– Вы сегодня прекрасно выглядите, – сообщила я, даже не потрудившись подняться, – ваше аэльвэрство. Льер! Последнее относилось к зверенышу, который явно примеривался, чтобы броситься на вошедшего и вцепиться ему в сапог. Вчера, когда котенок приходил в себя после заклинания, я сидела рядом с ним и обнимала до тех пор, пока он не перестал испуганно дергать лапами (подвижность возвращалась постепенно) и пищать. За это мне хотелось запустить в вошедшего подносом, но что-то подсказывало – его не прошибить даже подносом. Бъйрэнгал, недовольно рыча, приблизился ко мне, шипы снова стали темнеть. – Что это было? – поинтересовалась я, глядя на мужчину. – Ты предлагаешь мне общаться с тобой так? – Ну, вам не привыкать общаться со мной свысока, – хмыкнула я. – Так что я, пожалуй, посижу. У него как-то резче обозначились челюсти, но Золтеру это шло. – Если ты про шипы, – произнес он, приблизившись, – то красный цвет означает, что он готов их выбросить, защищая тебя. И умереть. Бъйрэнгалы умирают, когда теряют шипы. – Эй, малыш, – сказала я, наклонившись к утробно рычащему котенку, – давай обойдемся без геройств, хорошо? Мне не нужно, чтобы из-за меня кто-то умирал. Особенно такая прелесть, как ты. Прелесть наклонила голову, глядя мне в глаза. – И потом, если ты умрешь, я останусь совсем одна. Некому будет меня защищать. – Прекрати паясничать! – донеслось сверху. Я подняла голову. – Простите, я забыла, что вы здесь. Вы что-то хотели? У Золтера привычно потемнели глаза. – Тебя ничему жизнь не учит, Лавиния? – Нет, ну почему же, – улыбнулась я. – За время нашего знакомства я научилась многому. Хочешь каткан? – спросила я котенка, который поглядывал то на Льера, то на меня. Я на Льера старалась вообще не смотреть: после случившегося видеть его под личиной Золтера было как-то неправильно, дико и… больно. Что самое удивительное, стоило ему появиться – равнодушия как не бывало! – Завтра ты будешь присутствовать со мной на празднике рождения Двора Смерти. – Не буду. – Лавиния. – Ваше аэльвэрство? – Я снова вскинула голову и не без удовольствия отметила, что его перекосило от обращения. – Не заставляй меня быть с тобой жестоким. – Да кто же вас заставляет?! – искренне изумилась я. – Хотите – будьте. Не хотите – не будьте, это только ваш выбор. – Хватит! Он подошел ко мне так резко, что бъйрэнгал снова зашипел. Вздернул меня на ноги, сжимая плечи так, что кожа вспыхнула даже под платьем. – Уберите свои монаршие… руки, – сказала я, глядя в полыхающие чужие глаза. – Я не пойду с вами никуда, ваше аэльвэрство, а вы не станете настаивать, потому что в противном случае вам действительно придется меня наказать. В отличие от вас я не собираюсь притворяться, что все хорошо. Не собираюсь терпеть ваше присутствие и не собираюсь вам улыбаться. Ни вам, ни вашим подданным. Ты ведь этого хотел, Льер? Хотел получить трон, а тут все так удачно сложилось? Тебе даже не пришлось его убивать, нужно было просто заставить… подвести меня к этой мысли, правда? Ты заставил его поверить в то, что между нами что-то было. Заставил его выйти из себя. Заставил меня ненавидеть его. Все просто и-де-аль-но! Полог безмолвия растянулся над нами еще до того, как я заговорила о наказании, но сейчас мне больше нечего было сказать. Я сказала все, что думаю, все, что чувствую, и мне было совершенно не важно, что со мной будет дальше. Наверное, не важно. Мне очень хотелось в это верить, потому что, глядя в эти глаза, я видела другие, совершенно другой образ, который придумала сама. Совсем как когда-то с Майклом. – Ты действительно этого хочешь, Лавиния? – холодно спросил он. Очень холодно: настолько, что его побелевшие губы казались покрытыми инеем. – Хочешь остаться в этой комнате навсегда? Никогда из нее больше не выходить? – Единственное место, куда я хочу отсюда выйти, – мой родной мир. – Что ж. – Его пальцы замерли в дюймах от моего подбородка, так и не коснувшись кожи, но каким-то образом умудрившись обжечь. – Значит, останешься. Будешь сидеть здесь, пока сама не попросишь меня о возможности покинуть эту спальню. Льер повернулся, окатив меня холодом набирающей силу смерти и тонким ароматом неизвестных мне трав. – Ненавижу тебя, – выдохнула ему в спину. Широкую спину, обтянутую темно-синим мундиром, контрастирующим с закатным пламенем волос Золтера. Движение я почти уловила и даже почти отпрянула, когда сильная ладонь легла на мою шею, возвращая назад. Прикосновение губ было неожиданным и острым, совсем как тот поцелуй на охоте. Невыносимо коротким, оборвавшимся ожогом укуса и непонятной дрожью, прокатившейся по всему телу. Льер разомкнул губы, по-прежнему касаясь моих губ. – Твоя ненависть, – произнес он, и от этого непоцелуя мои щеки вспыхнули, – такая сладкая, Лавиния. Продолжай. Скольжение его пальцев по коже – с шеи на грудь – было бессовестно откровенным, но прежде чем он успел отстраниться, я подалась вперед, впиваясь поцелуем в красивый рот… увы, не его. Мгновение, когда я целую мужчину первой, оказалось для меня диким и будоражащим, возбуждение огнем растеклось по венам и ударило в сердце, заставив его ненадолго замереть. Вплетенные в раскаленные волосы пальцы горели так же, как полыхала я, и только глухой стон, коснувшийся губ, заставил меня опомниться. Я подалась назад, глядя Льеру в глаза: сумасшедшие глаза, сменившие цвет на родной темно-синий. С силой уперлась ладонями в грудь, оттолкнула. – Представляешь, каким было бы продолжение? – спросила шепотом, очертив пальцами его скулу. – Представляй. Только это тебе и остается. На этот раз я отвернулась первой и вместе со стуком двери услышала удар сердца. Первый, как мне показалось, за все это время. Не совсем отдавая себе отчет в том, что делаю, приблизилась к стене, прижалась пылающей щекой, позволяя холоду втекать в меня. Аурихэйм действительно меня изменил, и я понимала, что возвращение домой этого не отменит. Не знаю, что будет с моей магией, но сама я уже никогда не стану прежней. 12 После ухода Льера я занялась тем, что аккуратно составила посуду на поднос, и, дождавшись, пока Лизея уведет котенка на прогулку, взяла перстень Винсента. В последнее время мне с ним совершенно не везло: брат то пропадал в парламенте, то встречался с ее величеством, пару раз я наткнулась на него спящего – в кабинете и в спальне, прямо поверх покрывала. Ощущение было такое, что его светлость герцог де Мортен полностью ушел в работу, чтобы избавиться от чувства вины за то, что не сумел меня защитить. Не знаю, говорил ли Эльгер брату про Аурихэйм, но сейчас я искренне сожалела о том, что во сне ничего не сказала Эльгеру про перстень. В таком случае мы действительно смогли бы общаться, пусть односторонне, но… Винсент смог бы передавать мне хоть какую-нибудь информацию. А я могла бы сказать, что люблю его и что он совершенно ни в чем не виноват. Вот только тогда я была настолько потрясена, что совершенно упустила это из виду, а Эльгер по какой-то причине больше не торопился ко мне в сон. Хотелось бы мне понять по какой. Покрутив перстень в руках, вздохнула. Сейчас в моем распоряжении не было даже магии, поэтому, упирая острие ножа в кончик пальца, поморщилась. Укол вышел чересчур болезненным, и, едва приложив палец к перстню, я тут же сунула его в рот. Когда магическая дымка рассеялась, я увидела Винсента за столом в кабинете. Казалось, за это время он постарел еще сильнее, словно из него тоже что-то вытягивало силы, как из Аурихэйма. – Держи. – Голос Терезы раздался так неожиданно, что я чуть не укусила себя за палец. Сестра подвинула ему бокал с восстанавливающим зельем, судя по переливающемуся искрами темно-синему содержимому. Винсент хмуро взглянул на нее и получил в ответ точно такой же взгляд. В умении хмуриться они друг другу не уступали, да и в целом фамильные черты Биго – тяжелые надбровные дуги, высокий лоб, разрез и цвет глаз – проступали на их лицах настолько ярко, что всем с первого взгляда становилось понятно: брат и сестра. Что касается меня, я была больше похожа на матушку. – Я больше не хочу об этом говорить, – тяжело произнес брат, ополовинив зелье. – А о чем хочешь? – язвительно поинтересовалась Тереза. – Аурихэйм?! – Эрику незачем лгать. – Эрику, – передразнил Винсент и, морщась от горечи, допил остатки. – Эрик в прошлом не дружил с головой настолько, что пытался тебя убить. – Не меня, а Анри. Это было давно. – Не знал, что безумие лечится. – Не лечится. Оно исцеляется, – хмыкнула Тереза и подалась вперед, сцепив ладони на уровне лица. – Любовью. – Все равно это полный… – Он сказал о том, что происходит с ее магией. Вспомни Луизу. Я замерла. Мне рассказывали, что Луиза обернулась змеей под действием заклятия Аддингтона. Но при чем тут я и моя магия? – Помнишь, когда под действием заклятия змеи у нее проснулась магия, которую отец отказался в ней развивать? – О чем ты, Тереза? – Винсент устало потер виски. – Мы лично учили Лавинию магии, в ней нечему просыпаться… – Что, если в ней проснулась иная магия? – Сестра задумчиво посмотрела на лежащие под рукой брата бумаги. – Исходя из того, что сказал Эрик, очень на то похоже. Смотри, Луиза могла даже слышать через полог, который накладывал ты, а когда я попыталась учить ее, меня ударило потоком силы так неожиданно, что я даже не успела поставить щит. Я моргнула.