– Помню. Пятого, – прикинув, сказала женщина. – Я обычно по средам тут бываю, сегодня вот решила во вторник приехать, завтра к врачу иду. – Сил вам, – пожелала Нина и быстро пошла к выходу. Она бы побежала, если бы в ее возрасте бегать по кладбищу было прилично. Успокоиться удалось, только когда она села в машину. То есть она заставила себя успокоиться. У нее есть Виктор и ее собственная жизнь, в которой она постарается больше не делать ошибок. А все остальное не имеет к ней отношения. Все остальное пусть волнует других. Машин на дорогах стало больше, к офису она приехала только через час. Пустые по случаю выходного дня коридоры выглядели непривычно, она как будто переместилась в какую-то другую реальность, не дающую вернуться в нормальную жизнь. Она нашла Виктора в серверной, уткнулась ему в шею и прошептала: – Ты мне очень нужен, Витя. – Ты мне тоже. Виктор прижал ее к себе, она поцеловала его в щеку. – Долго тебе еще? – Уже заканчиваю. В серверной было тесно. Нина подвинула какой-то ящик и уселась на него. Заглянул один из программистов, перекинулся с Виктором парой слов, убежал. – Подожди в кабинете. Тебе здесь неудобно. – Не хочу, – потрясла головой Нина. В серверной было не только тесно, но и холодно. Она спрятала ладони в рукавах куртки. У нее есть Виктор, и это главное. Все остальное ее не касается. * * * Машина Нины остановилась перед поворотом на Садовое. Илья еле успел перестроиться. Он был поражен, когда Гена предпочел жене сиделку. Илья злился, недоумевал и с тоской смотрел на сына. Тогда он окончательно понял, что сын умирает и надежды на выздоровление нет. Как будто, избавившись от Нины, Гена отказался от всего, что до тех пор связывало его с жизнью. Светофор загорелся зеленым, Илья свернул направо вслед за «Хондой». А ведь, пожалуй, сын интуитивно поступил правильно. Юлия не отходила от него ни на шаг, поила бульоном, читала вслух. До сих пор Илья считал, что она просто хорошо делала свою работу, а сейчас неожиданно подумал, что она действительно искренне переживала за Гену. Она вела себя с ним не только как хорошая сиделка, она казалась по-настоящему преданной женой. Она рыдала в коридоре больницы, а в палату Гены входила с улыбкой. Едва ли Люба сумела бы вести себя так же. Юлия плакала так, что не могла говорить, когда Гена умер. Напрасно они на похоронах отнеслись к ней как к прислуге. Собственно, поэтому все и получилось вот так. Они унизили Юлию, и она отомстила. Машина ехала по Садовому, останавливалась у светофоров. Илья держался сзади. Он вовремя заметил, как Нина прижимается к тротуару, немного не доехав до Курского вокзала. На старости лет в нем просыпается талант сыщика. Он проехал мимо «Хонды», пристроил машину на вокзальной стоянке, торопливо вернулся к тому месту, где остановилась Нина. Успел, женщины стояли возле Нининой машины, разговаривали. Спокойно разговаривали, даже улыбались. Они не вели бы себя так, если бы узнали что-то такое, чего им не нужно знать. Он отступил в сторону, нащупал в кармане плаща медицинскую маску, надел. Носить маски власти не обязывали, но в них ходили многие. Нина села в машину, Юлина сестра быстро пошла к вокзалу, Илья с трудом за ней поспевал. Девушка не торопилась, просто в двадцать с небольшим, даже идя неторопливо, легко обогнать спешащего старика. Девушка повернула к платформам пригородных поездов, Илья метнулся к кассам, купил билет до города, в котором была зарегистрирована Юлия. На платформе у электричек сновали пассажиры. Увидеть Юлину сестру в толпе было невозможно. Он отошел к киоску с газированной водой, чувствуя, как наваливается слабость. Нужно вызвать такси, устало подумал он. Спускаться в метро сил не было. Снова заказывать каршеринг не было желания. Женский голос прямо над ухом объявил об отправлении очередного пригородного поезда. Задев Илью, мимо прошла молодая женщина, таща за руку орущего ребенка. И тут Илья увидел Юлину сестру. Девушка стояла в нескольких метрах от него у соседнего киоска и жевала пирожок. Ему бы в голову не пришло купить пирожок на вокзале, даже если бы он умирал от голода. Впрочем, он никогда не умирал от голода и поэтому не вправе осуждать голодающих. Слабость прошла мгновенно. Появился злой, молодой, веселый азарт. Ему рано списывать себя со счетов, он все сумеет. Девушка выбросила салфетку, в которой держала пирожок, в урну и пошла к стоящей на соседнем пути электричке. Илья, держась в нескольких шагах сзади, зашел за ней в вагон, опустился на ближайшее к двери сиденье. Девушка сидела впереди у окна, спиной к нему. Пассажиров было немного, он хорошо ее видел. Поезд тронулся. Голова работала четко, ясно. Если девчонка умрет, следствие отойдет от его семьи, сосредоточится на двух погибших сестрах. Сфокусируется на другой семье… Нужно только сделать все аккуратно. Он давно не выезжал из Москвы. За окном вместо деревенских домишек мелькали кварталы новостроек. Вид нового, изменившегося Подмосковья навевал ностальгическую грусть. Пассажиры входили, выходили. Рядом с ним пристроилась толстая баба, сосредоточенно рывшаяся в сумке. Шуршание целлофановых пакетов, которые перебирали пухлые пальцы, раздражало. Еще раздражала висящая на подбородке маска, не прикрывавшая толстый курносый нос. Илья прижался к стене вагона, стараясь отодвинуться. Слава богу, через пару остановок женщина вышла. Девушка впереди поднялась, когда следующей остановкой объявили город Юлии. Илья быстро вскочил, не дожидаясь, когда она направится к выходу, вышел в тамбур. Она появилась через несколько секунд, остановилась за его спиной. Когда двери открылись, он замешкался, она вышла из вагона первой. Он вслед за ней проследовал на привокзальную площадь, потом на широкую шумную улицу. Неожиданно она побежала, вскочила в подъехавший автобус. Илья посмотрел автобусу вслед, запоминая номер. Порыв ветра пронзил, подтолкнул в спину. Илья, поежившись, пошел назад к станции. Ветер утих. Он заметил редкие кружащиеся снежинки, первые в этом году. Снежинки таяли раньше, чем ложились на асфальт. Ему повезло, электричка подошла, едва он ступил на платформу. * * * Сумка была не тяжелой, но оттого, что мерзли пальцы, Маша перекладывала ее из руки в руку. Ветер дул в лицо, и свободной рукой она придерживала капюшон. Обычно на ветру у нее краснел нос, и она становилась совсем некрасивой. Маша об этом помнила и старалась не только придержать капюшон, но и закрыть от ветра нос. Получалось плохо. Хорошо, что от остановки до дома идти было всего несколько минут, иначе совсем бы закоченела. Она прошла мимо забора Екатерины Борисовны, остановилась и вернулась к калитке. Та была чуть приоткрыта, а к стволу растущей рядом яблони был прислонен самокат. Большой самокат, для взрослого. Маша почти бегом домчалась до своего дома, бросила сумку в Юлину комнату, торопливо надела теплую куртку. – Выпей хоть чаю, – уговаривала мама. – Ты замерзшая совсем! – Потом, мамочка! – Маша быстро чмокнула маму в щеку и бегом вернулась к соседской калитке. Самокат стоял там же. Скрытый летом густой листвой соседский дом сейчас был хорошо виден. Второй этаж Екатерина Борисовна надстроила лет пять назад. Зачем одинокой женщине такой большой дом, Маша не понимала, но хозяйке виднее. Свет горел в двух окнах на первом этаже.