По предварительной договоренности хозяин предоставил гостям виллу, а сам уехал в свой загородный дом в предгорьях Альп. С собой он забрал слуг – гости настаивали на полной конфиденциальности. Причина вполне понятная, и банкир, вежливо встретив гостей, откланялся. Немец и француз приехали на виллу в сопровождении своих слуг, которые меньше всего были похожи на лакеев и камердинеров. Судя по военной выправке, они чаще носили мундиры, чем фраки и смокинги. Подозрительно поглядывая друг на друга, они обошли виллу, убедились в том, что в ее помещениях никого нет, после чего взяли под наблюдение ее окрестности. Представители враждующих государств знали друг друга, но в разговоре обращались к собеседнику исключительно по имени. Немца звали герр Вальтер, француза – месье Анри. Первым разговор начал немец. – Месье Анри, давайте не будем обсуждать здешнюю погоду, а сразу перейдем к делу. Идет война, и каждый день на ней гибнут люди. Поэтому, чем быстрее мы с вами найдем точки соприкосновения, тем меньше в наших странах будет вдов и сирот. – Полностью согласен с вами, герр Вальтер. Хочу сразу вам сказать, что те, кто отправил меня сюда, положительно отнеслись к предложению вашей стороны вести переговоры между нашими странами. Ведь Франция и Германия больше всех остальных пострадали в этой войне. Британия, которая хоть и является нашим союзником, не склонна форсировать переговоры о перемирии. На ее территории боевые действия не ведутся, и ее целью является полная капитуляция Германии, что, согласитесь, при нынешней обстановке на фронте, абсолютно нереально. – Вы правы, месье Анри. Хотелось бы напомнить вам слова, сказанные вашим гениальным соотечественником Наполеоном Бонапартом после сражения с русской армией под стенами Москвы: «Французы в нем показали себя достойными одержать победу, а русские стяжали право быть непобедимыми». То же самое можно сказать и про ситуацию, сложившуюся на фронте противостояния Франции и Германии. – Герр Вальтер, ситуация на фронте патовая, и самое лучшее, что можно сделать – заключить перемирие между нашими странами. Вы, кстати, упомянули русских – ведь они совершили революцию, которая смела правящую в Россию династию, и к власти пришло правительство большевиков. Они вышли из войны, и расклад сил в войне полностью изменился. А ведь такая же революция может произойти и в наших странах. Люди устали от войны, и они готовы поддержать любого демагога, который пообещает им мир. Ради того, чтобы ничего подобного не случилось, нам следует срочно заключить перемирие. Немец согласно закивал. Ситуация в Германии была отчаянная. Несмотря на поставки из России продовольствия и сырья, в рейхе остро чувствовалась нехватка всего, что нужно человеку для жизни. Так долго продолжаться не могло. И многие уже в открытую начали говорить, что следует поступить по-русски – свергнуть власть кайзера и заключить мир со странами Антанты на любых условиях. – Месье Анри, я полностью с вами согласен. Войну надо кончать. Только как это сделать? И каковы будут условия мира? Впрочем, о них пусть договариваются те, кто отправил нас сюда. Наша же задача – установить контакт и обменяться предварительными пожеланиями о дальнейшем ведении переговоров. Полагаю, что они будут касаться, прежде всего, прекращения боевых действий с соблюдением статус-кво. То есть наши и ваши войска останутся там, где они находятся на сегодняшний момент. – Герр Вальтер, нам будет трудно сдержать парижан и тех, кто ведет партизанскую войну в Нормандии. Они вряд ли подчинятся приказам командующих воинскими частями. – Месье Анри, – развел руками немец, – эти вопросы находятся в вашей компетенции. Но, как нам кажется, прекращение боевых действий должно обрадовать всех. Ну, а если найдутся те, для кого приказы командиров ничто, то с ними следует поступать по законам военного времени… – А как нам быть, герр Вальтер, с британскими частями, находящимися на территории Франции? Они ведь нам не подчиняются. – Месье Анри, – хитро улыбнулся немец, – вы полагаете, что, узнав о перемирии, англичане рискнут продолжить боевые действия? Готов с вами поспорить – они спешно эвакуируют свои части на Британские острова. Эти вояки один на один в Европе сражаться не способны. Вам напомнить про коалиционную войну в Крыму? Тогда англичане всю тяжесть боевых действий свалили на плечи французов, но потом, когда Севастополь был взят, трубили на весь мир об этом так, словно именно они одни и победили в той войне. Нет, мы не верим в то, что британцы продолжат воевать с нами на континенте. Тем более мне почему-то кажется, что они уже проводят зондаж в какой-нибудь нейтральной стране, пытаясь установить контакт с нашими дипломатами, чтобы первыми подписать сепаратный мир. У вас, месье Анри, нет сведений о подобном зондаже? – Это вполне в духе британской дипломатии, – француз ушел от ответа на заданный ему вопрос. – Герр Вальтер, я надеюсь, что условия будущего мирного договора будут приемлемыми для чести Франции. Я понимаю, что об Эльзасе и Лотарингии уже не может идти и речи. Но ведь Германия захочет получить компенсацию за понесенные ею жертвы и убытки? Надеюсь, что не за счет территориальной целостности Франции? – Гм, месье Анри, как я уже говорил, условия мирного договора – это дело наших дипломатов. Думаю, что Германия получит компенсацию за счет территорий соседей Франции. И, прежде всего, Бельгии. Впрочем, возможны и другие варианты. А сама Франция нас мало интересует. Вероятно, среди статей мирного договора будет и такая, в которой Франции запретят строить на границе с Германией укрепления, а пограничная территория будет демилитаризирована. Возможно, что Франции придется отдать в аренду Германии часть своих колоний. Главное же – мир, которого так ждут народы Европы. – Я понимаю вас, герр Вальтер. Франция понесла страшные людские потери. На территориях, через которые прокатились боевые действия, разрушено все, что можно было разрушить. Продолжать войну – это для нас полная катастрофа. Даже если произойдет чудо и мы победим, то Франции уже никогда не быть великой державой. Мы неизбежно превратимся в колонию САСШ, которые станут гегемонами в Европе. Нашим странам стоит вспомнить слова, которые сказал в конце XVIII века французский дипломат Шарль-Морис Талейран. Он говорил: «Америка усиливается с каждым днем. Она превратится в огромную силу, и придет момент, когда перед лицом Европы она пожелает сказать свое слово в отношении наших дел и наложить на них свою руку. В тот день, когда Америка придет в Европу, мир и безопасность будут из нее надолго изгнаны». – Вы правы, месье Анри. Перемирие, а затем и мирный договор должны быть подписаны как можно быстрее. Это спасение наших держав от порабощения их англосаксами. Мы должны прекратить эту войну, которая превратилась в кровавую мясорубку. Только в этом случае нам удастся остановить взаимное самоистребление. Или мир, или кровавый революционный хаос, которым поспешат воспользоваться наши враги и ваши нынешние союзники. Третьего не дано! 29 сентября 1918 года. Петроград. Таврический дворец. Кабинет председателя Совнаркома – Товарищи, – пыхнув папиросой, произнес Сталин, – я собрал вас здесь потому, что, как мы ни надеялись на затягивание боевых действий на Западном фронте, кажется, дело там идет к концу. Подробнее вам доложит начальник нашей военной разведки генерал Потапов. Генерал встал со своего места. – Кхм, господа, то есть товарищи, – немного смущенно произнес он, – несколько дней назад наши агенты в Швейцарии зафиксировали факт тайной встречи германских и французских представителей. Собственно, переговорщиков подвела излишняя конспирация. Нашему человеку показалось странным, что в один прекрасный день с загородной виллы одного из владельцев банка «Швейцарский кредит» был удален весь персонал, включая поваров, садовников и даже сторожа при воротах. О чем там совещались германские и французские представители, и каковы были их полномочия, мы не знаем. Но факт заключается в том, что эта встреча состоялась, а значит, стороны ищут возможностей для сепаратного мирного соглашения… – Ну как же так, товарищи, – вскочил со своего места Ленин, – товарищи Тамбовцев и Ларионов, если мы все сделаем по их рецептам, обещали нам, что война на Западном фронте затянется как минимум до двадцатого года и приведет к кровавой ничьей. И что мы видим, на дворе даже не октябрь месяц, а немцы и французы уже шушукаются о мире. Как это все понимать? – Понимать это, товарищ Ленин, надо так, – ответил адмирал Ларионов, – все высвободившиеся резервы и полученные от нас ресурсы, которые давали немцам возможность вести длительную позиционную войну, они азартно вбухали в одну-единственную наступательную операцию. Результаты этой авантюры в политическом плане, конечно, потешили самолюбие кайзера Вильгельма, но в плане стратегии и даже тактики это был один сплошной провал, который и угробил преимущество, которое германская армия получила после выхода из войны Советской России и Италии и самоустранения с Западного фронта САСШ. – Господин адмирал имеет в виду попытку германцев захватить Париж? – поинтересовался генерал Брусилов. – Париж – это действительно германский идефикс еще с четырнадцатого года. Мол, с его захватом Франция непременно капитулирует, а Британия, не в силах сражаться на суше в одиночку, выйдет из войны. И тогда вся германская армия обрушится всей мощью на Восточный фронт. Причем такие душераздирающие истории нам на допросах рассказывали не попавшие в плен немецкие офицеры, а австрияки, которые почти с самого начала не могли воевать без немецких костылей. Правда, я не соглашусь с господином Ларионовым в том, что это был провал в области тактики. С этой точки зрения операция была организована блестяще, и германская армия с легкостью вошла в Париж, проскочив с ходу почти до самого его центра. А вот дальнейшие события обнажили всю стратегическую бессмысленность сего действа. Французское правительство перебралось в Орлеан, а в Париже Германия вместо легкой победы заполучила затяжную бойню, которая по масштабу потерь сумела превзойти Верден. – Алексей Алексеевич, – произнес адмирал Ларионов, – говоря о тактическом провале, я имел в виду тактику уличных боев в крупном населенном пункте с многоэтажной долговременной застройкой, где каждый дом, по крайней мере их первый и второй этажи, имеющие толстые стены, был превращен в настоящую крепость. Германская армия вломилась в Париж, словно таран, и застряла в нем, не в силах двинуться ни туда, ни сюда. Они не могут взять весь Париж целиком и вытеснить противника в чистое поле, потому что французы стоят насмерть. И они не могут оставить его и отойти на рубежи, удобные для обороны, потому что это было бы воспринято в Германии как поражение в войне и, скорее всего, приведет к революционному взрыву, который как минимум сметет монархию. Вильгельм это прекрасно понимает, поэтому приказывает своим солдатам закрепиться в руинах французской столицы и держаться, сколько хватит сил. Но и французам тоже там несладко, потому что к настоящему моменту несколько успешных германских прорывов и «парижская мясорубка» окончательно их обескровили. Только тут я, к сожалению, владею информацией в гораздо меньшем объеме. – Виктор Сергеевич, вы правы и в отношении немцев, и в отношении французов, – кивнул генерал Потапов. – По данным нашей разведки, германская армия понесла огромные потери и истощена. В некоторых ротах солдат не наскрести и на полноценный взвод. Почти необученные призывники тысяча девятисотого года рождения попадают во фронтовые части и массово гибнут в первом же бою из-за отсутствия опыта и плохого физического состояния. Раненые не успевают долечиться, как их снова бросают во фронтовые части, испытывающие хронический некомплект людского состава. Что же касается французов и англичан, то они попытались возместить свои потери за счет солдат, набранных в многочисленных колониях. И если на первых порах это срабатывало, то теперь, когда армии Антанты более чем наполовину состоят из колониальных частей, ситуация с дисциплиной ухудшается с каждым днем, потому что это разноплеменное воинство желает воевать еще меньше, чем европейцы, смертельно уставшие от затяжной войны. Сейчас эта разноязыкая человеческая масса все хуже и хуже подчиняется своим командирам, и все больше и больше – самым низменным инстинктам. Причем на территории самой Британии таких колониальных частей нет. Все они, и британские, и французские, находятся на территории Франции, и от их действий мирное французское население страдает ничуть не меньше, чем от зверств германских гренадер. Тамбовцев хмыкнул и произнес: – Товарищи, из этого стоит сделать вывод, что цель, которая стояла перед нами год назад – полностью истощить сражающиеся на Западном фронте армии, все-таки достигнута. Единственное отличие фактического хода событий от запланированного заключается в том, что благодаря германскому энтузиазму и проведенной Парижской операции это истощение было достигнуто всего лишь за год, а не за три. В настоящий момент ни у Франции, ни у Англии, ни у Германии нет свободных сил для проведения интервенции на территорию Советской России. В то же время Япония показала, что она, конечно, и рада была бы поживиться чем-нибудь, но при этом она не готова вести более или менее масштабные боевые действия, грозящие серьезными потерями японской армии. К тому же вряд ли немцы и французы в Цюрихе договаривались о мире и даже о сколько-нибудь продолжительном перемирии. Скорее всего, речь шла только о временном прекращении огня, ибо ни та, ни другая сторона не считает себя побежденной и рассчитывает, что, зализав раны и наведя порядок в тылу, она все же сумеет нанести врагу окончательное поражение в этой войне. – Так это же замечательно, товарищи, – возбужденно произнес Ленин, который вскочил со своего места и, заложив большие пальцы рук за проймы жилета, принялся мерить шагами сталинский кабинет, – пусть с опозданием на год, но в Европе все-таки сложилась полноценная революционная ситуация. Мы немедленно должны оказать всю возможную помощь французским и германским товарищам для того, чтобы они, использовав сложившиеся революционные ситуации, смогли повторить наш опыт и начать в своих странах социалистические революции… Сталин, не желающий втравливать вверенную ему страну в политические авантюры, прикуривая папиросу, нарочито уронил портсигар на стол, тем самым как бы ненароком прервав поток ленинского красноречия, и, пыхнув дымом, громко сказал: – А что по этому поводу думает наш политический консультант товарищ Тамбовцев? Как я помню, в прошлой версии истории все европейские социалистические революции полностью провалились из-за неготовности к ним основных масс пролетариата и крестьянства, а местные коммунистические партии, вставшие в авангарде рабочего класса, дискредитировали себя этой неудачей, понесли тяжелые потери и, в конце концов, оказались разгромлены. – Как я понимаю, товарищ Сталин, – ответил Тамбовцев, – в настоящий момент в Германии о революционной ситуации не идет и речи. Благодаря нашей помощи положение в тылу там тяжелое, но вполне терпимое, а сами немцы, стоя одной ногой в Париже, считают, что находятся на пороге победы. Если мы сейчас начнем там подготовку к революции, то немецкие коммунисты и поддерживающая их Советская Россия останутся в глазах широких слоев немецкого населения виновниками, которые нанесли победоносной германской армии «удар в спину». В данный момент будут преждевременными любые действия в этом направлении. Если Германии и в этот раз суждено проиграть войну, то в проигрыше пусть будет виновна только германская буржуазия и никто более. Что же касается Франции, то там созрела не революция, а бунт в колониальных частях, который грозит массовой резней местного населения, а отнюдь не социалистической революцией. Способствовать такому развитию событий не стоит. Тем более что стихийно назревающим бунтом управлять невозможно. К социалистической революции, как и в Германии, там не готов сам рабочий класс, представители которого разными способами пытаются выбиться в мелкие буржуа. Единственной страной, в которой революция действительно сможет одержать победу, является расползающаяся на части Австро-Венгрия. Чем бы эта война ни закончилась для этой страны, в любом случае вернувшиеся домой солдаты национальных частей разнесут ее вдребезги. Ибо национальное единство «двуединой монархии» давно превратилось в голую фикцию. Единственно, где стоило бы поддержать социалистические революции – это расположенные у наших границ Словакия и Венгрия, тем более что в нашей Красной гвардии есть отдельный словацкий батальон и мадьярская бригада. Вот им и карты в руки. Что же касается Чехии, Австрии, Словении, Хорватии и прочей Боснии, то там в нашу сторону пока ничего не дышит и не смотрит. Ленин посмотрел на Тамбовцева обиженным взглядом, как маленький мальчик смотрит на взрослого дядю, который отобрал у него красивую игрушку. Но делать нечего, аргументированно спорить по данному вопросу было невозможно, ибо все аргументы были на стороне оппонента, а спорить не аргументированно, с переходом на политические личности, было противопоказано по политическим соображениям. Дело было в том, что в споре, переходящем в политическую брань, Сталин неизбежно оказывался на стороне пришельцев из будущего, как и большинство из недавно обновленного состава ЦК. А поражение в публичной дискуссии грозило Ленину потерей лица. – Хорошо, товарищ Тамбовцев, – сказал он, – вы меня убедили. Коль, как вы говорите, европейский пролетариат еще не готов к социалистической революции из-за того, что их одолевают мелкобуржуазные инстинкты, то значит, он еще не готов к борьбе за свои классовые интересы. Но что вы скажете о таком слабом звене в цепи европейских буржуазных стран, как Италия? – Италия, товарищ Ленин, – ответил Тамбовцев, – отличается от всех прочих стран тем, что состоит из промышленного севера и аграрного юга, причем в ней практически на равных участвуют в политической борьбе коммунисты, будущие фашисты, анархисты, ориентированные на католическую церковь популяры и организованные преступные кланы, именуемые мафией. В нашем прошлом победу там к 1922 году одержали фашисты под руководством бывшего социалиста Бенито Муссолини. Что будет на этот раз – никто не знает, ибо, в отличие от нашей истории, Италия не входит в число держав-победителей, если таковые и будут, а значит, она не будет участвовать в дележе добычи. В любом случае за этой оперой лучше понаблюдать с галерки, чем непосредственно участвовать в самом спектакле. – Все ясно, товарищ Тамбовцев, – произнес довольный Сталин, не желающий распылять не такие уж великие ресурсы Советской России на помощь разным европейским пролетариатам, – мы внимательно выслушали все, что вы нам сказали, и думаю, что мы должны принять ваши слова за основу при планировании наших действий. На этом, пожалуй, всё. Товарищи военные могут быть свободными, а товарищей Ленина и Тамбовцева я попрошу задержаться. 5 октября 1918 года. Поезд Екатеринослав – Петроград. Член Екатеринославского губернского Совета Нестор Иванович Махно После моих приключений с войсками Красной гвардии я отправился к себе в Гуляйполе, где меня ждали моя коммуна и семья. Как оказалось, за время моего отсутствия меня выбрали в члены губернского Совдепа. Правда, я появлялся в Екатеринославе нечасто, больше занимаясь делами в Гуляйполе. А их накопилось изрядно. С фронта демобилизовались солдаты, которые требовали, чтобы им побыстрее дали их личные земельные участки. Я предлагал им объединиться в коммуны, но эти куркули категорически отказались от моего предложения, заявив, что хотят быть сами хозяевами на своей земле. Ну и ладно! Однако скоро все эти дела мирные наскучили мне. Видимо, не для того я рожден был, чтобы заниматься крестьянским трудом. Нет, мне нравилось хозяйничать, выращивать хлеб, видеть, как мои земляки трудятся на общей земле. Но все же чего-то не хватало. Наверное, того, что объединяет всех революционеров – борьбы за свободу народов. Посовещался я со своими ребятами, и они меня полностью поддержали. Только как это сделать? Красная гвардия прошлась словно стальной метлой по нашим местам, успокоила Крым, Кавказ, Бессарабию. Сейчас там тишина. Есть, конечно, бандиты, шалят, честных хлеборобов грабят. Одну такую шайку, объявившуюся неподалеку от Гуляйполя, я со своими хлопцами не так давно ликвидировал. Надо же, стервецы, объявили себя анархистами и принялись отбирать у селян имущество, девок насиловать, словом, вести себя, как последние бандиты. Кое-кого мы постреляли, а кое-кого взяли в плен и судили народным судом. Ну и повесили их, чтобы другим неповадно было. Сели мы потом с Семеном Каретником, помянули двух своих хлопцев, которых убили эти бандиты, выпили и разговорились. Семен мне и говорит: – Нестор, а напиши ты обо всем товарищу Османову в Петроград. Помнишь, когда мы прощались с ним, он сказал, чтобы ты написал ему, если что-то будет непонятно. И посмотрел он так, словно в душу заглянул. Ох, непростой он человек, Нестор, уж поверь моему слову. Думаю, что товарищ Османов даст тебе правильный совет. Послушался я Семена, написал письмо товарищу Османову в Петроград. Правда, адреса я его не знал, и потому на конверте такой адрес поставил: «Петроград, начальнику ИТАР товарищу Тамбовцеву». Вспомнил я, что товарищ Османов не раз мне говорил, что самый главный в этой самой ИТАР – его старый приятель. В сопроводительной записке, вложенной в письмо, я попросил товарища Тамбовцева передать мое послание Мехмеду Ибрагимовичу. И оно дошло! Недели через три из Петрограда пришла телеграмма: «Приезжай, буду рад тебя видеть. Есть о чем поговорить. М. Османов». Вот, как хочешь, так и понимай – вроде он мне нужен, но получается, что и у него ко мне есть дело. А подписался он хитро – можно прочитать, как Мехмед Османов, а можно – майор Османов. Правильно говорил мне Семен – непростой он человек. Вот и отправились мы вдвоем с Семеном поездом до Петрограда. Все честь по чести – купили билеты, запаслись харчами, получили бумаги в Екатеринославском Совете, дескать, едут товарищи Махно и Каретник в столицу не просто так, а по важным государственным делам. И про оружие, которое у нас было при себе – у меня наган, у Семена браунинг. Хоть советская наша власть прочно на ногах держится, но всякой нечисти еще навалом. Народ в вагоне был, в общем, приличный. Кто ехал по делам, кто родственников навестить. Но мы с Семеном все равно держали ухо востро. И не зря – ужучили мы одного вора, который хотел стянуть сидор с продуктами из-под головы у спящего селянина. Поймать-то мы его поймали, только потом и сами были не рады. Мужики начали бить его смертным боем, а потом решили выкинуть из поезда на полном ходу. Тут нам с Семеном пришлось оружие свое достать – иначе без него точно мазурика этого порешили бы. Только не по справедливости это – за харчи человека убивать. Кто его знает – из-за чего он их украсть решил, может быть, у него детишки дома голодные. В общем, на первой же станции сдали мы его местной милиции – они тут власть, пусть и разбираются. А на нас с Семеном народ коситься начал. Видно, кто-то донес на нас – в Харькове в вагон патруль зашел и проверил наши документы. Только похоже, что Мехмед Ибрагимович о нас сообщил кому следует – старший патруля прочитал наши мандаты, вежливо так приложил руку к фуражке и пожелал нам счастливого пути. Так прямо и сказал: «Следуйте, Нестор Иванович и Семен Никитич, в Петроград, с документами у вас все в порядке. Надеюсь, что доберетесь вы до места назначения без приключений». После этого народ в вагоне от нас вообще стал шарахаться. Видно, подумали, что непростые люди рядом с ними едут. И ехали мы потом до Красного Петрограда без приключений, так, как нам в Харькове старший патруля пожелал. По дороге ели мы то, что прихватили с собой из Гуляйполя – сало и колбасу домашнюю. На остановках, когда меняли паровоз, Семен выходил на перрон и покупал у торговок картошку в мундире, пироги с капустой, хлеб свежий, словом, кто чего принес на продажу пассажирам. Народ от нас шарахался, а вот детишки, которые ехали в вагоне, то и дело подбегали к нам и смотрели голодными глазами на то, как мы ели. Мы с Семеном угощали их – кому дашь кусочек колбасы, кому яичко, сваренное вкрутую. Жалко малых – видно, люди живут пока голодно, если даже детишек своих не могут накормить досыта. Мы проехали мимо Москвы, не остановившись в ней, хотя мне очень хотелось встретиться и побеседовать с теми, с кем я вместе сидел в Бутырках. И особенно с Петром Аршиновым, который в камере объяснил мне – тогда малограмотному селянину, – что такое анархия и с чем ее едят. Сейчас Петр Андреевич в Москве является одним из руководителей местной федерации анархистов. Если будет все в порядке, то на обратном пути я обязательно загляну в Москву, чтобы встретиться там со своими товарищами по революционной борьбе. От Москвы до Петрограда станции железной дороги выглядели так, как будто никакой революции и не было. Прибывающий поезд встречали милиционеры с красными повязками – хорошо, что не со старорежимными шашками на боку. Правда, поезда ходили точно по расписанию, я сам проверял – опозданий почти не было. На станционных платформах шла бойкая торговля – продавали уже не только продукты, но и разные нужные в хозяйстве товары, причем некоторые из них были изготовлены в Германии.