– Прошу прощения, – вставила Сара Парнхэм, – но я не вижу причин для столь тщательного допроса миссис Парнхэм. Мистер Шарван нравился всем нам. Он не предоставил ни одной причины недолюбливать его. Вы записываете наши слова. Так принято или?.. – Нет-нет, – заотпирался мистер Шоттс. – Я не веду записи, просто временами делаю заметки. Как правило, – с укоризной добавил он, – в делах такого рода люди только рады оказать следствию любую помощь. Мистер Голдбергер что-то пробормотал; судя по выражению его лица, он был не согласен, и, как ни странно, Эвадна Парнхэм вновь стала высказывать свое мнение и давать советы: – Капитан, я просто подумала, разве у вас не принято выяснять, кто был последним человеком, видевшим жертву живой? – Я подходил к этому, – властно нахмурился лейтенант Уирт. – Леди, я же не могу делать все сразу. Сначала я хотел рассмотреть еще один момент… Ну, да ладно, отставлю. Раз уж вы подняли этот вопрос, то, думаю, стоит к нему и приступить. Итак, кто из вас последним видел покойного живым? Наступила тишина. Мы обменивались вопросительными взглядами, но никто не говорил, и я мог чувствовать, что наше безмолвие вызывает раздражение у лейтенанта. Низкий и нерешительный голос сидевшего в дальнем углу Освальда Флипа прозвучал для меня словно музыка. – Я видел Тони Шарвана вскоре после семи часов. Когда я выходил из столовой после ужина, он был в холле. Я рано поужинал – по субботам я всегда так делаю для того, чтобы вернуться в магазин и снова открыть его. В этот вечер миссис Парнхэм и Дот Бейли также поспешили с ужином – чтобы поехать в город вместе со мной. Они вышли в холл вместе со мной, и со мной же они увидели мистера Шарвана. Теперь, – он поднялся и прошел к двери, – если вы позволите, я поднимусь к себе в комнату. – Подождите, подождите, – настоял мистер Голдбергер. – Вас зовут Освальд Флип, так? Когда Освальд согласился, он продолжил: – Как я понял, вы… как же это называется… астролог? – Вовсе нет. Я изучаю астрологию, но я еще не опытен. – Ну, неважно. Вы заявили, что в последний раз видели Шарвана около семи часов вечера? А затем вышли и отправились в город с этими двумя женщинами? – Да, так я и сказал. Конечно, вы можете спросить у них… – Пока все в порядке. Во сколько вы закрыли магазин? – В десять часов. – И отправились прямо домой, так? – Нет. Я прокатился, чтобы освежиться. – В одиночестве, так? Освальд Флип замешкался. Рискуя быть обвиненном в сгущении красок, я все же скажу – эта пауза показалась мучительной. Я почувствовал, что мое лицо зарделось от сочувствия к нему. – Да, – наконец, признал он. – Я был один. – И куда вы ездили? – К побережью. Не в город. – И весь этот путь по грунтовым дорогам вас не смутил? Освальд Флип, наконец, поднял прежде потупленные глаза. – Я не понимаю. Все дороги к побережью бетонированы, и я думаю, вы об этом знаете. – Да, я так и думал. Но когда я взглянул на ваш автомобиль, то увидел, что все шины испачканы. – По пути с пляжа я проехал через деревню. Для того, чтобы возвращаться домой, было еще слишком жарко. – Здесь, на холме, довольно мило и прохладно, хотя, ребята, здешний ветерок может перерасти в бурю. Случайно не знаете, в какое именно время вы вернулись? – Кто-то, кажется, мисс Парнхэм, сказала, что это было без четверти двенадцать. – Значит, получается, что с десяти и до одиннадцати сорока пяти вы в одиночестве колесили то здесь, то там? И с тех пор, как вернулись, еще не заходили в собственную комнату, так? – Да, я лишь думал об этом, но не заходил. – Я спрашиваю вас потому, что кажется, что кто-то оставил вам записку. Я нашел ее под дверью. Мне еще предстоит выяснить, была ли она там раньше, когда мы все заходили туда. Возможно, в тот раз мы ее не заметили, и она пролежала там все это время. Может, вы поможете мне. Вот она. Возможно, вы проясните ситуацию, поскольку она не подписана. Освальд взял бумагу и какое-то время смотрел на нее, словно на нечто оскорбительное, а затем он сложил ее и вернул мистеру Голдбергеру. – Я не знаю ничего об этом, – сказал он. – У вас нет даже догадок? – Ну, поскольку вы говорите, что нашли ее, то, вероятно, ваши догадки окажутся лучше моих. Как по мне, она выглядит как попытка запугать или разозлить меня – вызвать у меня какую-то реакцию, которая окажется вам полезна. Какая-то нелепица, как по мне. Мне жаль, но я не могу помочь, я не знаю, что требуется. Я собираюсь к себе в комнату, и я буду оставаться там – на случай, если будут доставлены или найдены еще какие-либо сообщения. Доброй ночи. Его речь была достаточно хороша – скорее смелая, нежели дерзкая. Вернее, таким был текст; но Освальд произнес ее нерешительно и неубедительно. Несмотря на то, что он спрятал руки в карманы, я знал – они дрожали. Я всем сердцем желал, чтобы он смог сказать свое «доброй ночи» потверже. Прошло много часов и утекло много слез, прежде чем я смог прочесть записку, которую мистер Голдбергер нашел под дверью Освальда. Но мне кажется, что ее место в повествовании должно быть именно здесь. Она была написана на почтовой бумаге Меривезера, которую было можно найти в каждом письменном столе дома. Неровные заглавные буквы, без апострофов и с перевернутой «И», гласили: НЕ БЕСПОКОŃСЯ!! ПОКА ЧТО МОЛЧN!!!!! К тому времени, когда я увидел это послание, мне уже рассказали, кто его написал. Так что невозможно сказать, посчитал бы я эту записку плодом трудов малообразованного человека, если бы увидел ее в то утро, или же я заподозрил бы хитрость со стороны кого-то достаточно умного, чтобы составить текст, способный послужить признаком малообразованности. Глава XX Казалось бы, то, как Освальд уходит к себе в комнату, должно было бы пробудить у оставшихся зависть и подтолкнуть их к попыткам подражания. Но нас удерживали на месте самые разные эмоции: страх, любопытство, усталость, осторожность. – Что было написано на той бумаге? – немедленно спросила Вики. Мистер Голдбергер погладил свой нагрудный карман и улыбнулся: – Если я расскажу это, то вы будете знать столько же, сколько и я, – сказал он, и Вики недовольно вздернула нос. – Так на чем мы остановились? – не улыбаясь, спросил лейтенант Уирт, в голосе которого были заметны нотки отчаяния. – Вы устанавливали время, когда мы видели его в последний раз, – ответила Сара Парнхэм. – Если бы вы начали с мистера Ван Гартера, сидящего на диванчике, и спросили бы каждого, идя по очереди, все прошло бы намного быстрее. – Ну, это ровно то, чем я собирался заняться, разве не так? – нетерпеливо кивнул лейтенант Уирт. – Хорошо, мистер Ван Гартер? – В последний раз я видел его в магазинчике моей племянницы, на Мейн-стрит. Думаю, он ушел оттуда вскоре после шести вечера. На ужине здесь не было ни ее, ни меня. Сидевшая возле меня Вики подняла взгляд и сказала: – Я также не видела его с тех пор. – Следующий. Мистер Кизи? – Я видел его, когда он уходил с радиостанции – это было примерно без десяти девять вечера. Он окончил песню в восемь сорок пять и оставался еще минут пять, а затем ушел. Я… – Пол запнулся, – я тогда и не думал, что больше не увижу его в живых. – Довольно печально. Довольно печально. Ну, перейдем ко второму дивану. Итак, леди? – Мистер Флип уже рассказал обо мне, – ответила Эвадна Парнхэм. – В последний раз я видела Тони в холле – это было около семи вечера, перед тем, как я уехала в город. – А я, – не дожидаясь своей очереди, вставила Сара Парнхэм, – я видела его около восьми часов – когда он выходил из дома, чтобы отправиться на радио. Я не смотрела на часы, но обычно он выходил около восьми, поскольку прогулка до радиостанции занимает около получаса. Мы с миссис Бейли как раз вышли на крыльцо. Он приветливо заговорил с нами (он всегда был весел и приветлив), и мы наблюдали, как он спускался с холма, пока он не свернул за небольшую кленовую рощу. – Почему вы так внимательно следили за ним? – хитро поинтересовался мистер Голдбергер. – Мы не следили. Это физиология, как вы это называете. Естественно, что люди наблюдают за движущимся объектом, если все остальное пространство неподвижно. – Да, это так. Я не подумал. Верно. Да, вы правы. Моя ошибка. Мисс, вы – следующая. – Я видела его, – начала Дот, – как уже говорили мистер Флип и миссис Парнхэм, в семь вечера – в холле, перед тем, как я отправилась с ними в город. Это был последний раз, когда я видела его. – А я, – заявила миссис Бейли, – была на крыльце с мисс Парнхэм когда он уходил из дому в восемь часов. Думаю, было чуть больше восьми. Я уже окончила уборку на кухне. К тому же мистер Шарван торопился, как если бы боялся опоздать. Хотя, это, конечно, не имеет значения – ведь он был на радио и пел там, и мистер Кизи видел, как он уходит оттуда без десяти девять. Похоже, именно тогда его и видели живым в последний раз. Мистер Шоттс зевнул и нацарапал что-то в своих записях, а мистер Голдбергер обратился к Полу: