— Какое отношение это имеет к Джеку? Я думал, что вы работаете, чтобы его вытащить. — Этим я и занимаюсь. — По мне, непохоже. — Донован рассказал мне о Пэтти вчера. Я подумала, что история может относиться к делу, так что работаю над ней. Вы когда-нибудь видели письма, в краже которых обвиняют Гая? — Почему вы так говорите? Он это сделал. — Вы видели, как он это сделал? — Конечно, нет. — Тогда это только предположение. Вы когда-нибудь видели письма? — Почему я должен был? — Ваш отец делал оценку, когда была обнаружена подделка. Я подумала, может он показывал вам копии, если учил вас, чтобы вы последовали по его стопам. — Кто вам это сказал? — Он передал вам свой бизнес, разве нет? Трасатти улыбнулся мне, моргая. — Я не понимаю, к чему вы ведете. Вы меня в чем-то обвиняете? — Вовсе нет. — Потому что, если да, то вы переходите черту. — Это не было обвинением. Я не говорила, что вы что-то сделали. Я сказала, что Гай Малек не делал. Я говорю, что кто-то это сделал и обвинил его. Как насчет Макса Аутвейта? Как он сюда вписывается? — Аутвейт? — Да ладно, Трасатти. Это имя Гай, вроде бы, использовал на своих фальшивых визитках. — Точно, точно. Теперь вспомнил. Я чувствовал, что это звучит знакомо. Какая связь? — Вот почему я вас спрашиваю. Я не знаю. Я думаю, что история Пэтти Мэддисон как-то с этим связана. Ее смерть, подделанные письма. Я просто пытаюсь узнать. — Лучше попробуйте что-нибудь другое. Их никого не осталось. — Почему вы так уверены? Пол Трасатти замолчал. Он начал раскладывать ряды скрепок на магнитном держателе на своем столе. Каждая должна была находиться на одинаковом расстоянии от соседних. — Ладно. Только между нами, — сказала я. — Я однажды пытался их разыскать. — Когда это было? — Лет десять назад. — Правда? — спросила я, стараясь не казаться заинтересованной. — Почему? — Мне было любопытно. Я думал, что у них могут быть другие редкие документы. Знаете, переданные другим членам семьи. — И что вы сделали? — Я нанял специалиста по генеалогии. Сказал, что ищу потерянных дальних родственников. Эта девушка провела поиски. Это заняло несколько месяцев. Она проследила фамилию до Англии, но на этом конце, в Калифорнийской ветке, не осталось наследников мужского пола, и линия вымерла. — Как насчет дядей, тетей, двоюродных братьев и сестер..? — Родители были единственными детьми в семье, так же, как и их родители. Никого не осталось. — Что случилось с копиями документов? — Подделки были уничтожены. — А оригиналы? — Никто их больше не видел. Ну, я не видел, в любом случае. Они никогда не выставлялись на продажу за все те годы, когда я вел бизнес. — Вы знаете, что они собой представляли? — У меня есть их описание. Мой отец вел документацию очень тщательно. Хотите взглянуть? — Очень хочу. Трасатти встал и подошел к шкафу. Я поймала взглядом стенной сейф и четыре металлических ящика для документов. Над ними, на полках, лежали стопки старомодных папок. — Я собираюсь все это когда-нибудь перенести на компьютер. Казалось, он знал, где искать, и я подумала, не делал ли он этого в недавнее время. Он вытащил карточку, взглянул на нее и закрыл ящик. Оставил дверцу шкафа открытой, вернулся к столу и протянул мне карточку. Кошка уснула, лежа поперек моих коленей, как восьмикилограммовый мешок с песком. В списке значилось шесть документов: членский сертификат Общества Бостона и личное письмо, оба подписанные Джорджем Вашингтоном и скромно стоившие 11500 и 9500 долларов; юридическое предписание, подписанное Абрахамом Линкольном, датированное 1847 годом, стоившее 6500 долларов, военный документ, подписанный Джоном Хэнкоком, стоимостью 5500, десятистраничный фрагмент из оригинальной рукописи Артура Конан Дойля, стоивший 7500 долларов, и письмо, подписанное Джоном Адамсом, стоимостью 9000 долларов. — Я впечатлена. Ни шиша не знаю о старых документах, но эти кажутся невероятными. — Они и есть. Эти цены, на которые вы смотрите, двадцатилетней давности. Теперь бы они стоили дороже. — Откуда они попали к отцу Пэтти Маддисон? — Никто не знает. Он был коллекционер-любитель. Что-то он купил на аукционе, а остальные — кто знает. Мог где-нибудь украсть. Мой отец слышал о них, но Фрэнсис — мистер Мэддисон — никогда не разрешал ему их осмотреть. — Его вдова должна была быть идиоткой, чтобы отдать их, как она сделала. Трасатти не ответил. — Откуда Гай узнал о письмах? — спросила я. — Наверное, Пэтти ему сказала. — Почему бы она это сделала? — Откуда я знаю? Она была ненормальная. Делала много странных вещей. Я заметила, как он взглянул на часы. — У вас встреча? — спросила я. — Вообще-то, я надеюсь, что мы с вами закончим. У меня дела. — Еще пять минут, и я ухожу. Трасатти беспокойно поерзал, но сделал мне знак продолжать. — Разрешите мне предложить одну теорию. Ничего из этого не обнаружилось, пока Гай не уехал, так? Трасатти молча уставился на меня. Я должна была продолжать, как Перри Мэйсон во время конфронтации в зале суда. Только у меня не получалось так хорошо, как у него. — Так что, может быть, это Джек был отцом ребенка Пэтти. Я слышала, что он был бабником. Судя по тому, что рассказывал Гай, Джек трахал все, что шевелится. — Я говорил вам, что он был в колледже. Его даже не было здесь. — Он приезжал на похороны матери и на весенние каникулы. Это было в марте, так? — Я не помню. — Как я понимаю, Гая уже не было. Джек чувствовал себя преданным. Он был сражен тем, что Гай уехал без него, так что, возможно, он обратился за утешением к Пэтти. В тот момент она нуждалась в утешении не меньше него.