Д’Арси прибыл в столицу, где имел долгий и тяжелый для него разговор с его величеством о событиях последних месяцев. Король мог быть доволен. Граф де Ля Редорт, давнишний противник, которому сейчас вменялся в вину бунт, погиб. Его соратники, все эти борцы за веру, кто был убит, а кто уже несколько дней как находился в тюремной крепости. Жизни добрых католиков в ближайшее время больше не угрожали крупные выступления богопротивных протестантов, и король мог позволить себе сыграть в благородство. Герцог Д’Арси просил его не препятствовать родным де Ля Редорта перевезти останки графа в родовой замок в Шательдиро, и государь милостиво согласился. Что ж, теперь никто не свяжет имя короля с массовыми гонениями на гугенотов и уж точно не назовет кровавым, как его предка Шарля, что допустил резню в канун праздника св. Бартоломео. В знак признательности за успешное подавление мятежа его величество позволил герцогу небольшой отдых. И теперь Д’Арси возвращался домой. Рана почти не беспокоила его. Уже спустя два дня после ранения он был в состоянии командовать своими войсками. Чертовы гугеноты все же продержались почти трое суток. Герцог в душе если не восхищался их стойкостью и упорством, то, по крайней мере, уважал их. И поэтому весть о гибели графа де Ля Редорта и барона де Шабо не доставила ему радости, как обрадовала бы смерть злейших врагов. Они были достойными противниками, а герцог ценил людей с твердыми убеждениями, даже если считал их ошибочными. За событиями этих трех недель Д’Арси нечасто вспоминал о загадочном исчезновении графини де Ланье. Но сейчас, на пути к дому, она снова задумался над странностями этой истории. Король дал ему время, и теперь он сможет самостоятельно заняться поисками графини. Когда герцог подъехал к замку, ему навстречу выбежали мальчики. Отец, обычно сдержанный в проявлении чувств по отношению к собственному ребенку, подхватил Патрика на руки. Племянник скромно стоял в стороне и ожидал своей очереди. Когда герцогу удалось оторвать от себя сына, он по-отечески обнял и маленького графа де Ланье. Вслед за детьми, тяжело ступая по дорожке сада, ему на встречу вышла герцогиня Д’Арси. — Вы не очень-то спешили к нам, сын мой! — Я тоже безмерно счастлив видеть вас, матушка! — Герцог приложился к руке герцогини, унизанной перстнями. — Наконец-то в доме снова появится мужчина! Крепкая мужская рука тут просто необходима, ведь юные господа совершенно не умеют себя вести! Неудивительно, если их воспитанием занимались все, кому не лень. Раз уж их отцов всегда больше интересовали сражения и дворцовые интриги… — Мне сдается, матушка, что вы с кем-то перепутали нас с Ричардом. Однако, не будем об этом. — Мы еще вернемся к этому разговору, сын мой! А теперь дайте же, наконец, обнять вас! — И старая герцогиня расцеловала Д’Арси, явно отвыкшего от подобной материнской ласки. С трудом вырвавшись из объятий, герцог предложил всем вернуться в дом и отметить его возвращение небольшим семейным обедом. В этот день дети ни разу не уходили на свою половину, слушая истории герцога о недавних событиях. Под неодобрительные взгляды герцогини они требовали все новых и новых подробностей осады. Когда пришла пора ложиться, и Д’Арси зашел в спальню племянника пожелать ему добрых снов, Патрик достал из-под подушки записку и протянул ее герцогу. — Ваша светлость, взгляните, что я получил неделю назад. Герцог развернул бумагу. Это было письмо от графини де Ланье, адресованное Патрику. «Мой милый мальчик», — писала она. «Мне бесконечно жаль, что ты не получал от меня никаких вестей так долго, и я, вероятно, заставила беспокоиться тебя и господина Д’Арси. Прошу тебя простить мне мое невольное исчезновение, связанное с рядом обстоятельств, о которых я расскажу тебе, как только вернусь домой. Я не переставала думать о тебе все это время, и уже скоро, как я надеюсь, мне удастся обнять тебя. Прошу тебя, передай господину герцогу, что я все объясню ему по возвращении. Любящая тебя, Сильвия де Ланье.» — Проклятие! Что это за письмо? Откуда оно у тебя? — Было доставлено вместе с обычной корреспонденцией. А что странного в этом письме? Госпожа Сильвия пишет, что с ней все в порядке, и она скоро вернется. Я волновался, что она пропала так надолго, но ведь теперь волноваться больше нечего, ведь правда, ваша светлость? — Да, Патрик, с госпожой графиней ничего дурного не случилось, и она все разъяснит нам, как только возвратится. Будем рассчитывать на то, что это произойдет довольно скоро. Он пожелал мальчику дорой ночи и вышел из комнаты, стараясь не хлопнуть дверью от поднимавшейся в душе злости. Обстоятельства непреодолимой силы? Ложь и притворство, причины которых он все еще не в состоянии был постичь. Она ничего не объяснила в этом письме, и когда они увидятся, ей придется очень постараться убедить всех, что у нее был достаточно веский повод для исчезновения. В записке графиня обещала скорое возвращение. Что ж, он подождет, ждать герцог умел прекрасно. Ему еще предстояло общение с матушкой, однако та, к его вящей радости, утомилась от многочасовых рассказов и отправилась в свои покои. Перед тем как ложиться в постель, Д’Арси долго стоял на балконе, всматриваясь в темное небо и вдыхая аромат цветов душистого табака. Он снова был дома, и только мысли о Сильвии де Ланье где-то в глубине сознания мешали ему обрести настоящий покой. Тем временем Сильвия постепенно выздоравливала. Долгая болезнь наложила свой отпечаток — женщина походила на тень той Сильвии Дюбуа, которую знали ее близкие. Исхудавшая, с провалившимися глазами, поблекшими волосами и главное, с такой тоской в прежде смеющихся глазах, Сильвия замкнулась в себе. Ее радовала лишь маленькая дочь, ее она просила приносить к ней постоянно. Наступление ночи молодая женщина боялась и ненавидела, ведь с недавних пор она просыпалась в холодном поту от того, что ей снился один и тот же сон: освещенная луной фигура де Ля Редорта и две стрелы, прошивающие его тело насквозь. Она никому не признавалась, что испытывает вину за смерть графа. Когда не стало Ричарда, Сильвии казалось, что все самое страшное с ней уже случилось. Рождение дочери подарило ей стойкое ощущение того, что жизнь снова обрела смысл. Однако растущее изо дня в день чувство вины отравляло женщине существование. Если всего лишь несколько недель назад графиня мечтала о том, как бы вернуться домой, то сейчас ее навязчивая идея казалась ей такой несущественной и мелкой. Мысли лениво вертелись вокруг предстоящего разговора с пасынком, по которому она скучала, и которого раньше так стремилась увидеть и познакомить с дочерью. Как и обещала Кларисса, ее дядя помог устроить все так, что малышку записали как Диану Дюбуа, удочеренную графиней де Ланье девочку, чьи родители были неизвестны. Лежа в постели, Сильвия размышляла, какую правду она станет рассказывать Патрику. О встрече с Д’Арси она просто старалась не думать. Ей стало безразлично, как герцог воспримет ее появление после стольких месяцев отсутствия с ребенком на руках. Не хотелось никаких объяснений, женщина просто хотела покинуть место, где все напоминало ей о ее вине перед де Ля Редортом. Начинался август, и Сильвия, как только начала вставать, первым делом попросила Марию сопроводить ее на городское кладбище. Могила графа была одной из многих свежих — всех участников мятежа, погибших при взятии города, похоронили здесь же. Сильвия принесла с собой букет фиалок и долгое время сидела возле холмика, погруженная в свои мысли. А после, вернувшись с кладбища, зашла в комнату к Клариссе и объявила ей, что уезжает домой и просит подругу как можно скорее найти кормилицу, которая решилась бы поехать с ними. Кларисса пыталась отговорить графиню от столь поспешного отъезда, ведь та была не совсем здорова, однако Сильвия твердо стояла на своем. Она хотела уехать, и Кларисса обещала ей помочь. И вправду, тем же вечером она переговорила с женой булочника, которая все еще приходила к ним в дом, убедила ее отправиться с Сильвией в эту поездку и дождаться, пока графиня найдет себе новую кормилицу. Разумеется, ее сын тоже ехал с ними. За это де Ланье обещала заплатить булочнику хорошие деньги. Перед отъездом Сильвия крепко обняла Клариссу, стараясь скрывать слезы. В последние месяцы подруги стали близки, как никогда, и Сильвии было тяжело покидать ее сейчас. Графиня взяла обещание с леди де Вьен навестить их в скором времени. Сама она не собиралась вскоре возвращаться на юг, хотя и соскучилась по Каролине и ее семье. Для начала ей нужно было получить ответ на вопрос, а что же теперь, в сущности, представляет из себя ее собственная семья. Глава 33. Раскаяние Утром Д’Арси доложили, что графиня де Ланье вернулась в замок. Он велел слугам сообщать ему о любых событиях, происходящих в доме де Ланье. В Д’Арси кипела холодная ярость — женщина не изволила известить его о своем прибытии. Он не стал прежде времени радовать Патрика, сначала ему хотелось самому услышать, что же графиня скажет в свое оправдание. До Шатодюнуа герцог добрался быстро — его подгоняли злость и желание поскорее покончить с этой историей. Остановившись прямо перед дверьми дома, он соскочил с коня и, пройдя мимо ошеломленной прислуги, не дав даже доложить о своем прибытии, стремительным шагом двинулся по замку, заглядывая в каждую комнату, пока кто-то из испуганных слуг не указал ему на библиотеку, где находилась графиня. Женщина как раз разбирала письма, когда дверь распахнулась, а на пороге появился герцог. — И когда же сударыня, вы собирались сообщить мне о возвращении? — холодно осведомился он. — Вы напугали меня, сударь, — только и ответила Сильвия. Ей не было страшно, хотя в другой раз она, вероятно, умерла бы от одного только холода, исходящего от голоса Д’Арси или от ярости, горевшей в его глазах. — Я непременно послала бы вам завтра записку. Ведь раз вы здесь, вам известно, что я прибыла вчера ночью. — Да, это мне известно. Но мне неизвестно, где, черт возьми, вы пропадали все эти месяцы! — Д’Арси надвигался на нее, грозя все сокрушить на своем пути. Однако Сильвия была совершенно спокойна. Она подняла на герцога равнодушный взгляд и устало проговорила: — Я обязательно все объясню вам, сударь, вам не придется заставлять меня. Но позвольте, я сделаю это завтра. Сейчас я слишком утомлена, чтобы вести этот разговор. Д’Арси почти вплотную подошел к графине и угрожающе произнес: — Нет, сударыня, вы объясните мне все здесь и сейчас, я не желаю больше ждать! — Он с трудом держал себя в руках, чтобы не встряхнуть женщину за плечи. — Простите меня, сударь, я знаю, что виновата перед Патриком и вами, но прошу вас, дайте мне возможность объясниться не сегодня. Если вы опасаетесь, что я снова исчезну, то можете поверить мне… — Поверить вам, сударыня? — прервал ее герцог. — После той лжи, которую вы скормили мне больше полугода назад? — От яда в голосе Д’Арси не нашлось бы противоядия. У Сильвии кружилась голова. Дорога была долгой, нынешней ночью ей удалось немного поспать, но сейчас усталость навалилась на нее, и сопротивляться было крайне сложно. — Ваша светлость, я прошу вас, умоляю покинуть сейчас замок! У меня просто нет сил… Д’Арси почти прижал Сильвию к стеллажу с книгами. — Довольно представлений, сударыня, или вы немедленно объяснитесь, или я заставлю вас это сделать. — Он был так близко, что чувствовал, как бьется ее сердце под шелковым покровом платья, как учащается дыхание, и эта близость сводила его с ума. Герцог был готов идти на любые меры в своем желании услышать, наконец, правду. — Заставите? Мне кажется, сударь, как бы ни была велика моя вина перед вами, вы переходите границы! — Сильвии было тяжело дышать, близость Д’Арси одурманивала, заставляла колени подгибаться. Лицо перед глазами расплывалось, и Сильвия едва держалась, чтобы не выказать герцогу свою слабость. Наконец ей удалось взять себя в руки, и она решительно произнесла: — Если вы не желаете покинуть мой дом, тогда это сделаю я, — и оттолкнув руку герцога, перекрывающего ей дорогу, она двинулась к дверям. Она уже была у порога, когда головокружение вновь усилилось, а предметы перед глазами потеряли свои очертания. Сильвия покачнулась и хотела опереться на стену, чтобы не упасть, но тут силы окончательно изменили ей, и она стала медленно оседать на ковер. Д’Арси в одно мгновение оказался рядом и подхватил женщину на руки, не дав ей упасть. Бережно поддерживая ее голову, он уложил графиню на диван. Мужчина был растерян. Он и сам не знал, чего ожидал от разговора, возможно, слез, мольбы о прощении, очередной лжи, но не был готов встретить отпор. А графиня де Ланье не была напугана. Она словно ждала, что герцог поведет себя подобным образом, будто знала, что он может уничтожить ее, и, кажется, ей это было безразлично. Оглянувшись в поисках воды, он увидел стоящий на письменном столе поднос с графином и фруктами. Смочив водой платок, он осторожно отер им лицо и шею Сильвии. Вглядываясь в ее черты, Д’Арси только сейчас осознал, как изменилась графиня: под глазами лежали темные тени, кожа была словно восковая, веснушки на ней поблекли, щеки запали. Руки пугали своей худобой. Вся его злость вдруг испарилась, как ни бывало. Герцогу не была свойственна жалость. Даже когда врач сообщил ему, что де Ланье осталось немного, он не испытывал к нему сочувствия, он лишь проклинал судьбу и свое бессилие. А сейчас сердце его отчего-то сжалось, как от боли. Он не мог представить себе, что могло произойти, что так переменило ее. Женщина все еще не приходила в себя. Тогда, чтобы впустить в комнату свежий воздух, Д’Арси отворил все окна. Август был в самом разгаре, дни были жаркими, и в библиотеке стояла духота. Сильвия глубоко вздохнула и открыла глаза. Герцог присел на край дивана, молча ожидая, когда женщина окончательно придет в себя. — Сударыня, — обратился он к Сильвии, увидев, что та рассматривает его из-под полуприкрытых век. — Я прошу у вас прощения за свою несдержанность, мне не стоило начинать наш разговор с угроз. Поверьте, чтобы я ни говорил, я никогда бы не посмел причинить вам вред. — Вы не испугали меня, сударь. Но сейчас я была бы вам признательна, если бы вы уехали, — тихо проговорила Сильвия. — Разумеется, я незамедлительно покину замок, но прежде я должен убедиться, что вам лучше. Выпейте вот это, вино придает силы. — Он налил в бокал немного рубиновой жидкости из фляги, которую всегда носил при себе. — Благодарю вас, сударь, но, боюсь, я опьянею даже от одного глотка. — Вы не завтракали сегодня? — догадался Д’Арси. — Нет… Я не голодна, — ответила Сильвия. — А когда вы вообще ели последний раз? — поинтересовался он. — Вчера, кажется… На постоялом дворе… Я не помню… И какое это имеет значение… — Сильвия прикрыла глаза. Ей хотелось, чтобы мужчина поскорее исчез. Д’Арси поднялся и переставил поднос с фруктами ближе к дивану. — Неудивительно, что у вас закружилась голова, сударыня. Вам нужно немного поесть. Он помог женщине принять удобное положение и протянул ей пару виноградин. Сильвия заставила себя проглотить их. Герцог протянул ей половинку персика: — Ешьте, прошу вас. Когда она покончила с персиком, Д’Арси все же вынудил ее сделать несколько глотков вина. Сам он устроился на подлокотнике кресла и, пока она ела, старался не смотреть на женщину, чтобы не смущать ее своим присутствием. Сильвии и вправду стало немного лучше. Голова была еще не вполне ясная, но сердце больше не выскакивало из груди, и дышать стало гораздо легче. Щеки ее немного порозовели, и Д’Арси с удовлетворением отметил, что сейчас графиня становится меньше похожа на призрака. — Ну что ж, теперь я могу уехать. Когда вы будете готовы к разговору, просто дайте мне знать. Полагаю, что пока не стоит сообщать Патрику о вашем возвращении, ведь мальчик очень ждет вас. — Д’Арси поднялся. — Прощайте! Сильвия, погруженная в свои мысли, и казалось, даже не заметившая, что Д’Арси уже уходит, вдруг подняла глаза на герцога и произнесла: — Ваша светлость, у вас родилась дочь. Д’Арси вздрогнул, как от удара. Уже стоявший у порога, он медленно развернулся и переспросил: — Простите, сударыня, что вы сейчас сказали? — Я назвала ее Дианой. Герцог приблизился к дивану, наклонился к сидящей на нем Сильвии и угрожающе произнес: — Объяснитесь, графиня! Сильвия смотрела на него прямо, не отводя взгляда. — Когда я узнала, что у меня родится ребенок, я все устроила так, чтобы скрыть свое положение, поэтому мой отъезд стал вынужденной мерой.