– Джемма Хаиш, – повторяю я, наблюдая за тем, как Лаура снова садится за стол. Мне бы очень хотелось ее успокоить, но я не могу этого сделать. – Будете завтракать? – спрашивает Лаура. Я присаживаюсь за стол рядом с ней. Лаура отодвигает от меня свой нож, а затем предлагает мне фрукты. – Что она сделала? – спрашиваю я, угощаясь сочащимся кусочком манго. – Мне правда это нужно знать. Лаура снова колеблется, обмениваясь взглядом с Тони. И все же решается ответить: – Она убила свою лучшую подругу. – Что? – шепчу я, не в силах скрыть своего потрясения. – Двенадцать лет назад. Ее признали виновной в непредумышленном убийстве и поместили в режимную психиатрическую больницу. Через семь лет она вышла оттуда на свободу. И с тех пор ее никто не видел. – И она здесь жила? В этом самом доме? Лаура кивает: – Она состояла на учете в нашей больнице. Очень давно. – Мы, правда, не думаем, что вы – это она, – встревает Тони, покосившись на Лауру. – Но, возможно, будет лучше, чтобы за вами понаблюдали специалисты, – откашливается он без всякой надобности: – Простите, но вы больше не можете здесь оставаться. Вместе с нами. На секунду я встречаюсь с ним глазами, ошеломленная тем, что он только что произнес. – Мы должны быть в больнице в девять, – говорит Лаура. На кухне устанавливается неловкое молчание. Я не знаю, что сказать. Они были так добры ко мне, приютили меня на ночь, и я понимаю, что должны быть им благодарной, но… Я не хочу ложиться на обследование в больницу. – Полагаю, что врачи смогут установить, являюсь ли я Джеммой Хаиш, – говорю я, тщетно пытаясь разрядить напряженную атмосферу. – Если я не Джемма Хаиш, может быть, я смогла бы остаться у вас еще на… Лаура и Тони опять переглядываются. – Извините, Джемма, – говорит Тони. – Мы помогли вам, чем могли. Показали вам деревню, обеспечили ночлег. Теперь о вас пусть позаботятся врачи. С нас довольно. Лаура плохо спала сегодня. – Это потому что вы считаете меня убийцей? – Как же все это глупо звучит сейчас, – говорит Лаура, поднимаясь из-за стола, чтобы вымыть тарелки. – Полный бред… Она готова расплакаться и поворачивается спиной ко мне и Тони, который только пожимает плечами. Идея выставить меня за дверь явно принадлежит не ему. Что ж, это уже кое-что. В следующий миг его голубые глаза снова останавливаются на мне. Прежде чем отвернуться, я заставляю себя улыбнуться ему в ответ. И тут звонит домашний телефон. Тони встает, чтобы ответить на звонок. – Слушаю, – говорит он, бросая взгляд сначала на обернувшуюся Лауру, а потом на меня. Я все еще сижу за кухонным столом. И подмечаю перемену в поведении Тони; он вперивает в меня долгий пристальный взгляд, в котором явственно читается одно: я – предмет обсуждения в разговоре, который ведется на кухне. Улыбка слетает с его лица. А потом он выносит телефонный аппарат из кухни, многозначительно приподняв брови и быстро кивнув Лауре. Та выходит вслед за ним. Я превращаюсь в слух, но они разговаривают шепотом. Вроде бы Тони произносит слово «полиция». Но я не уверена. На кухню Тони возвращается уже один, и это кажется мне странным. – Звонили из полиции, – говорит Тони, ставя на место телефон. – Они нашли мою сумочку? – спрашиваю я, напрягаясь. – Не совсем так, – Тони держится теперь сухо, более отчужденно. Тайная связь между нами исчезла. – Что они хотели? – Они направили сюда двух сыщиков. – А еще что-нибудь они сказали? – стараюсь я не замечать раздражения, сквозящего в его голосе, и стеснения, нарастающего у меня в груди. – Открылись новые обстоятельства, – говорит Тони, вставая как часовой в дверях. – Какие? Вы должны мне рассказать, Тони. Он медлит, прежде чем заговорить: – Детективы присоединятся к вам в больнице. Я слышу, как захлопывается входная дверь, и вижу выходящую на дорогу Лауру. А потом она переходит на бег – она напугана и даже не заглянула в окно. У меня внутри все сжимается. – Похоже, Джемма Хаиш их сильно заинтересовала. 15 Инспектор сыскной полиции Сайлас Харт смотрит на заливной луг; его взгляд скользит к холму, возвышающемуся над деревней. И в который раз за свою карьеру Харт ощущает чье-то стороннее присутствие – словно кто-то наблюдает за его работой. Инспектор отмахивается от этой мысли и пытается оценить пейзаж. Англия в самом выгодном свете – сменяющиеся, как на коробке конфет, виды причалов и лодок в канале и викторианский душок железной дороги от Паддингтона до Пензанса. Харт делает последнюю затяжку и, затушив сигарету, собирается вернуться в больницу с детективом-констеблем Стровер, поджидающей его у дороги. Стровер молода и у них в полиции еще новичок, но держит его в тонусе. Она также не боится проявлять инициативу. И это одна из причин того, почему он поручил ей заниматься этим делом вместе с ним. Уже сегодня утром Стровер заполучила все списки пассажиров, прилетевших накануне до трех часов дня из берлинского Тегеля в Хитроу рейсами «Бритиш Эйрвейз». И попросила пограничную службу сверить имена и фамилии с данными системы предварительной информации о пассажирах и отправить им сканы их паспортов. Благодаря этому они получили возможность увидеть фотографии прилетевших. – Всегда хотел жить в таком местечке, как это, после перевода из столичной полиции, – признается Сайлас, направляясь со Стровер к больнице. – Маленькая деревушка с пабом, пиво из деревянных бочек… Стровер хранит почтительное молчание. – Вы не любительница всего этого? – спрашивает Сайлас, косясь на девушку. Стровер из Бристоля. Ей по душе больше город, коктейли… И она совсем не пытается скрыть свой бристольский акцент, она им гордится, и ему это нравится. Сам Сайлас похоронил свои уилтширские интонации, перейдя на эстуарный[8] английский во время работы в лондонской полиции, – он не желал прослыть отпетой деревенщиной. – Я предпочитаю жить там, где немного оживленнее, сэр. Боже, как же ему хочется, чтобы она перестала обращаться к нему «сэр». Он очень надеется, что со временем она будет называть его «папашей» или «шефом». Все всегда называли его «папашей», когда он расследовал убийства. Он к этому привык. Но после его перевода из отдела по расследованию особо тяжких преступлений в уголовный розыск Суиндона (Сайлас старается не воспринимать это как понижение), его называют не иначе как «сэр», и все свое драгоценное время он убивает на проверку то и дело всплывающих борделей. Несмотря на свою тягу к сельской глубинке, Сайлас каким-то образом сумел приспособиться к работе в Суиндоне – не без основания считающемся самым отвратительным городом Британии, в котором он по воле судьбы родился и главной туристической достопримечательностью которого и по сей день служит старая карусель. – Что вам известно о деле Джеммы Хаиш? – спрашивает он Стровер. – Только то, что я читала, – отвечает та. – Хаиш убила свою соседку по комнате и потом позвонила в полицию. – Она позвонила нам до того, как совершила убийство, вот в чем проблема. Она предупредила нас, что собирается сделать. Убийства на бытовой почве – поверьте мне, вам лучше избегать таких дел. С другой стороны, это дело свело его со Сьюзи Паттерсон, когда она практиковала в старой больнице под Девицесом. «Своевременное вмешательство», «заключение судебно-медицинской экспертизы», «межучрежденческое сотрудничество» – от нахлынувших воспоминаний Сайласа пробирает дрожь. Он никогда не питал склонности к корпоративным играм. – Вы думаете, этот случай может быть связан с тем делом? – спрашивает Стровер, когда они переходят дорогу и оказываются под яркими лучами солнца. – Скорее всего, нет. Сайлас понимает, что она ему не верит. Он бросил все, чтобы оказаться здесь после того, как ему прошлой ночью позвонила Сьюзи. Стал бы он так быстро срываться с места, если бы ему позвонил кто-то другой? – Загадочная женщина появляется в деревне, не помня ничего о себе и своей прошлой жизни… Обычно это случай для местной бригады психиатрической помощи, – говорит Сайлас, останавливаясь, чтобы взглянуть на небольшие объявления в окошке почты. В основном в них предлагаются двухъярусные кровати и приходящие няни. Коллеги Сайласа проводят предостаточно времени, выполняя «в униформе социальную работу» по реабилитации людей с нарушениями психики и возвращению их из больниц в общество. И не горят желанием заниматься подобными случаями еще и в свободные от работы часы. Но звонок Сьюзи прошлой ночью был совсем другим делом. Она упомянула Джемму Хаиш – имя, которое Сайлас запомнил еще в свою бытность сержантом в южном Лондоне. Это имя он никогда не забудет. Он оказался одним из первых офицеров, прибывших на место преступления – в крохотную комнатку Хаиш в университетском общежитии. Ее соседка по комнате была на последнем издыхании, но он оставался с ней вплоть до приезда сотрудников скорой помощи. А Хаиш, которую никак не удавалось усмирить в коридоре, кричала, как она сожалеет о том, что сделала, и что всего этого можно было бы избежать, если бы хоть кто-нибудь к ней прислушался. Инспектор с констеблем подходят к больнице. – На всякий случай я взял старое «признательное» досье Хаиш, – говорит Сайлас, отгоняя от себя воспоминания о криках и стенаниях убийцы. – Хотя вряд ли оно сильно поможет – сведения либо устарели, либо неверны. – А вам известно, как поступают с людьми, страдающими деменцией, японцы? – спрашивает Стровер, когда мимо них по тротуару проходит мужчина с собакой. – Они помечают их QR-кодами. – Это следовало бы делать и здесь, – бормочет себе под нос Сайлас, заходя в людную приемную. Единственная полезная информация в досье Хаиш – это ее ДНК-профиль, взятый в момент ареста. Дождавшись своей очереди, Сайлас подходит к секретарю, которая сообщает ему, что доктор Паттерсон готова принять его незамедлительно. – Присоединитесь к нам через пару минут, ладно? – обращается Сайлас к Стровер, не в силах скрыть внезапную неловкость. Он не хотел пользоваться служебным положением. Но и не горит желанием объяснять младшей по званию коллеге, что он мечтает трахнуть доктора Паттерсон и хотел бы провести с ней несколько минут наедине. – Старые журналы порой заслуживают того, чтобы их пролистать, – добавляет инспектор, указывая жестом на приемную позади них. – По крайней мере, для меня это единственный шанс удостовериться в том, что мои костюмы все еще модные. И с этими словами Сайлас разворачивается и уходит прочь по больничному коридору. Стровер бросает ему вслед подозрительный взгляд. Она не дура. 16 – Что-то рановато ты встал, – удивляется Люк, увидев Шона, прогуливающегося у железнодорожной станции со своим псом, рыжевато-коричневым лерчером. Люк стоит в очереди к билетному автомату, собираясь сесть на поезд в Лондон.