— Хармони, конечно. Прислушайся. Я нахмурила лоб. Теперь, когда он упомянул об этом, я могла услышать нечеткие возгласы, эхом отражавшиеся от деревьев, и повторяющийся слабый звук удара одного предмета о другой. Но не было ни одной крыши. Не было дыма. И, конечно, не было людей. — Откуда идет этот шум? — спросила я. Он указал куда-то справа от меня. Я прищурилась. Там что-то было прицеплено к коре дерева, что-то, что почти слилось с корой. Я приблизилась на несколько шагов и ахнула. Это было паукообразное устройство, точь-в-точь как-то, в шахте. — Ты хочешь сказать, что это все — одна большая голограмма? — я махнула руками в воздухе. — По окружности Хармони, по крайней мере, сотня голографических пауков, — сказал он. — Все проецируют голографические изображения, так что община остается незамеченной внешним миром. Он снова посмотрел на карту и указал рукой на покрытый мхом валун перед нами. — Согласно этому, все, что нам надо сделать — пройти двадцать футов вперед, и мы увидим Хармони, так, какая она есть на самом деле. Он протянул мне руку. — Готова? Я колебалась. Не из-за того, что не хотела прикоснуться к нему, а из-за того, что мне этого хотелось. Я хотела принять его руку и держаться за нее вечно. Я хотела вернуться к существованию команды Логан-и-Келли, которой мы были раньше, кроме некоторого различия. Потому что пять лет назад я никогда не замечала, как его верхняя губа касается нижней, мягко, но уверенно. Мое дыхание не ускорялось, когда он оказывался рядом, а мой желудок не делал сальто всякий раз, когда он меня касался. Наша дружба ступила на незнакомую территорию. Территорию, на которую я никогда не попадала с кем-либо еще, территорию, на которой не должна была оказаться вместе с ним. С той же силой, с какой он мне нравился, я знала, что Логан не мой. Достаточно скоро он вернется домой. Он снова меня оставит. И все же, это всего лишь рука. Одно-единственное прикосновение. Мы держались за руки, когда прыгали с крыши. Мое тело было прижато к его, когда он тащил меня через реку, а этой ночью наши тела переплелись во сне. Может, принять его руку — это нормально, только в этот раз. — Мы пройдем через это вместе, — сказал он. — Что бы ни произошло, я хочу, чтобы ты помнила об этом. С дрожью в нервах и трепетом в сердце, я вложила свою руку в его. Наши пальцы переплелись, мои, цвета морской раковины, пересекали его — смуглые, получилось, словно полосы в заплетенном косичкой хлебе. — Я готова, — сказала я. И мы вошли в рощу. Глава 19 Мы вышли на большую поляну, и я почувствовала, словно попала в другой мир. Ряды куполообразных хижин выстроились по трем сторонам квадрата. Настоящая избушка высилась по центру, а перед ней я увидела несколько длинных столов, сделанных из стволов молодых деревьев, и кострище, выложенное камнями. А затем я заметила мужчину в тридцати футах от нас, обрабатывающего тушу оленя. Все остальное исчезло. Олень был подвешен на дерево за задние ноги, то, что осталось от его живота, было повернуто к нам. Широкий разрез был раскрыт, и я могла сосчитать каждое блестящее, окровавленное ребро. Я поднесла руку ко рту. Я читала об этом на курсе «Ручное Приготовление». Так появляется мясо. Но оно такое красное. Такое сырое и скользкое. Мужчина ухватился за животное и сделал разрез от верха горла и по внутренней стороне передней ноги. Нож прошел сквозь шкуру, словно это лист бумаги. И да, шкура — гладкая, коричневая шкура, которая каким-то образом осталась чистой, несмотря на разделку. Желчь подкатила к моему горлу. Хорошо, что здесь нет моих инструкторов, чтобы увидеть меня. Мужчина скользнул ножом под шкуру, отрезая что-то, о чем я даже думать не хотела, а затем медленно, тщательно, стал сдирать кожу. Она сходила единым куском, обнажая темный красно-синий участок свежего мяса. Мой желудок совершил кувырок. Я рванулась вперед и споткнулась об натянутую у земли веревку. Клекот! Клекот! Клекот! Группа черных птиц взмыла в небо и рванула в разных направлениях. Я схватилась за уши и откатилась назад, мое сердце сильно забилось. Что я сделала? Мужчина обернулся, перекинув нож из одной руки в другую. Он большой. Большой в том смысле, что это самый-большой-мужчина-которого-я-когда-либо-видела. Вероятно, в плечах он как две меня, и он возвышался над Логаном, по крайней мере, на половину фута. — Мы беглецы из Подполья, — громко выкрикнул Логан. — Ну, мы ищем Хармони, рай для любого, кто желает начать жить сначала. Это, должно быть, была какая-та секретная кодовая фраза. Пожалуйста, ох, пожалуйста, пусть все получится, как надо. Мужчина уставился на нас, а потом положил нож на камень. Воздух со свистом вырвался из моих легких. — Не обращайте внимания на птиц. Это наша сигнализация, так что к нам не подкрадутся злоумышленники. Я — Зед. Встав перед нами, мужчина посмотрел на свои руки. — Я бы предложил пожать руки, но не думаю, что вам хочется меня касаться прямо сейчас. С близкого расстояния мужчина выглядел моложе, чем я думала. Навскидку, ему около двадцати пяти лет, и он симпатичный, несмотря на размеры. Я прочистила горло, принуждая себя не отшатнуться от его рук. — Я Келли, — я кивнула на рюкзак у Логана за плечами. — Я думаю, у нас есть кое-что для тебя. Кроссовки четырнадцатого размера? — Кажется, я люблю тебя, — Зед поднял огромную ступню. На нем были надеты носки из оленьей кожи с разрезом посередине, который был зашнурован длинными полосками из того же материала. — Я набил эти присоски травой, но у нее не очень с теплоизоляцией. — Ты сам их сделал? — спросила я. — Не. Их сделала моя подруга — Анжела. Вы встретитесь с ней достаточно скоро. Она — сердце Хармони, — он повернулся к Логану. — Прости, я не расслышал твоего имени… А затем он присмотрелся получше. — Мать Судьбы. Ты — Логан Рассел, не так ли? — Виновен, — сказал Логан. По-видимому, забыв, чего он до этого касался, Зед схватил Логана за руку и затряс ею. — У тебя ушло довольно много времени, парень! Я слушал истории о тебе годами. Что? Логан сказал, что у него нет связи с Хармони. Он сказал, что знает только то, что рассказывали ему его родители. Я знала, что он не сказал всей правды, но не думала, что он здесь — настоящая знаменитость. Вот тебе и «мы вместе». — Какие истории? — спросила я, но мой единственный настоящий «союзник» пожал плечами, как будто не знает. Ох, он знает. Он просто не хочет рассказывать мне. — Идите со мной, — Зед положил ладонь каждому из нас на плечо. Я поморщилась. Теперь частички оленя всю меня облепили. Равнодушный к этому, он повел нас по широкой тропинке. Мы прошли мимо ряда хижин, составляющих одну сторону квадрата. Каждый шалаш был ловко обшит тонким деревянным материалом, похожим на кору. Пара девушек пересекла открытое пространство в середине, прямо перед избушкой и кострищем, неся охапки дров. На одной была рубашка в клетку, идентичная моей. На другой был жакет из оленьей кожи, подпоясанный на талии, чтобы придать ему форму. Они с любопытством посмотрели на нас, но не сказали ничего, кроме «привет». — Итак, — Зед обернулся и послал мне широкую усмешку. — Что привело тебя в Хармони? Каким именно должен быть мой предполагаемый ответ? — Посмотреть достопримечательности? Он рассмеялся. — О, ты забавная. Но если серьезно, почему ты здесь? Ты бежишь от АВоБ или от своего будущего? — Тебя это не касается, — с запинкой сказала я. Зед стиснул мое плечо. — О, прости. Я слишком долго прожил в Хармони. Не собирался допытываться, Я моргнула. — Для Хармони это пустая болтовня? — Ну, да. Это то, что есть у всех, так что мы стараемся не судить друг друга. — Если это правда, — сказала я. — Я предположу, что ты не будешь против, если я спрошу: почему здесь ты? — Я сказал, что мы пытаемся не судить друг друга. Я не говорил, что это всегда срабатывает. Что-то промелькнуло у него на лице, боль, настолько глубокая, настолько обжигающая, настолько знакомая, что мое сердце забилось сильнее. Через миг все исчезло. Он убрал руки с наших плеч и сделал несколько шагов вперед. — Но я спросил тебя первым, так что будет честно, если я отвечу, — он обернулся и облизал губы. — В будущем я избил женщину до состояния кровавого месива. Я содрогнулась. Я слышала о плохих воспоминаниях. В смысле, я жила в тюремном блоке, заполненном потенциальными преступниками. Но я никогда не слышала настолько сурового, бескомпромиссного описания. Никаких отговорок, никаких суждений. Только факты. — Поэтому я здесь, — сказал он. — Не из-за того, что должен был. Десять лет назад АВоБ еще не знало, как просмотреть или записать воспоминание. Так что никто, кроме меня, не узнал о моем преступлении. Но я нигде не вписывался. Здесь единственное место, которое может дать мне прощение, — он сделал паузу. — Единственное место, где я мог бы попытаться простить сам себя. — Ты смог? — прошептала я. — Простить себя, я подразумеваю? Он затряс головой. — Работаю над этим. Мы достигли последней хижины в ряду, и он прочистил горло.