше бы ей домой. Майка даже всплакнула. – Ну, ты пиши… и приезжай. Пусть отец оплатит, чего он? – Да ладно, Май, сейчас-то уже когда, скоро школа начнется. – Ну, на Новый год! – На Новый год постараюсь. Ты тоже пиши. А то забудешь меня в своем колледже… – Тебя забудешь… Автобус мигнул габаритными огнями и, чуть покачиваясь, повез одноклассников в Симферополь. Янке было грустно. Дом показался маленьким и тесным. Она уже знала этот секретик: когда возвращаешься из поездок, особенно летом, первый день кажется, что комната стала ниже и ?же. Потом это проходит. Янка села на мамин диван. Ее комнату в скворечнике сдали, опять придется мучиться на раскладушке. Пришла мама. Встала у стола. – Яна… нам надо серьезно поговорить. Ого! Как-то Янка побаивалась таких слов и интонаций. – Как твои ребята? И Янка сразу поняла, что мама не знает, как начать «серьезный разговор», что специально тянет. – Хорошо ребята. Свои же, – усмехнулась Янка. – Вот и отлично! Рада, что ты… ну, что вы не растеряли связей, общаетесь… Янка давно заметила, что, если мама не знает, как сказать что-то важное, она начинает разговаривать штампованными, пафосными фразами, как плохие учителя в школе. Янке тревожно стало. В прошлый раз это ничем хорошим не кончилось. Ну, а теперь-то что? Замуж, что ли, выходит? Да ради Бога! Только если он будет изводить их с Ростиком, как папа – Варю… – Нам надо вернуться домой. – В смысле? – В прямом. Я решила вернуться. – Что?! – Не кричи, – поморщилась мама. – Здесь никаких перспектив. Ни для тебя, ни для меня, ни для Ростика. У него, оказывается, большие проблемы в школе. Я с ним уже не справляюсь, ты мне совсем не помогаешь, ты скоро окончишь школу, надо думать о высшем образовании. Там у папы и у меня есть знакомые, все-таки проще. Ростика вообще надо срочно увозить, он с какой-то шпаной связался… – Да разобралась я уже со всеми! И там, что ли, шпаны нет? – Яна! Ну что ты так все буквально воспринимаешь? Ты не хочешь домой? – Ты весь этот год говорила, что наш дом здесь. – Просто мы с папой подумали… – С кем вы подумали?! – Яна, ну зачем ты так? Он же все равно твой отец, какая разница, что у нас с ним, ты его дочь, и он очень переживает… Первое, что Янка почувствовала, было… облегчение. Домой! В свой город, в свою квартиру, где можно хлопать дверями и где все предметы знакомы с детства! Домой! Не надо будет мыть полы и слушать издевки Шрамко! И тут же она будто с разбега врезалась в бетонную стену… Домой? Ведь они же гордые, они не простили, они уехали, а теперь они вернутся, и она пойдет опять в свой класс, и все будут так сочувственно на нее смотреть, сочувственно, да, но с оттенком презрения: поманил папочка, вы и прискакали? И она, Янка, этому рада? Она так разозлилась на себя за это чувство облегчения, что заткнула уши. Вспомнила Варины слова, все ее рассказы, и вдруг пазл у нее в голове сложился. Она четко поняла, что они возвращаются не просто домой. Они возвращаются к нему. К папе. Возвращаются, потому что он попросил. – Значит, ты его простила. Мама покраснела. Опустила глаза. – Я знаю, тебе трудно это понять… но мы все-таки так долго с ним прожили. Нас многое связывает. – Он же тебе изменил! – Каждый человек может ошибаться. Лицо у мамы – непрошибаемое. И голос. Янка прекрасно знала, что, когда у нее такое лицо, ее ничем не проймешь, бесполезно. Она представила, как они снова будут жить в своей квартире, все вчетвером, завтракать вместе, вечером телевизор смотреть, елку на Новый год наряжать. Можно будет уже не думать о деньгах. Им с мамой не придется работать… Ты же этого так хотела, Янка, еще год назад, когда тебя только привезли сюда! А то, что он жил весь этот год с другой женщиной, спал с ней, целовал ее – это забыть? – Ты из-за денег к нему едешь. – Что?! – За ним ведь как за каменной стеной. Работать не надо. Напрягаться не надо. Он все для нас сделает. Тем более теперь. Когда виноват. – Ты многого не понимаешь, – устало сказала мама. Она постарела за этот год и подурнела, но Янке не хотелось ее жалеть. – Ты же мне сама говорила, что надо гордость иметь, что… – Ой, Яна! – поморщилась мама. – Нет у меня сил на гордость! Вы растете, надо о вашем будущем думать, а как я вас обеспечу? Продавец в ларьке… Ростик совсем от рук отбился, до тебя не достучишься! Не до гордости тут! – А гордость… она, значит, такая, да? Захотел – достал из кармана, захотел – спрятал? – Ну хватит! – рассвирепела мама. – Ты сама живешь как за стеной! Возвела вокруг себя забор! Тебе ни до кого из нас нет дела! Ты знаешь, каково мне приходится на этой работе? Или ты думаешь, раз мне тридцать восемь лет, то все, кончено, я должна забыть о себе? А я тоже жить хочу! Хоть немного! Хоть какой-то просвет увидеть! А папа? Ты хоть раз подумала, каково ему там? Да, он полюбил другую, но он живой человек, живой, а не робот! Он имеет право и полюбить, и разлюбить! Меня! А не вас! Ты хоть раз подумала о нем? Позвонила? Написала? Знаешь, как он там изводится, как скучает?! Не по мне, конечно, мне и не надо, но ты и Ростик – вы его дети, он любит вас! Но разве тебе это интересно! Ты же у нас все про всех знаешь, живешь сама по себе и всегда права! И я не к нему еду, потому что он не любит меня больше! Я просто еду! Я везу любимому мужчине его детей! Она выкрикнула это и выбежала вон, хлопнув дверью так, что лепесток штукатурки вспорхнул и шлепнулся на пол. Янка ошарашенно стояла посреди комнаты. В голове звенело. Мамины слова будто застыли в воздухе и никак не хотели испаряться. Она села на край дивана. Ей надо подумать. Хорошенько подумать. Мама вернулась минут через десять. Лицо ее было умытым и еще влажным от воды, но от глаз не отступила слезная краснота. Она сказала твердо и спокойно: – Тетя Вика нашла мне там работу. Кассиром в банке. Мы будем жить в нашей квартире втроем. Если ты не захочешь с ним встречаться – твое право. Но Ростику нужен отец. Если не хочешь понять меня – не надо, обойдусь. Но слушаться ты меня обязана! Мы уезжаем восьмого… через неделю. Собирайся. Конечно, никуда она не поедет. Ни-ку-да. Она не игрушка, чтобы ее туда-сюда за собой таскать. Ну как она уедет? Это ее земля. А Таль? Уехать от Таля? И от всей его семьи! Она ведь привязалась к ним ко всем, особенно к Пашуне. Как она без них? Ну, как, как… обычно. Жила же без них. Зато там – родной город, родная школа, бабушка Лена с дедом, настольные игры по вечерам – дедушка у них «фанат-настольник», так он сам себя называет, – белоснежная скатерть на столе, бормотание радио… Папа. Она не поедет. Ни за что не поедет. Она не сможет с ним ни видеться, ни жить в одном доме! Это просто глупо! Хотя мама говорит, что в одном доме и не будут… Янка не спала всю ночь. Ворочалась на скрипучей раскладушке, потом не выдержала, стащила белье на пол. Нашарила в темноте спальник, расстелила, даже не стараясь все делать тише. Мама вздохнула, но промолчала. С мамой они весь день не разговаривали. Янку жгли изнутри обида и злость, она никак не могла с ними справиться. Днем Янка попыталась перетянуть на свою сторону Ростика. – Оставайся со мной, чего тебе там делать? А он: – Там же папа. Потом подумал и говорит: – Бабушка маме всю неделю говорила, что папа, может, теперь и вернется в семью. Откуда вернется-то? От той тетки? Так… понятно. То есть ни бабушка, ни Ростик ей не союзники. Если бы Ростик остался с ней, мама бы тоже осталась, никуда бы не делась. Янка смотрела в побеленный потолок с потеком дождевой воды в углу. Глупо, как все глупо! Они вернутся теперь, и что? Что она скажет одноклассникам? Майке? Варе? «Я буду жить у Конопко», – подумала Янка и тут же отбросила эту мысль. У них теперь родственников полно, Таль говорил, что каждые выходные кто-нибудь из тети-Нияриных приезжает, и всегда с подарками. Хотят даже половину дома обратно выкупить у Аверко. Нужна им теперь Янка с ее апельсинами и творогом? Никому не нужна. Даже с Дашей нормально общаться после дня рождения уже не получалось. Светка уедет через две недели. Таль… Таль уйдет работать с Тарасом в заповедник. Будет раз в неделю спускаться на побережье на сутки, и все. Что же ей делать?! Потихоньку, день за днем, из Янки выдавливали мысль о том, что можно не поехать, остаться, быть самой по себе. Бабушка радовалась, что «семья воссоединится». Ростик радовался, что увидит папу, по которому соскучился, и тех деда с бабушкой, что вернется в свой класс, где все его любят. Мама делала вид, что ужасно любит папу и просто счастлива вернуться, краснела и смущалась, как невеста. Дед молчал. Янке было противно. Дед с бабушкой, конечно, не разрешат ей остаться. Потому что маму надо слушаться. А она уже взрослая! Она взрослая!!! И вдруг к ней пришла такая простая и здравая мысль, что чуть дыхание не перехватило. Конечно! Все же очень просто! Она достала телефон. Надо срочно переговорить с Майкой и все уточнить. Майка от идеи пришла в восторг! Еще бы! Янка сама была в восторге. Только бы все получилось! «Да не боись! Я же говорю, недобор у них в этом году. Возьмут, куда денутся? Слушай, ну как здорово, а! В общаге в одной комнате будем жить, да?» «Ага… но я плохо сдала все, и аттестат паршивый. Я же тут весь год так училась… все равно что не училась».