Ну конечно! Раненый! Запах крови успел далеко разнестись по лесной чащобе. Нечисть из самых темных углов учуяла его и ломилась сюда, как к обеденному столу. Сейчас будет здесь! В подтверждение из леса донесся протяжный вой. Ну вот и все. А так было хорошо жить, особенно в обители. Подумаешь, ранний подъем! Так в сельской местности все рано встают. Работа от темна до темна. Ходить приходилось на дальние расстояния за лекарственными растениями. Строгая наставница. Занятия и экзаменации по массе дисциплин. Ох, это все такие мелочи! Тихая, спокойная жизнь, где тебя не захлестывают волны чужой ненависти, определенное будущее, о котором ты точно знаешь, что будешь кому-то нужна. Даже кормили по расписанию и не доводили до голодных обмороков, уж о ком о ком, а о послушницах наши вайделы заботились исправно. Подарки! У меня с собой настоящие подарки, подаренные от души, — пуховый платок, свадебный рушник и помолвочная цепочка эльфийской работы! Замуж я, конечно, не собиралась, но подарки были дороги сердцу и грели душу. А еще я обещала привезти из столицы целую телегу женихов… тьфу, сладостей! Но можно и женихов подкинуть, почему бы и нет! В этом мире все же будет кому обо мне поплакать! Окружавшие нас кусты затрещали и полегли под весом массивных туш, устремившихся на поляну. Клыкастые длинные морды, исполинские тела, покрытые черной всклокоченной шерстью. Твари лезли друг по другу, спрыгивали с прогибающихся стволов деревьев, рычали, как раззадоренные борзые, почуявшие скорую кормежку. А главным блюдом на сегодня являлся наш незадачливый отряд! Огромная воющая зверюга прыгнула на испуганного коня и вцепилась в ногу дознавателя, не успевшего спешиться. Скакун завалился на поломанные ветки не столько от удара, сколько от боли, причиненной ему вонзившимися в бок когтями, и обильно оросил траву кровью. Воин дико заорал, беспорядочно нанося мечом удары по чудовищу. Но мне было уже не до этой ужасной картины. Сама не поняла, как схватила посох, прикрепленный к крупу лошади, и ударила по морде мерзкого волколака, посчитавшего меня легкой добычей. Голубоватое пламя полыхнуло по шерсти на голове зверя, и он закричал от боли, как настоящий человек, покатился по земле, закрывая обожженный нос лапами. Воины встали в круг и ощетинились клинками. Даже раненый безликий дознаватель, и тот лежал с арбалетом, нацеленным в гущу нежити. Но больше всего удивил кузен, срывающий с себя камзол. Оно понято — боевая удаль и запал ярости, но чтобы так! Удивительно. Даже глаз некуда отвести, только оставалось, что восхищаться. Я бы и рада была залиться краской, узрев неискушенным взглядом красоты Легартова тела, да только мое собственное пытались в этот момент проглотить! Нас со всех сторон стали окружать волколаки. И как я сразу про них не подумала? Это ж завсегдатаи лесов, а если почуют кровь, совсем беда. Один ретивый сунулся вперед, получил заговоренным болтом в грудь и упал под ноги напирающих собратьев. Простым мечом и болтом эту гадость не убить, серебро нужно. Да и на посохе моем руны вырезаны против всякой нечисти. Но одним посохом тут не отделаешься. Желающих получить свою порцию благословенных тумаков слишком много. Легарт без лишних раздумий разрезал кинжалом палец и вывел на груди рунный узор, тщательно очерчивая все бугорки и впадины. Да что за наваждение такое! Все правильно, пускай это и запретное знание, но рунный круг для портала обязательно надо к живому существу привязывать, чтобы его силы навьи края держали. Это очень опасно! А мой безрассудный кузен выбрал себя кандидатом на заклание! — Гинта, первая идешь в портал! — проорал кузен. За манипуляциями брата я проследить не успела, однако прямо в воздухе образовалась трещина, она расширилась на глазах и полыхала, как тысячи звезд. Никогда до сего момента не видела порталов. Видимо, я залюбовалась невидалью и прозевала момент, когда меня схватили за шиворот и швырнули прямо в разлом. Надо сказать, что сил швырявший не жалел — полетела я знатно, если не как птица, то как выпущенный из катапульты снаряд, это уж точно! Даже кувыркнулась в воздухе. В общем, где-то между входом и выходом я как в Навь провалилась и пришла в себя только в момент меткого попадания моей тушки в некую фигуру, которую я, разумеется, разглядеть не успела. Лучше бы было в сознание не приходить и валяться с томным видом на полу, чтобы все вокруг меня бегали, хлопотали и охали. Ибо взгляд того, на кого я взгромоздилась, не сулил ничего хорошего. Хотела отшутиться, но человек к шуткам явно был не расположен. Неприятная ситуация вышла, а главное, неприглядная. Если бы вайдела Беата узнала, как меня разгневал этот холодный оценивающий взгляд, заставила бы целый «Свод Благих» пять раз подряд наизусть прочитать. А все из-за страха, стыда и острого желания убраться восвояси — в милую моему сердцу обитель. Мне казалось, я смогу привыкнуть к тому, что люди ко мне относятся как к человеку низшего сорта. Только жизнь вдали от дражайших родственников малость поубавила выдержки. Поэтому во мне опять заговорила память отчаявшегося загнанного зверька. В черных, словно ночная тьма, глазах лорда сквозило такое отвращение, что я захлебнулась словами. Безликий, а это был он, смахнул меня с себя, как досадный сор. Вот меня и понесло «кривой дорожкой да по кочкам», как говаривала вайдела Ингельда. Ох, чую я — непросто мне будет, совсем непросто. Одно очень радовало — в замке и правда все приготовили к нашему прибытию. Суета, слуги с факелами, падающие в обморок любопытные служанки, впечатленные видом крови. Только мне не суждено было насладиться радушием встречающих, потому что из-за всех сегодняшних потрясений силы окончательно оставили меня, и я благополучно потеряла связь с явью во дворе замка, прямо как истинная леди — присев на краешек каменной скамьи. Очнулась глубокой ночью, и опять подумалось, что я дома, в обители. Но подскочившая ко мне девушка развеяла мечты. — Леди, как вы себя чувствуете? — Она поправила под спиной непривычно мягкую подушку. — Лорд Браггитас приказал, как только вы придете в себя, тотчас его позвать. — Никого не зовите, — попросила я, представив суету вокруг собственной персоны. Нет, я этого больше не выдержу, тем более — ночью. — Идите, пожалуйста, отдыхайте, только скажите, где здесь можно попить. — Да вот, — служанка любезно указала на серебряный кувшин с водой, мирно стоявший на прикроватной тумбочке — первая привилегия высокого статуса. — Я сейчас подам. Ну нет! Я еще не до такой степени разбаловалась, чтобы сама себе воды в стакан не могла налить. — Не стоит, лучше пойдите да отдохните. — Тогда уж я позову лорда Браггитаса. — С этими словами девица выпорхнула из комнаты. Лично мне было непонятно, что такого Легарту надо от меня в столь поздний час — жива, и хорошо. А поговорить можно и утром. Я самым честным образом собиралась смежить веки и не открывать их до восхода солнца, но в мою комнату вошли без стука. Однако! Кузен оказался довольно скорым на подъем. Авось увидит меня спящей и не станет отчитывать за сегодняшнюю грубость и бестактность. — Можешь не притворятся спящей! — От этого голоса меня передернуло. Захотелось, как в детстве, свернуться в комочек и плотно закутаться в одеяло. Как я могла забыть о ней?! В памяти сразу всплыли насмешки и оскорбления: бастардка, убогая, отродье! Она умела говорить надменно, властно, но при этом оставаться невероятно утонченной и прекрасной в глазах окружающих. Все восхищались ее манерой общения, а она продолжала оттачивать свое мастерство, оскорбляя тех, кто ниже ее по происхождению. На мне. У нее это прекрасно получалось. От ее брезгливого взгляда и надменной стати все сжималось внутри — хотелось спрятаться куда-нибудь, чтобы никогда не нашли. Сбежать далеко-далеко, навсегда. Зачем меня притащили сюда? Чтобы она снова втаптывала меня в грязь, получая удовольствие от унижений и оскорблений? Сегодня же на рассвете уберусь отсюда подальше. Сама. Пешком. — Что-то, тетушка Рената, вам не спится в столь поздний час! — Я приподнялась на локтях, прикрыла зевающий рот ладонью и постаралась быть вежливой, как учила вайдела Беата. — Как тут уснуть? Если дорогая племянница нежданно-негаданно пожаловала в гости! — Она стояла посреди комнаты, пошатываясь, явно на нетвердых ногах, одежда была в беспорядке, несколько непослушных локонов выбились из прически. Что-то изменилось за десять лет, и тетушка перестала за собой следить и гонять прислугу взашей? Да что же такое?! Меня затрясло от одного вида Ренаты Браггитас. Дело было не в ее развязной неопрятности. Все мое детство эта женщина ненавидела меня и всячески унижала нас с мамой. Сколько раз я слышала, как мама плакала после злобных слов сестры! Инге всегда хотела уехать подальше от родственников и двора, но дед не дал ей такой возможности, не отпустил от себя. Зря! Может быть, она не сгорела бы так рано от презрения, ненависти и вражды, которые разжигали вокруг нее не только родичи, но и высокие вельможи, ценители чужих ошибок и грехов. За десять лет воспоминания притупились, но стоило этой ведьме появиться на пороге моей комнаты, как все накатило разом, будто происходило вчера. Мне бы, как учили монастырские заветы, проникнуться жалостью к этому холодному и жалкому существу, но я не могла пересилить себя. — А вы, как я полагаю, дорогая тетушка, так соскучились, что не смогли дождаться утра — явились поздороваться прямо посреди ночи! Я, должно быть, еще не вполне отошла от сна, потому что в неровном свете камина мне показалось, что тень Ренаты раздвоилась, и одна из половинок начала расти, заползая на стену. — Закрой свой рот! — Рената покачнулась. — Позор нашего дома!.. Она все же начала выкладывать свои самые сильные карты, а я так надеялась прожить в этом мире незамеченной до самой старости! — О! Как я могла забыть? Вы всегда старались напомнить об этом при любом удобном случае. — И почему ты не сдохла? Пречистая, как все запущено! — Ничего не поделаешь. — Я пожала плечами. — Вы так старались обеспечить мне быструю кончину, но, увы, люди предполагают, а боги располагают. — Богам плевать на таких убогих, как ты. — Тетка усмехнулась. Я моргнула, попыталась отогнать наваждение, но черная лента тени вытянулась и зазмеилась по деревянным панелям и гобеленам, сворачиваясь кольцами. Казалось, ожил мой ночной кошмар. Неужели это вижу только я? Тьма была не такая непроглядная, как та, что приходила по ночам, когда Рената пробиралась в мою комнату и говорила, как меня ненавидит, потому что я незаконнорожденная, позор семьи, грязное пятно на целом Доме. Пятно, которого не отмыть. Как же я ее боялась! И страх этот, липкий, неприятный, вымораживающий душу, никуда не делся. Он как будто обрел форму и опутал всю комнату. — Я ведь опоила эту дуру отваром из волчьей ягоды! — усмехнулась тетка. — Чтобы ты издохла в ее чреве и не родилась. Но, оказывается, эта идиотка носила на себе кусок янтаря, который ей подарил один негодяй перед тем как оставить с брюхом! Чаша с пойлом лопнула, вот досада! — Хотели помочь избавиться от бремени позора? — Я думала, это будет лучшим решением всех проблем… — Тетка без всяких изысканных манер осела в кресло, стоявшее у камина. — Зачем вы сюда притащились и говорите мне все это? — Да потому что чувствую — недолго мне осталось… Она закашлялась, а я, превозмогая дрожь и неприязнь, спустила ноги с кровати на холодный камень и осторожно подошла ближе, словно к насесту старой огромной паучихи. — Ты растеряла всю свою красоту и властность, — сказала ей. — Вглядись повнимательнее! — велела с вызовом Рената. В комнате горела одна свеча — на той самой прикроватной тумбочке, где стоял спасительный кувшин с водой. Но мне уже не хотелось хватать кувшин и хлестать тетку по ее оплывшим щекам. Мне не вернуть былые времена, когда надо было ответить ей и всему миру за маму, за себя. За все детские обиды. Где моя былая ненависть? — Ненависть — чувство, абсолютно недостойное истинной служительницы храма Пречистой, заступницы нашей Живы. — Голос вайделы Беаты так отчетливо ожил в памяти, что я даже вздрогнула. — Только чистое сердце, лишенное разрушающих эмоций и дарящее любовь и радость, способно пройти обряд посвящения в служительницы, а также достойно занять место среди Семи. — Что значит «семи»? — Мне было лет восемь, и я только второй день находилась в обители. Вайдела посмотрела на меня с интересом. — Ты не знаешь о семи самых сильных целительницах храма Всех богов? — Нет, мне никто не рассказывал, но про всех богов говорила мама. — Мама тебя приобщила к вере, — одобрительно кивнула вайдела. — Это очень хорошо. Что ж, давай я расскажу тебе о семи самых сильных целительницах… — А ненавидеть — это очень плохо? — В восемь лет я не отличалась терпением. — Хм… — нахмурилась женщина. — Ты кого-то ненавидишь? Я согласно кивнула. — Знаешь… — Она понимающе посмотрела на меня. — Для того чтобы ненавидеть, нужны очень серьезные причины. Но раз уж так получилось, и эта причина есть, ты должна понимать, — теперь ее тон снова стал строгим и поучающим, — ненависть превращает тебя в того, кого ты ненавидишь, она уродует твою душу, иссушает изнутри. Это чувство не оставит тебе ничего хорошего, кроме злости. Зачем отравлять себя? Будь выше тех, кто тебя обидел, пойми и прости их. Тогда ты сама увидишь, насколько они мелочны и ничтожны по сравнению с тобой. — Но она меня налысо обстригла. — Я шмыгнула носом, но не заревела. — Все издевались надо мной. Вайдела вздохнула. — Твои волосы отрастут, дитя мое, а душа уже не восстановится. Ненависть калечит гораздо хуже обрезанных волос. Миллион раз я представляла тетку с обрезанными волосами, лысую, получающую тычки и затрещины, и от этого становилось легче. Теперь же, по прошествии стольких лет, я поднесла свечу поближе к ее лицу, чтобы посмотреть ей в глаза.