— «Джон Рут Громкоголосый»?! Ты назвал меня громкоголосой? — Я задохнулась от возмущения. — Марита, ты все приказы орешь Феньке вслух, — огорошил меня Ричард. — Я тебя слышу, даже когда ты летишь в хвосте. — Я никогда не летаю в хвосте, — отрезала зло. — Что довольно удивительно, — оказал неоценимую поддержку муж. Ради интереса нашла имя «Тим Донг», под которым когда-то написала «слабостей нет». После того как блокнот побывал в руках самого Тима Донга, рядом появилась надпись: «Спасибо». И ромашка. Ромашка! Р-р-р… …так я открыла еще одну грань характера своего мужа. Если бы случайный человек увидел герцога Бёме, он бы описал его как сдержанного, в меру приветливого, иногда холодного мужчину, который, несомненно, уважителен к тем, кто этого заслуживает. Я имела честь лицезреть и другого герцога Бёме. Вернее, ту сторону его характера, которая приоткрывалась, когда на Ричарда не давили общество и его собственный статус. Когда ему не нужно было строить из себя важного, величественного хозяина огромных земель. Это были его собственные игривые чертики. Они вылезали тогда, когда их репутации ничто не угрожало, и действовали предельно аккуратно. Исчерканный блокнот оказался лишь малой частью фантазии Ричарда. Я не нагружала себя без особой необходимости, поэтому, как только чувствовала слабость, возвращалась в кровать. Постоянно сменять корсет было бы слишком утомительно, поэтому я его не надевала, когда вставала, поддерживала талию и грудь лишь шнуровкой платья. Это позволяло спокойно переодеваться самой. Однажды, лежа с очередным приступом слабости и попивая настойку, которую прописал Роберт, я потянулась к тумбочке, чтобы взять один из «лжероманов». И вдруг заметила незнакомую книгу «Способы изучения наречий в различных языковых системах, их анализа и влияния на культуру народности». Я, конечно, заглянула в нее ради любопытства. Это оказался один из тех любовных романов, которые мне так нравятся. Но раньше я его точно не читала, да и обложки такой у меня никогда не было. Как выяснилось, роман действительно был не мой, а Ричарда. Я поняла это, когда, пробежавшись глазами по строчкам, незаметно увлеклась и, дойдя до тридцатой страницы, увидела пометку: «Я уже почти уснул, но этот момент довольно забавен, не находишь?» Он написал это как раз после того, как героиня по ошибке едва не ударила героя мечом. Теперь мое чтение напоминало азартную игру. Я переворачивала одну страницу за другой, пробегала глазами по строчкам, чтобы хоть немного вникнуть в сюжет, и искала комментарии Ричарда. Он вписал их по всему роману. В момент, когда у героини запотели очки от поцелуя, мне даже показалось, что я слышу интонацию мужа, с которой он говорит: «Управляющий не понимает, почему я смеюсь. Наверное, он никогда не целовал дам, у которых запотели очки». Это было похоже на диалог, удивительное ощущение причастности, словно я читала книгу вместе с Ричардом. Я и смеялась, и мысленно соглашалась с некоторыми его доводами, перечитывая отрывки по сто раз. Но именно на «странице с очками» не выдержала и дернула за веревку, вызывая служанку. — Вы что-то хотели, миледи? — спросила Эми, появившись в дверях спустя несколько минут. — Принеси мне чернила и перо. — Конечно, миледи. Она поклонилась и вышла. Через какое-то время уже я упоенно выводила буквы на бумаге, с трудом найдя для этого место среди строк и небольших отступов на полях. «Интересно, откуда ты знаешь, каково целовать дам в запотевших очках? Я не ношу очки». И продолжила чтение. До поры до времени вставки Ричарда были невинны и трогательны, хотя встречались и чересчур жестокие. К примеру, на фразу героя: «Как ты поняла, что я подходящий для тебя мужчина?» — муж не по-джентльменски ответил: «Она же старая дева, ты был ее последним шансом». Стало понятно, что любовные романы ему не нравятся. Во всяком случае, в их достоверности он сомневался. Однако с приближением постельной сцены в нем явно проснулся интерес. Над диалогом героев: «— Когда ты сидела на лошади передо мной, это была настоящая пытка… — Ты испытывал возбуждение, не так ли?» Ричард написал наверняка с философским настроением: «Неужели и правда никто не понимает, как тяжело мужчине, когда к нему прижимается привлекательная девушка?» Далее он разошелся еще больше, стал еще откровеннее, настолько, что я отложила перо, понимая, что уже не смогу отвечать на его письменные послания. Рядом с первой пикантной сценой увидела: «Интересно, читая все эти любовные романы, ты правда понимаешь, что происходит между героями?» «А здесь?» «Что же творится в твоей головке после чтения подобных сцен?» Я краснела так стремительно, что пришлось открыть окно, лишь бы сбить жар. Если Роберт увидит меня в таком состоянии, подумает, что лихорадка вернулась. Сделав глубокий вдох, постаралась вернуть себе самообладание и с непроницаемым лицом продолжила чтение. А потом наткнулась на фразу: «Скоро ты тоже поймешь, что язык дан человеку не только для разговоров». И все. Я как наяву увидела выражение жуткого самодовольства на лице герцога, его каверзную улыбку и пляшущих в глазах чертиков. Вспомнила темнеющую кожу, жесткие, но все равно приятные, сильные пальцы, трепетные прикосновения к своему телу, когда он мыл меня в ванне. У меня покраснели щеки, уши, стало тяжело дышать, внизу живота появилась странная тяжесть. Застонав от нахлынувших чувств, я накрылась с головой одеялом, словно пыталась убежать от самой себя. — Миледи, вы в порядке? — в комнату вбежала Эми, видимо испуганная моим болезненным, по ее мнению, стоном. — Да, все нормально, — приглушенно заверила ее, не высовывая головы. — Мне позвать вашего мужа? — Нет, не надо! — воскликнула поспешно. — Лучше принеси мне ромашкового чая, пожалуйста. — Как скажете, миледи, — пробормотала служанка и удалилась. Но никакой ромашковый чай не мог успокоить ту бурю в душе, которую породили глупые, глупые, глупые, глупые чертики мужа. Эта переписка в книге была настолько интимной и будоражащей, что не давала мне покоя всю ночь. Я перечитывала слова Ричарда немыслимое количество раз, и все время ловила себя на постыдной мысли: как мне хочется, чтобы слова превратились в действия! Не когда-то. Не рано или поздно. Не скоро. Сейчас. Вот прямо сейчас, сию же секунду. Но ночью мы спали в разных комнатах. Я успела осознать, как мне нравится эта сторона герцога. Очень, очень нравится. К сожалению, она проявлялась настолько редко, что я начинала ощущать себя зависимой, словно бы подсела на опиум и теперь чувствовала невероятную ломку. А еще я поняла, что с тем, кто тебе безразличен, так себя не ведут. Это означало, что я нравлюсь герцогу. Нравлюсь как женщина. Что он не разочарован доставшейся женой. Если раньше его поцелуи можно было растолковать двояко, ведь, как ни крути, а мужу с женой положено целоваться, и он мог просто пытаться понять, доставляет ли ему удовольствие целоваться именно со мной, то теперь не возникало никаких сомнений — доставляет.