— Да, — согласилась писательница и тоже кивнула. — Мне нравится литературная составляющая «Трех тел». Подъем и падение двухсот трех цивилизаций — это грандиозно! Эпично! Ново! Она упомянула 203 цивилизации, но Вану известны были только 184. Это означало, что игра прогрессировала для каждого игрока в отдельности, независимо от других, а возможно, даже разворачивалась в разных мирах. — Мне до чертиков надоел реальный мир, — сказал молодой репортер. — «Три тела» — это моя вторая реальность. — Правда? — заинтересованно спросил Пань. — И для меня тоже, — произнес вице-президент. — По сравнению с «Тремя телами» реальность выглядит такой убогой и вульгарной! — Жаль, что это всего лишь игра… — вздохнул член правления энергетической корпорации. — Прекрасно! — сказал Пань. Ван заметил, что глаза его засветились воодушевлением. — У меня вопрос, — проговорил Ван. — Думаю, ответ на него желал бы услышать каждый из нас. — Я знаю, о чем вы хотите спросить. Но все равно — спрашивайте. — «Три тела» — это только игра? Остальные закивали. Вопрос явно был на уме у всех. Пань встал и торжественно произнес: — Мир «Трех тел» — Трисолярис — реально существует. — Где?! — в унисон спросили несколько игроков. Пань по очереди вгляделся в каждого из собравшихся, потом сел и проговорил: — На некоторые вопросы я могу ответить. На другие нет. Но если вам суждено связать судьбу с Трисолярисом, однажды вы получите ответы на все свои вопросы. — Скажите… игра действительно отображает Трисолярис таким, каков он есть? — спросил журналист. — Для начала: трисоляриане действительно способны к дегидрации. Чтобы выжить в непредсказуемых природных условиях, зачастую несовместимых с жизнью, они умеют полностью избавляться от воды в своих телах и превращаться в сухую волокнистую оболочку. — Как выглядят трисоляриане? Пань покачал головой. — Не знаю. Я в самом деле не знаю. В каждом новом цикле они выглядят по-другому. Однако игра истинно отображает один аспект, действительно существовавший на Трисолярисе: живой компьютер. — Ха! А я-то думал, что он как раз самый нереалистичный! — высказался вице-президент. — Я провел тест на более чем сотне своих служащих. Даже если бы идея сама по себе сработала, человеческий компьютер наверняка оперировал бы так медленно, что быстрее считать вручную. Пань улыбнулся загадочной улыбкой. — Вы правы. Но представьте себе, что каждый из тридцати миллионов солдат, составлявших компьютер, способен поднимать и опускать флажки сто тысяч раз в секунду. И предположите, что легкая кавалерия в главной шине может скакать со скоростью, в несколько раз превышающей скорость звука, или даже еще быстрее. Тогда результат получится совсем другой! Вы только что спросили, как выглядят трисоляриане. Судя по некоторым признакам, тела трисоляриан, составляющих компьютер, имели гладкую отражающую поверхность, что, по-видимому, произошло в процессе эволюции как ответ на выживание в условиях мощного солнечного излучения. Зеркальной поверхности можно было придать любую форму, и трисоляриане общались между собой, фокусируя свет при помощи собственного тела. Такая световая речь передавала информацию чрезвычайно быстро, чем и воспользовались при создании живого компьютера. Конечно, даже при этом он был крайне малоэффективен, но все же мог производить вычисления, которые было бы очень трудно сделать вручную. Да, это правда — компьютер на Трисолярисе впервые появился в виде живого образования и только потом в виде механического и электронного устройств. Пань встал и принялся прохаживаться за спинами игроков. — «Три тела» заимствует у человечества внешние атрибуты и историю для моделирования развития Трисоляриса. Это сделано для того, чтобы игроки чувствовали себя в привычной обстановке. Реальный Трисолярис очень отличается от мира в игре, но три солнца существуют в реальности. Они — основа мироздания Трисоляриса. — Должно быть, разработка этой игры потребовала огромных затрат, как денег, так и усилий, — заметил вице-президент. — Но игра явно создана не с коммерческой целью. — Цель у «Трех тел» одна, простая и ясная: собирать вокруг себя людей, исповедующих общие идеалы, — сказал Пань. — И какие же идеалы могут быть общими у нас? — Ван тут же пожалел, что задал этот вопрос. Кажется, он прозвучал весьма недружелюбно. Пань пристально оглядел слушателей, а потом тихо проговорил: — Какие чувства возникли бы у вас при известии, что цивилизация Трисоляриса готова вступить в наш мир? Воцарилась тишина. Первым ее нарушил молодой репортер: — Я бы обрадовался. После всего увиденного в последние годы я утратил веру в человечество. Оно не способно к самосовершенствованию, и нам необходимо вмешательство извне. — Согласна! — воскликнула писательница. Она пришла такое в возбуждение, как будто наконец нашла выход давно сдерживаемым эмоциям. — Человечество омерзительно! Я провела первую половину своей жизни, препарируя его уродство скальпелем литературы, но теперь меня уже воротит от хирургии. Я жажду, чтобы цивилизация трисоляриан привнесла настоящую красоту в этот мир! Пань ничего не сказал, и лишь в глазах его вновь вспыхнула искра воодушевления. Старый философ взмахнул погасшей трубкой и с серьезным видом произнес: — Давайте подойдем к вопросу с более глубоких позиций. Итак: каково ваше впечатление от ацтеков? — Мрак и кровь, — ответила писательница. — Залитые кровью пирамиды в пламени зловещих костров, пробивающемся сквозь чащу темного леса. Вот какое у меня впечатление. Философ кивнул. — Очень образно. А теперь попробуйте ответить на следующий вопрос: если бы не испанские конкистадоры, какое влияние эта цивилизация оказала бы на мировую историю? — Вы называете черное белым, а белое черным, — сказал вице-президент. — Конкистадоры, вторгнувшиеся на американский континент, были не кем иным как убийцами и грабителями! — Даже если это так, они, во всяком случае, помешали дальнейшему развитию ацтеков и превращению обеих Америк в великую империю мрака и крови. Иначе американская цивилизация сильно отличалась бы от той, которую мы знаем, и эпоха демократии для нее, да и для всего человечества наступила бы позднее, или вообще не наступила бы. Вот и ключ к вопросу: чем бы не являлись трисоляриане, их прибытие в наш мир — хорошая новость для смертельно больного человечества. — Но приняли ли вы во внимание тот факт, что европейские завоеватели полностью разрушили цивилизацию ацтеков?! — воскликнул член правления энергетической компании. Он оглянулся вокруг так, будто увидел собравшихся в первый раз. — Ваши рассуждения очень опасны! — Вы хотите сказать глубоки! — воскликнул докторант, воздевая палец и энергично кивая философу. — У меня были те же мысли, но я не знал, как их выразить. А вы так хорошо сказали! На мгновение повисла тишина, а потом Пань обратился к Вану: — Все игроки, кроме вас, выразили свое мнение. А вы что скажете? — Я думаю так же, как они, — ответил Ван, указывая на репортера и философа. Углубляться в тему он не стал. «Чем меньше слов, тем лучше». — Очень хорошо, — заключил Пань. Он повернулся к вице-президенту и члену правления: — Ваше дальнейшее присутствие здесь не желательно, и вам больше не разрешается играть в «Три тела». Ваши ID будут стерты. Будьте добры удалиться. Спасибо. Оба игрока встали, переглянулись, потом обвели присутствующих озадаченными взглядами и наконец покинули собрание. Пань пожал руку каждому из оставшейся пятерки по очереди. Потом торжественно сказал: — Мы теперь соратники. 19 ТРИ ТЕЛА: Эйнштейн, Монумент Трисоляриса и Великий Разрыв Когда Ван в пятый раз вошел в мир «Трех тел», как обычно, был рассвет, но картина изменилась до неузнаваемости. Великая пирамида, стоявшая здесь первые четыре раза, была разрушена во время сизигии трех солнц. На ее месте возвышалось теперь современное высотное здание, чей темно-серый силуэт был хорошо знаком Вану, — штаб-квартира Организации Объединенных Наций. В отдалении виднелось множество других высоких построек — по-видимому, дегидратории. Поверхности их были зеркально гладкими. В утреннем свете они представлялись вырастающими из-под земли гигантскими друзами кристаллов. Ван услышал звуки скрипки. Моцарт. Игру нельзя было назвать искусной, но она обладала неким шармом, словно музыкант говорил: «Я играю для себя». Скрипач, бездомный старый бродяга, сидел на ступенях штаб-квартиры ООН. Ветер играл его пышной серебристой шевелюрой. У ног бродяги стоял потертый цилиндр с несколькими мелкими монетками на донышке. И тут Ван заметил светило. Но оно поднималось не с той стороны, где была заря, и небо вокруг него оставалось совершенно темным. Солнце было очень большим — половина взошедшего диска занимала треть горизонта. Сердце Вана забилось быстрее: такое огромное солнце означало очередную грандиозную катастрофу. Однако, повернувшись, он увидел, что старик продолжает играть как ни в чем не бывало. Его серебристые волосы сияли на солнце, словно охваченные пламенем. Солнце тоже было серебристым, как волосы старого скрипача, и изливало на землю бледный свет, но совсем никакого тепла. Ван присмотрелся к нему — солнце к этому времени полностью поднялось над горизонтом. Поверхность гигантского серебряного диска местами напоминала древесную кору. Это были горные хребты. Ван понял, что диск не светится сам по себе, а лишь отражает лучи настоящего солнца, пока еще скрытого за горизонтом по другую сторону небосвода. Серебристое светило оказалось не солнцем, а огромной луной. Луна восходила быстро — ее движение можно было уловить невооруженным глазом. По пути она превратилась из полной в полумесяц, затем в тонкий серпик. В холодном утреннем воздухе звучало пение скрипки. Величественная картина мироздания была словно музыка, ставшая материальной. Ван был очарован. Гигантский серп погрузился в зарю и засиял еще сильнее. Когда из-за горизонта стали видны только два сверкающих кончика, Ван представил себе, что это концы рогов титанического быка, несущегося навстречу солнцу. — Достопочтенный Коперник, присядьте, пусть ваши усталые ноги отдохнут, — проговорил старик, когда луна зашла. — Вы насладитесь Моцартом, а у меня тогда наберется денежек на обед.