Кроме внука Морфея у Никты есть внучка Лета, воплощение забытья. Ее часто путают с одноименной рекой в аду, воды которой позволяют душам забыть, кем они были, чтобы безмятежно возродиться в будущем. Об этом говорится у Вергилия в VI песне «Энеиды», где Эней находит в Элизии своего отца Анхиза: «Что за река там течет – в неведенье он вопрошает, — Что за люди над ней такой теснятся толпою?» Молвит родитель в ответ: «Собрались здесь души, которым Вновь суждено вселиться в тела, и с влагой Летейской Пьют забвенье они в уносящем заботы потоке. Эти души тебе показать и назвать поименно Жажду давно уже я…» «Мыслимо ль это, отец, чтоб отсюда души стремились Снова подняться на свет и облечься тягостной плотью?» <…> «Даже тогда, когда жизнь их в последний час покидает, Им не дано до конца от зла, от скверны телесной Освободиться… …Одни, овеваемы ветром, Будут висеть в пустоте… Чтобы немногим затем перейти в простор Элизийский. Время круг свой замкнет, минуют долгие сроки, — Вновь обретет чистоту, от земной избавленный порчи, Душ изначальный огонь, эфирным дыханьем зажженный. Времени бег круговой отмерит десять столетий, — Души тогда к Летейским волнам божество призывает, Чтобы, забыв обо всем, они вернулись под своды Светлого неба и вновь захотели в тело вселиться»[5]. 6. Тучи постепенно расступаются перед розовым солнцем. Голуби под окном шумно предаются любовным играм. Рене Толедано так и не уснул. На часах уже 7:30. Он встает, смотрит на себя в зеркало в ванной. Он бледен, под глазами круги. Вчера я совершил непоправимое. С минуты на минуту сюда нагрянет полиция. А может, они дождутся, пока я заявлюсь в лицей, и арестуют меня прямо на работе, на глазах у учеников. Вот будет унижение: человек, призванный учить молодую поросль уму-разуму, оказался не в силах взять в руки себя самого и, подстегиваемый животным инстинктом, совершил непоправимое. Он, поборник скромности, уже видит газетные заголовки: «Учитель истории оказался убийцей бездомного». Весь дрожа, он твердит про себя: «Наверное, лучше всего было бы явиться с повинной. Это может сыграть мне на руку: я буду настаивать, что воспользовался правом на самооборону». Он быстро одевается, хватает сумку, прыгает в машину и мчится в ближайшее отделение полиции. Перед зданием полиции он несколько минут стоит, глядя на входную дверь, на мельтешение людей в форме цвета морской волны. Поверят ли мне? Подъезжает фургон, из него выводят мужчину в наручниках. Он сопротивляется и осыпает полицейских бранью. – Отпустите! Он сам ко мне прицепился, я только защищался! Рене напуган. Они решат, что я укокошил бомжа из чистого удовольствия, как в «Заводном апельсине». То, что выбросил в Сену оружие убийства и столкнул туда же труп, – это отягчающие обстоятельства. Огребу не меньше десятки! Он торопится уехать. В пути, чтобы отвлечься, включает радио. Ведущий начинает с результатов футбольных матчей. Парижская команда выступила неплохо, хотя ее капитана поймали в злачном месте за употреблением наркотика. Наступает очередь войны в Сирии. Тамошний диктатор, похоже, снова прибег к отравляющим газам, чтобы превратить в беженцев собственное мирное население. Организации помощи пострадавшим, предоставившие доказательства химической атаки, сообщают о сотнях погибших. Многие страны требуют официального осуждения, но Россия и Иран, открыто поддерживающие диктатора, наложили вето. Представитель сирийского правительства утверждает, что повстанцы отравились сами, чтобы привлечь внимание мировой общественности. Забастовка всех транспортников страны продолжится до выходных. Профсоюзы отвергают президентскую реформу. Президент заявил, что не уступит. Конфликт грозит затянуться. День памяти геноцида армян в 1915 году. Турецкий президент предупредил, что со всеми странами, которые признают то, что он называет «исторической ложью о геноциде армян», Турция автоматически разорвет дипломатические и торговые связи. Он отрицает, что турецкая армия убила полтора миллиона человек, и призывает к уличной демонстрации протеста против «убийства турок армянами в 1915 году». Армянское правительство призвало все страны мира набраться смелости и предпочесть истину выгоде от экономических и дипломатических связей с Анкарой. Происшествия. Еще три 20-летние женщины погибли в Париже от употребления GHB, гамма-гидроксибутирата, он же «эликсир забвения» или «снадобье насильников». Употребление GHB приводит к летальному исходу при передозировке либо отбивает у жертв насилия память о случившемся с ними и не позволяет описать внешность насильников. Погода: впереди несколько солнечных дней. Опасность засухи на протяжении всего сентября. Выпуск новостей завершается результатами лотереи. Рене Толедано облегченно переводит дух. О выловленном в Сене трупе не сказано ни слова. Возможно, они его вообще никогда не найдут. Или им плевать. Дня не проходит, чтобы в реку не упал пьяный бездомный. Эта информация живет в единственном месте – в моей памяти. Достаточно забыть – и все будет так, словно этого не происходило. Он чуть не сталкивается с машиной справа, водитель которой выпаливает в его адрес очередь брани: – Пропусти помеху справа, козел! Забыл правила, что ли? Он прав, недаром на фасаде отцовской клиники написано: «Память – это всё». Я должен сохранять сосредоточенность. Жить в настоящем, забыть прошлое. От этого зависит выживание. Того, кого нет в памяти, не существует. Его больше нет. Вчера вечером я угодил на сеанс гипноза, и на мне поставили новый эксперимент. Сама экспериментатор плохо к нему подготовилась. Я ушел домой, отдыхать, не дождавшись конца представления. Вот и все. Он твердит про себя эту версию, как мантру. Больше ничего не было. 7. Рене Толедано ставит машину на стоянку лицея Джонни Холлидея. У входа в лицей стоит статуя идола молодежи, умершего в 2017 году. В руках у него гитара, на бетоне выгравированы слова из одной из его наименее известных песен, «Я читаю», – его символ веры, побуждающий юношество интересоваться письменным словом. Когда Рене появился здесь впервые, его поразили эти исполненные наивности слова, преподносимые ученикам как плод размышлений античного мудреца. Тогда он сказал себе: Лицей Джонни Холлидея – а почему не лицей Микки-Мауса? Тоже ведь идол молодежи. Учитель истории входит в лицей и издали приветствует директора Пинеля, наблюдающего за толпой учеников и учителей в главном дворе. Бетонные стены учебного заведения густо покрыты граффити на тему испражнений и противоестественных половых сношений, сопровождаемые соответствующими непристойными выражениями. Есть и надписи политического свойства – призывы к разрушению общества потребления и бунту. Не думать больше о скинхеде. Впереди работа, о ней и думай. Он придает своей походке решительности, приветствует заговорщическим жестом коллег, как будто вместе с ними готовится к бою. К бою с невежеством. Противник упорен, его нельзя недооценивать. Если больше не думать «о том, о чем нельзя», то будет проще добросовестно трудиться, и тогда все станет как прежде. Забывшую голову меч не сечет. Снова появляется проклятый тик. Он глубоко дышит и сжимает кулаки. Где мои профессиональные навыки? Он кидается в туалет и запирается в кабинке. Его рвет. Прошлого не изменить. Нельзя вернуться назад, это не видеоигра, где можно переиграть эпизод. Это часть прошлого, я ничего не могу с этим поделать.