Дж. Поморгала, прогоняя слезы, вызванные как потерей козла похотливого, так и собственной злостью. – Мисс! Простите, мисс! Голос. Сильный провинциальный акцент. Джейла не остановилась. – Пожалуйста! Извините, мисс, я заблудилась! Скажите, в Брум – это куда? Направо? В Брум – направо? Голос зазвучал ближе. Его обладательница дрожа закусила губу. – Понимаете, заблудилась… Такой холод, и ни одного такси! – Куда там вам надо? – вздохнула Джейла. – В Брум? – Да, Брум, с одной «м». Я не местная… – А что так перепугались? Женщина улыбнулась, опустила глаза. – Ой, что это? Джейла инстинктивно проследила за ее взглядом, наклонилась… И тут как будто молотком ударили! А может, именно молотком. Боль взорвалась, как снаряд, мир завертелся, оставляя красные блики. Она хотела крикнуть, а смогла только застонать. Что-то, нет, кто-то ее пихнул, дернул. Она рухнула и захлебнулась воздухом. – Готово, солнышко! – Провинциальный акцент доносился, как сквозь толщу воды. – Быстрее! Говорила же, что у меня выйдет лучше. Талант! Рассмеялись. Джейла застонала и хотела перевернуться. Молоток обрушился второй раз, погружая ее во тьму… Глава 8 Обычное пробуждение. Аромат кофе, Рорк в костюме властелина деловой вселенной сидит на диване за компьютером. Звук выключен, по экрану бегут столбцы цифр – финансовые отчеты, которые ей ни в жизнь не осилить. Кот вольготно развалился на спинке дивана, точно какой-то хвостатый самодержец. Нет, правда, что может быть лучше? Ева еще секунду лежала, упиваясь моментом, и все равно Рорк почувствовал, что она проснулась, и поднял глаза. – Доброе утро! – И впрямь доброе! – рассудила она и приподнялась, ибо ничто не манило так, как кофе. Рорк уже принес кофейник. Ева подошла, налила огромную чашку и с невыразимым наслаждением сделала первый утренний глоток. – Сколько стран и космических станций успел обзвонить? – Только Италия и Олимпус. Спокойный день. – По меркам твоей вселенной, – возразила она, поскольку было всего шесть часов, и, прихватив с собой кофе, решительно объявила: – Душ! Сравниться с утренним кофе, настоящим кофе, могли только пульсирующие струи горячей воды. Мечта, а не утро! Порой она не обращала внимания, уже привыкла. А в иные дни с жестокой ясностью вспоминала стужу, голод и мучительный свет. В ее комнате в Далласе мигал свет – отблеск красного фонаря на секс-клубе. От холода зуб на зуб не попадал – барахлило отопление. Пустой живот болезненно сводило. И так же болезненно она боялась, что отец вернется домой не в стельку пьяный и снова ее изобьет. В восемь лет ее постоянными спутниками были голод, страх и боль. Почему она вспоминает это сейчас, замечательным утром, в ванной, вдыхая легкий зеленый аромат геля для душа? А! Ей снился сон! Нет, не старый кошмар, не то, как Ричард Трой ее изнасиловал, а она его убила. Впрочем, и в сегодняшнем сне без Троя не обошлось. Первым побуждением было отмахнуться. Не сказать, что психологическая травма от многолетних издевательств совершенно зажила, но Ева знает, как держать воспоминания в узде. Однако отмахнуться – значит дать им, ему, власть и разрушить результаты ночной работы подсознания. Ева позволила мыслям течь свободно, а сама из душа перешла в сушилку. Подставляя тело струям теплого воздуха, услышала музыку. Виолончель. Усаживаясь с инструментом, в смокинге, Дориан Купер объявил реквием. Смычком и ловкими пальцами он извлекал из инструмента плачущие ноты. Реквием по всем несчастным. Она видела лица погибших, которые тихо сидели в оперном зале с позолотой и сверкающими люстрами из хрустальных слезинок. Каждый – в пятне льдисто-голубого света. «Я здесь! Отомсти за меня!» Как их много! Известных и неизвестных… Пустые кресла – для еще не найденных или, того хуже, будущих. «Слишком много пустых мест», – думала она, выходя из сушилки и снимая с крючка аккуратно висящий халат. На сцену, залихватски ухмыляясь, поднялся Ричард Трой с дирижерской палочкой. – А ну-ка веселее! Смени пластинку! Убийство щекочет нервы, добавляет легкости походке! Тебе ли не знать, шмакодявка! – Вали отсюда! – пробормотала она во сне и наяву. Не без злорадства улыбнулась. Трой больше над нею не властен, не заставит ее трепетать! Однако сон или воспоминания о нем не сказали ей ничего нового. Жертв много и будет еще больше. Она вернулась в спальню и отметила, что Рорк поставил на столе две тарелки под крышками. Конечно, овсянка. Очередная уступка… Когда Ева подошла и села рядом, он приподнял ее подбородок и повернул к себе для поцелуя. Еще один компонент прекрасного начала дня. Даже если за поцелуем следует овсянка. Рорк снял согревающие крышки, и Ева увидела, что не ошиблась. К овсянке прилагался бекон, миска с какими-то пузатыми ягодами и еще одна – с хрустящей карамелью. Все смешать – и пойдет в общем неплохо. – Почему полезная еда вроде овсянки всегда такая стремная? – Далеко не все считают овсянку стремной. – Спорим, что других гораздо больше, – пробормотала она, погромче хрустя карамелью с ягодами. – Хорошее начало снежного дня! – Снежного? – Она уставилась в окно на серо-белый пейзаж. Уже не редкие вчерашние снежинки, а крупные проворные хлопья. – А чтоб ему!.. – Красиво! Завтрак на столе, в камине потрескивает огонь… – Да, при условии, что можно так и просидеть, пока он не перестанет. – Поработай утром дома. Наверно, могла бы. Ее личной технике и тому, что предоставил бы Рорк, рухлядь из управления и в подметки не годилась. Но… – Мне нужна Пибоди… – Могу отправить за ней машину.