– Переехал, значит. Как ты, шеф, еще тогда приказал, в Скальске мы его продолжали держать под наблюдением. Аккуратно, чтоб не почувствовал, ты сам приказал. Ну и переаккуратничали маленько. Рукопись Скворцов куда-то заныкал. А как взялись спрашивать… – Бабай прищелкнул языком и усмехнулся. – Зря смеешься, – жестко сказал олигарх. – В том, что случилось, Антон, твоя вина. – Ну, шеф, тут правда… Как-то так получилось… – немедленно начал оправдываться Бабай. – Ну кто ж знал, что у него сердце, в натуре, такое слабое? Пенсионеры эти, они же без конца жалуются, а сами, как лоси, копытят по распродажам… Зуб даю, босс, мы с Лехой Федоровым учителя даже по морде ни разу не приложили, только втолкнули в комнату, не на улице же с ним калякать. А у него – сердце. Взял старый и прямо на глазах дубаря врезал. Как назло, гад! Он скорчил рожу. Мол, повинную голову и меч не сечет, не со зла, начальник, от избытка старания токма… Олигарх помолчал, без выражения глядя куда-то в сторону. Бабай шумно сглотнул. Хотелось откашляться, но он не решился, стерпел. Эти паузы, когда Север так молчит – хуже нет. – Ладно, что сделано, не переделаешь, – сказал наконец Закраевский. Бабай почувствовал, внутри отлегло немного. Закивал с охотой – верно, не переделаешь, с покойника взятки гладки. Как сказал бог Универсам: «Мертвые скидок не имут!» – Дом обыскали? – А то! Не сразу, правда, там местный участковый Шестипальцев поблизости замаячил, пришлось линять огородами. – Бабай хмыкнул, вспомнив, как они с Лехой продирались через крапиву и гнилые заборы. – Потом обыскали два раза, вытряхнули как наволочку. Первый раз ребята старались, второй… ну тут уж я сам шарил, тряхнул стариной. Ничего, в общем, не нашли мы никакой рукописи. Ни следа, шеф! Ни черновиков, ни набросков – ничего. Компьютер его мы тоже не нашли. Хотя был компьютер, это я точно знаю, небольшой такой ноутбук в коричневом чемоданчике. – Внимание не привлек, надеюсь? Без криминала на этот раз? – Обижаешь, шеф! Криминал, скажешь тоже… Вот у них водкой в магазине местном торгуют, «Березонька» называется – вот где криминал-то. До сих пор как вспомню – так вздрогну, такая паленка голимая – спаси-сохрани! Я б за такую отраву сразу давал расстрел без права переписки, точно говорю. А ведь пьют, сволочи, и не давятся. Крепок народ наш, ох крепок… – Бабай ухмыльнулся. – Можно вопрос, шеф? А зачем… – Нельзя! – отрезал Север. Звякнул чашкой, ставя ее на блюдце, и резко повернулся к нему. Бабай от неожиданности поперхнулся, по-мышиному вильнул глазами. Всего-то хотел спросить, зачем всесильному Закраевскому, который в администрации президента двери пинком открывает, книга какого-то пенсионера-учителишки? Если уж Закраевскому нужны книги, купил бы себе библиотеку. Хоть Ленинку бы купил, денег хватит небось. Законное любопытство, между прочим, мысленно подбодрил Бабай сам себя. Солдат, по Суворову, должен знать свой маневр. Третий год он слышит про эту книгу Скворцова, а о чем она – до сих пор не знает. Ведь могли же, нашли бы возможность хоть частями скопировать – нет, шеф не велел. Сказал – близко не подходить. Мол, учитель сразу почует, что текстом интересовались. Нашел тоже Кашпировского на покое… «Вот и ищи теперь черную кошку кромешной ночью в темной собачьей будке!» – зло подумал Бабай, для облегченья души добавив матом. – Солдат, Антон, должен знать, сколько ему положено, – насмешливо бросил Закраевский. – Иначе он перестанет быть солдатом и захочет стать генералом. А переизбыток генералов – так же плохо для армии, как недостаток солдат. Бабай вздрогнул. Опять дьявольщина какая-то. Аж серой припахивает! Нет, не думать об этом… – Думать, Антон, всегда надо, – прозвучало еще насмешливее. – Вот думать много – это действительно вредно. Я плачу тебе не за мысли, а за со-образительность. Понимаешь разницу? – Понимаю, шеф… – Бабай далеко не все понимал, точнее мало что, но уточнять не решился. – Ну, говори, говори, – поторопил Закраевский. – Я же вижу, у тебя еще что-то есть. – Дык есть, возникла тут одна загогулина… Словом, объявился наследник у нашего покойника. – Наследник? Бабаю показалось, что олигарх вздрогнул. Нет, показалось, конечно… Это нешлифованное лицо деревянного идола просто не способно на обычную мимику. – Наследник, шеф, – повторил он. – Оказывается, незадолго до смерти Скворцов был у нотариуса и составил завещание. Дом и счет в банке завещан некоему Альберту Петровичу Обрезкову. – Кто такой? – Север брезгливо шевельнул губами, оттолкнул от себя розетку с творогом, достал из золотого портсигара короткую толстую сигару, прикурил от золотой зажигалки. Любит золото, знал Бабай. И сигарный табак крепости рака легких. Курение в ресторане, конечно, запрещено, но кто и что может запретить Северу? То-то официант безропотно устремился через весь зал с пепельницей, которых здесь якобы в помине нет. Бабай покосился на завиток вонючего табачного дыма, вздохнул завистливо. Что позволено Юпитеру… Он подобрался и начал докладывать: – Личность этого Обрезкова я пробил, разумеется. 39 лет, русский, москвич, не судим, образование – высшее, факультет журналистики МГУ. Разведен, живет один, работает в рекламной конторе, пишет заказные статейки про всякие товары. Кроме того, написал пару книг, писатель, значит. Не шикует, но и не бедствует вроде. С виду – моложавый, следит за собой, кефир-гантели, все дела. Соседи рассказывают – скромный, интеллигентный, вежливый, всегда первым здоровается. Бывает, друзья приходят – выпивают-закусывают, случается, прошмандовка какая-никакая заскочит переночевать верхом на палке, все-таки один живет. Но – без эксцессов, культурно все. В общем, обычный мужик. – С соседями его успел переговорить? Молодец, – кивнул Север. – Стараемся, шеф. Сам-то я светиться не стал, по квартирам Леха Федоров прошелся со своей липовой ментовской ксивой. Ничего, сошло, Леха говорит, никто не присматривался, разговаривали охотно. Там дом не бедный, но и не сильно богатый, в основном отставная интеллигенция. Из тех, у кого дети-внуки в бизнесе, устроили жить по-человечески на старости лет… Бабай замолчал и задумчиво поскреб небритую щеку. Север, неторопливо выпуская дым, смотрел теперь прямо на него. Под этим взглядом, как всегда, хотелось стать меньше и незаметнее. – Так что же тебя в нем не устраивает? В таком обычном и незаметном? – Да есть кое-что, босс. Даже не знаю, как сказать… Значит, так… Есть в его биографии кое-что непонятное. С первого взгляда вроде бы все обычно – родился, учился, служил, опять учился, работал, женился-разводился. Писал статьи, книги – в общем, мышь бумажная. А странности вот какие – после окончания журфака наш фигурант не побежал, как все его однокурсники, устраиваться работать в какую-нибудь желтую прессу, поливать грязью просторы Родины, а неожиданно умотал за границу. И не было его в стране года четыре. Потом вернулся, купил квартиру, к тому времени совсем не дешевую… – И что? Может, на заработки ездил? – Если бы! Таксёрил бы где-нибудь в Штатах или в Германии – было бы понятно. Я тут узнал через верных людей, что за границей он вообще не работал. Болтался по миру, как говно в проруби. Африка, Ближний Восток, Азия, Австралия, Новая Зеландия, Южная Америка – наш пострел везде поспел. Зачем, для чего? На какие шиши, в конце концов? Такие вояжи поперек шарика – дело-то не дешевое, сам понимаешь, шеф. А он себе ни в чем особо и не отказывал – перелеты первым классом, отели пять звезд, машины напрокат. Откуда, спрашивается, дровишки, из какого-такого леса?.. И это еще ладно, об этом его вояже хоть что-то известно. Но он потом еще три раза уезжал за границу, тоже на год, на два. Вот об этих поездках – вообще никакой информации, уехал и растворился. Потом опять выныривает, как хрен из бублика… Короче, шеф, невнятный получается у нас человечек, хотя вроде весь на виду. Мутный какой-то… – Спецслужба? – быстро спросил Закраевский. – Нет, этих я бы уже вычислил. Я сначала тоже подумал – спец или с криминалом повязан. Даже проверил через свои каналы – нет, не то… Зуб даю, шеф, не спецслужбы, не криминал, ничего похожего… Приятель наш сам по себе. Даже как-то слишком сам по себе, вот это меня настораживает… – Бабай опять замолчал. Шумно выдохнул, слегка развел огромными ручищами, скромно потупил глазки. Вот, доложил все как есть, дальше сам думай, шеф, хозяину с бугра виднее. – Понятно, – неопределенно сказал Закраевский. Поморщился от табачного дыма, попавшего в глаз, раздраженно ткнул в пепельницу окурок. Тот не погас до конца, и сизая струйка неторопливо потянулась вверх. – Итак, что ты еще сделал? – Ну я ж понимаю, шеф, что наследник нам нужен, как ежу кепка. Я его сначала предупредил по-хорошему. Показал, что будет, когда начну по-плохому. – А он? – Не понял меня, все-таки поехал в Скальск, – признался Бабай. – Ну с нотариусом у меня есть договоренность, тот, в крайнем случае, посулит ему денег, чтобы отстал. На крайняк я там оставил трех ребятишек, поговорят как надо, если по-хорошему не понимает. Чтоб дошло, наконец! – Наследник, наследник… – Север задумчиво побарабанил пальцами по ослепительно-белой скатерти. – Сам никто и звать его никак. Интересно… Хорошо бы мне самому на него глянуть, да некогда сейчас, не ко времени из Москвы уезжать. Нерационально. Бабай вдруг подумал, что в этой истории, куда ни глянь, одни обычные и незаметные – сплошные серые мыши в сумерках. Только почему-то всесильный олигарх Закраевский ими очень интересуется. Этого он не сказал, разумеется. Как сказал Закраевский, платят-то не за мысли. – Как считаешь, он тоже охотится за книгой Скворцова? – спросил Север. – Ну… – В том-то и дело, что «ну». Сплошное «ну» получается… Может он знать, где книга? – Знает – расскажет. Не знает – тоже расскажет, – твердо пообещал Бабай. – Я из него душу выну и сушить повешу! – Не напортачь в этот раз. – Обижаешь, шеф. Окурок все еще дымил в пепельнице, и олигарх не выдержал, потушил его, прижав пальцем горящий кончик. Прямо так, голым пальцем в огонь, отметил про себя Бабай. И не поморщился, даже лицом не дрогнул, только вытер палец салфеткой. Впрочем, это еще цветочки, знал Бабай. Подумаешь, окурок… Однажды, сопровождая Севера на какую-то стройку, он сам был свидетелем, как олигарх в задумчивости взял с подоконника толстый гвоздь-двухсотку и начал мять его пальцами. Легко и просто, как мнут сорванную травинку. Бабай потом специально вернулся, подобрал этот смятый гвоздь. Ага, сейчас! При всей его силе не то что раскрутить пальцами, просто разогнуть двумя руками не получилось. Вот и говори после этого, что олигарх – мужичонка щуплый, соплей перешибешь. То-то Бабай удивлялся первое время, что он, при всей его важности, ездит по городу без всякой охраны, с одним молчаливым Васей, водителем, телохранителем и, в общем, подай-принеси… Да что говорить – ездит, Бабай знал, олигарх сам, один, ходит по магазинам. Любит зацепиться языками с кем-нибудь из толпы, потолковать за жизнь. Это уж совсем не вяжется с образом миллиардера. Наш, русский человек и при миллионах-то дуреет стремительно, словно с горки катится, а при миллиардах может вообще голову не включать – так и переть по жизни без башни. А Север – нет, по-другому живет. Словно не понты гонит, а действительно плюет на всех и на всё. Ничего не боится! Где, кстати, Вася? – поискал глазами Бабай. Что-то не видно… – Хорошо, – подытожил Север. – Будем считать, что проблему с наследником ты решишь. Главное – не торопись его ликвидировать. Присмотрись, может, он и наведет нас на след. Очень даже возможно, что наведет… – задумчиво повторил он. – Самое важное – книга. Найди мне ее! Потом всех зачистишь, и как можно быстрее. – А нотариус… – Я сказал – всех. Устроишь ему какой-нибудь сердечный приступ за рулем или в парилке со шлюхами. Тебя что, учить надо? – Сделаю, шеф, – поспешно пообещал Бабай, невольно прикрывая глаза. Когда Север так откровенно впивается взглядом, дрожь пробирает до самых пяток. – Тогда чего сидим? Иди, Антон, работай… * * * Вот что называется – не поминай черта к ночи! Направляясь к выходу из ресторана, Бабай, наконец, увидел Васю. Тот стоял в дверях, цепко оглядывая зал колючими глазками. Покачивался на носках, сунув руки в карманы брюк. Откровенно сказать, ублюдок редкостный. Это первое, что приходит в голову, глядя на него. Огромный, на голову выше самого Бабая, с плечами шириной в трехстворчатый шкаф, Вася все равно казался нескладным. Что-то странное в пропорциях туловища, рук и ног, хотя в чем странность, непонятно. Вот голова точно непропорционально маленькая для таких плеч. Бритая налысо, с какими-то буграми, шишками, углами на ровном месте. Напоминает пенек с торчащим носом-сучком. Одно слово – урод! Глянешь, и плюнуть хочется. Или – перекреститься. – Здравствуй, Вася! Давненько… – Бабай растянул резиновую улыбку. Подумал – чего там давненько, пару дней назад только виделись. Век бы его не видеть! – Гы, – безразлично проскрипел Вася. Пацаны в фирме болтали, Север откопал это чудище в психушке для буйных. Отрезал язык, чтоб не громко буйствовал, и взял к себе на работу. Всерьез гадали – есть у Васи язык или нет. А как понять, если он не говорит ничего, практически рта не открывает, только «гы» и «гы». И зачем Северу в шоферы такой монстр? Для полноты паноптикума? Как только Закраевский понимает это однотонное гыканье… Бабай подходил, замедляя шаг. Огромная фигура Васи с запасом перекрывала проем двустворчатых дверей, налитые кровью глазки нахально щурились. Дать пройти урод явно не собирался. Руки в карманы – покачивается, поскрипывая ботинками. А может, костями.