— Но пока выходит, что я провалила самое важное дело для будущего нас всех. Ты так же, как и я, читал и слышал, что должно было быть раскрыто. Это революционно, необходимо! Эти женщины должны были быть услышаны всеми. — Их враги многочисленны, организованны и заранее готовили свою акцию… сосредоточься на следующем, последнем этапе… — Вы не можете ехать быстрее? — вдруг нервно обратилась Сара к таксисту, хлопнув рукой по подголовнику переднего сиденья. Немец не понял, что говорит эта женщина, но догадался, что она чем-то недовольна, и сделал вывод, что его ездой. Он осторожно прибавил скорости. Кристофер же онемел от изумления. В большинстве пар такой выплеск раздражения показался бы нормальным, но он никогда прежде не видел, чтобы Сара настолько потеряла самообладание и тем более сорвала досаду на человеке, совершенно непричастном к положению, в котором они оказались. Он впервые открыл для себя агрессивную сторону личности своей подруги. Сара это поняла и подняла руку в знак того, что просит прощения. — Мне очень жаль… Не знаю, что на меня нашло, — сказала она, смущенно глядя на Кристофера. — Я никогда не давала волю нервам до такой степени. Это расследование… мне кажется, что, провалив его, я предам всех женщин. И это меня изводит. — О’кей… — сумел произнести Кристофер, медленно приходивший в себя от пережитого удивления. — Лучше думать о том, что будет дальше. Согласна? — Я даже не знаю, где и кого искать в соборе Святого Петра в Риме. — Давай немного поразмыслим. Для начала посмотрим, в честь кого взяла имя эта Людмила. Теперь мы знаем, в какой области искать. Кристофер забил в строчку поисковика слова «Людмила и папа римский». Ответ был получен немедленно: — Людмила Яворова, восемьдесят пять лет, на сегодняшний день единственная женщина, о которой известно, что она была рукоположена в сан священника, — сказал он. Сара, прислонившаяся головой к стеклу, распрямилась. — Женщина-священник? Я думала, такое невозможно. — Я тоже. Никогда не слышал эту историю. Подожди… Кристофер быстро прочитал статью, после чего кратко пересказал ее: — Это произошло в 1970 году, при коммунистическом режиме в Чехословакии, в подпольной католической церкви. Епископ по имени Феликс Мария Давидек действительно рукоположил в сан священника женщину из своего прихода, Людмилу Яворову. Людмила хранила молчание до 1995 года, когда решилась открыть правду о своем священническом статусе. Ватикан тут же объявил рукоположение недействительным и напомнил, что католики должны считать неизменной доктрину, позволяющую лишь мужчинам становиться священниками. Есть предположение, что и другие женщины в те же времена, что и Людмила, получили сан священника, но лишь она одна решилась об этом рассказать. — Ты думаешь… думаешь, Людмила из Кружка попытается стать папой? Но это же абсурд! — Этта город разбудит, Ада науку зажжет, а Людмила всех их соединит. Последняя часть действительно говорит об объединительной роли, которая подходит религии. По крайней мере, в глазах тех, кто к этой религии принадлежит. Единственная проблема: только мужчина может быть избран верховным понтификом. Стало быть, Людмила готовит что-то другое. — Какую-то громкую акцию на рукоположении нового папы. Вот что она готовит. Все прожекторы будут обращены на площадь Святого Петра в Риме… — …И в первую очередь на балкон, откуда раздастся знаменитое Habemus papam — У нас есть папа и откуда новый понтифик произнесет благословение urbi et orbi[10]. — Какой прекрасный момент, чтобы заставить услышать себя самой большой аудитории в мире? — Но — сделав что? Сказав что? — Учитывая то, что собирались сказать Катрина и Шафи Рейнвассер, могу себе представить уровень ее разоблачения. Меня больше интересует, как остановить убийцу, и на этот раз до того, как он начнет действовать. И уверена, он пришел к точно таким же выводам, как мы: та, что называет себя Людмилой, предпримет некую громкую акцию там, куда будут направлены телекамеры. То есть на балкон, на который выйдет новый папа. Значит, убийца попытается поразить свою цель на этом балконе из дальнобойной снайперской винтовки. Тут может быть только это… — Логично, — согласился Кристофер. — Надо найти наилучшее место для стрельбы с дальней дистанции по балкону базилики. Он будет там. Но Сара не была экспертом в данном вопросе и поэтому позвонила коллеге, которому доверяла больше, чем себе. Пока она разговаривала, зазвонил телефон Кристофера. Это был Томас Хольм, репортер «Моргенбладет». Кристофер заколебался: Сара могла услышать разговор. И в то же время, если журналист звонил ему, то, значит, продвинулся в своих поисках. Кристофер решил воспользоваться занятостью Сары разговором с Осло и ответил на звонок: — Да. — У меня есть новость. — Давайте, только быстро. — Боюсь, новость вам не понравится. — Говорите… — Мы прогнали фото вашей подруги, сделанное у терминала оплаты, через редакционную программу восстановления изображения, которая творит чудеса. Также мы провели кое-какие вычисления. Учитывая размер тени сидящего сзади человека, время, когда было сделано фото, и положение головы относительно крыши автомобиля, есть только одна возможность: это был ребенок. — Что? — воскликнул Кристофер. Сара повернула к нему голову, как бы спрашивая, что происходит. Он жестом показал, что все нормально, хотя все его чувства были настороже. — Сожалею, месье Кларенс, но это еще не все. Солнечное сплетение Кристофера дернулось, когда он сделал глоток воздуха. — Я вас слушаю. — Тот день, когда мадам Геринген была сфотографирована с этим ребенком на заднем сиденье, в Осло один отец заявил о похищении своего сына. Мы проверили время подачи заявления. Это произошло за два часа до того, как камера наблюдения платежного терминала сфотографировала мадам Геринген. — Скажите мне, ребенок… — Мне очень жаль. Мальчика нашли мертвым в порту Ставангера почти через месяц после его исчезновения. По телу Кристофера потек холодный пот. Он закончил разговор и открыл окно в надежде, что холодный воздух остудит его голову, в которой кипела буря вопросов. — Через несколько часов я получу ответ о лучшей позиции для стрельбы… — объявила Сара, закончив говорить по телефону. — Возможно, еще есть шанс. Она повернулась к Кристоферу. — Ты в порядке? У тебя странный вид. — Машина, переживания, усталость, я… Все пройдет. Кристофер ни на секунду не подумал, что Сара способна причинить зло кому бы то ни было, тем более ребенку. Она была человеком, которому он доверял больше всех на свете. Значит, всей этой истории должно быть какое-то объяснение. Но когда Сара положила руку ему на бедро, Кристоферу пришлось сделать над собой усилие, чтобы непроизвольно не отдернуть ногу. Глава 51 К тому моменту, когда такси наконец остановилось перед дверьми маленького аэропорта Лейпцига, Сара уже забронировала им билеты на рейс до Рима, вылетающий менее чем через сорок пять минут. Они вбежали в зал номер 2, указанный на информационном табло, когда стюардесса в последний раз вызывала пассажиров Кларенса и Герин-ген. Сара первой добежала до стойки регистрации и предъявила билет и паспорт улыбающейся стюардессе, поздоровавшейся с ней. Кристофер отстал на несколько секунд. Сара, уже прошедшая турникет, протянула Кристоферу руку. Тот вынул из кармана паспорт и уже собирался показать его стюардессе, как вдруг остановился, пораженный очевидностью. Возможно, последнее открытие журналиста о смерти ребенка, находившегося в машине с Сарой, ускорило его решение. Он вдруг испугался, что погибнет и оставит Симона сиротой во второй раз. — Сэр, могу я увидеть документ, удостоверяющий вашу личность? Пожалуйста… — Э-э… я… Кристофер смотрел на Сару, горло у него пересохло, сердце бешено колотилось от нехорошего предчувствия. — Сара, я… Она поняла. Он подошел к ней, и они замерли друг напротив друга, разделенные турникетом отдела регистрации. — Сара, я, пожалуй, не полечу… Она молча кивнула. — Мне жаль… но я должен вернуться в Осло. Симон… мы нужны ему и… — Мне следовало предложить тебе сделать это раньше, Крис… Я восхищаюсь твоим мужеством. Но ты прав, мы нужны Симону, а если я не могу быть там, то вернуться должен ты… — Мадам, простите, но мы заканчиваем посадку в самолет, — вмешалась стюардесса. — Да… Кристофер обхватил ладонями лицо Сары. Она почувствовала, что он дрожит. Они поцеловались в порыве разделенных любви и бед.