Я подумала о том, что сегодня чудесный день. А станет еще чудеснее после того, как я поговорю с Льером, и, может быть… Что может быть, я решила пока не думать, по крайней мере до разговора. Лизея объяснила, где находится сад, мы договорились, что завтракать будем в беседке, и я направилась в кабинет к Льеру. Поисковое заклинание вело быстро, главное, что сейчас я чувствовала себя свежей, полной сил и магии. Разве что самую чуточку виноватой, но это можно исправить. Все можно исправить, было бы желание. Так говорил Льер, и так думала я сама, когда говорила с Луизой о Винсенте. А ведь она точно так же, как я, не хотела ничего видеть и слышать. Не хотела принимать никаких причин, никаких объяснений, которые приводил брат, и, возможно, у Льера тоже есть свои причины не говорить мне о Золтере. Как бы то ни было, сейчас это не главное. Сама не знаю почему, я чувствовала себя дебютанткой, которая собирается на свидание. Хотя это и не свидание вовсе, а разговор. Просто разговор. Пока что. От всех чувств, которые сейчас во мне бурлили, я казалась себе немного пьяной и самую чуточку шальной. Тем не менее, закусив губу, все-таки помедлила, остановившись перед его кабинетом. Искорка поиска уже давно погасла, а я все стояла и думала о том, стучать или нет. В конце концов решила, что не стоит, просто толкнула дверь и вошла. Чтобы увидеть полностью обнаженную Найтриш, восседающую на коленях моего мужа. Да, что ни говори, а с моими попытками влюбиться всегда было что-то не так. – Кхм, – сказала я, заставив элленари отпрянуть и обернуться. Судя по выражению лица Льера, его мое появление совершенно не взволновало, но он же у нас Золтер. Обязан соответствовать. – Я пришла поблагодарить за завтраки из Энгерии, – сообщила я, игнорируя приоткрытый рот темноволосой. Она то ли покусать моего мужа собиралась, то ли облизывать. – И за одежду. Весьма ценю вашу заботу, мой дорогой супруг. Льер прищурился, у девицы сверкнули глаза, выдавая раздражение, а я уже вышла в коридор и прикрыла за собой дверь. Со мной творилось нечто странное: хотелось не то вернуться и стащить девицу с его колен прямо за волосы, не то полить мужа энгерийским чаем. Свежезаваренным. Когда до меня впервые дошли слухи о внимании Майкла к другой, я не испытывала и сотой доли тех чувств, что ворочались во мне сейчас. Чувств совершенно неуместных и лишних. У отца были другие женщины. Они с матушкой редко ночевали вместе (пусть даже для Энгерии это нормально), родители почти не смотрели друг на друга как мужчина и женщина. Нет, для всех они были примерной супружеской парой, а то, что любовницы его светлости Уильяма Биго де Мортена изредка появлялись даже у нас на балах (с мужьями, к слову сказать), никому не казалось чем-то особенным. Матушка оберегала меня от такого рода «новостей», но в огромном замке, где множество слуг, сложно что-то утаить. Разумеется, если бы она узнала, что подобное дошло до моих ушей, уволены были бы все, кто имел к этому отношение, но она не узнала. Не узнала она и того, что ее маленький цветочек леди Лавиния видела, как отец целовал другую. И видела, что леди Илэйн Биго тоже это видела, но ничего не сказала. Матушка просто подхватила юбки, развернулась и ушла. Я тогда была совсем девочкой, и мне очень хотелось посмотреть на бал. Я дождалась, пока матушка пожелает мне доброй ночи и отправится на праздник, а камеристка спустится посплетничать с горничными, выскользнула из постели, надела халат и побежала вниз. Надеялась увидеть, как кружатся в танцах влюбленные пары (о, я обожала сказки про любовь!), а увидела… то, что увидела. После такого на бал я уже не пошла смотреть. Я вернулась в комнату и долго-долго думала о том, почему матушка все это терпит. Думала, но придумать объяснение так и не смогла, поэтому на следующий день спросила у камеристки. Не про матушку, разумеется, а вообще. Камеристка покраснела и спросила, с какой это радости у юной леди такие мысли, а юная леди сказала, что ей просто интересно. – Так ведь мужчины всегда изменяют, – сказали мне. – Для них это нормально. А каждый раз разводиться – так ни одной нормальной семьи не было бы. Это же какой позор! В общем, сейчас я поняла, что нормальной семьи, точнее, такой «нормальной семьи» мне совершенно точно не надо. Тем не менее Майкла я спокойно привязала к кровати, его любовницу выставила за дверь, а сейчас… просто сбежала. И, судя по тому, что уже задыхалась, продолжала бежать, не разбирая дороги. – Лавиния! – Голос мужа разнесся по коридору ну очень не вовремя: я была к этому не готова. Я вообще не была готова говорить с ним в ближайшее время. Месяц, может быть, два. Или год. – Лавиния, подожди! Я наспех метнула поисковое заклинание, настроенное на сад. Я помнила, что этот замок с сюрпризами, но, когда прямо передо мной выросла стена, а коридор изогнулся влево вместо поворота направо, выругалась совершенно не подобающими леди словами. Шаги Льера звучали уже совсем рядом, и я вдруг с ужасом осознала, что сейчас мне опять придется держать лицо, и держаться, и говорить, как положено воспитанной женщине, а я этого не хочу! Хочу влепить ему пощечину и высказать все, что думаю о его обещаниях, предложениях и прочем. Не стесняясь в выражениях, и вообще ничего не стесняясь, и… Ненавижу его! Метнувшись к первой попавшейся двери, отпрянула, когда прямо передо мной раскрылся портал. – Мне надоело за тобой бегать, – прорычал Льер, выбросив вперед руку, чтобы меня схватить. Я отпрянула, увидела, как изменилось его лицо, и поняла, что падаю. В портал, да. Мне хватило времени осознать, что моя магия снова сработала очень странным образом, успеть показать мужу совершенно непристойный жест (подсмотренный в детстве у конюха) и провалиться… к Арке. То, что я нахожусь у Арки, стало понятно сразу, эту красоту я бы никогда и ни с чем не спутала. В прошлый раз, оказавшись здесь с Золтером, я даже толком ее рассмотреть не успела, но сейчас могла насладиться сполна. Высоченная, гораздо выше, чем показалось мне тогда, сейчас полностью залитая солнечным светом, она представляла собой сплетение корней, ветвей, вьюнов и цветов. Зелень искрилась в лучах, раскрывшиеся цветы, к счастью ничем не напоминающие ахантарию, источали легкий аромат. Окружающий меня лес тоже был живым: трели птиц, звучащие на разные голоса, жужжание, шелест, глубокое дыхание очнувшейся после долгого сна природы. Наверное, я бы так и пялилась на все это, сидя здесь, если бы не услышала странный звук. Он выбивался из мелодии жизни, как фальшивая нота, помесь скрежета и шипения. Огляделась, пытаясь понять, откуда он исходит… – Голову подними. Я не завизжала только потому, что проведенное в Аурихэйме время показало мне, что здесь может быть все. И что, если от Арки отделилась призрачная тень золотоволосой женщины, значит, так нужно. Или не нужно, но это имеет место быть. – Подними голову, – повторила она. – Надеюсь, не чью-то. – Черный юмор проснулся во мне совершенно неожиданно, я даже не представляла, что могу брякнуть такое. – Да, время, проведенное рядом с Золтером, бесследно не проходит, – вздохнула золотоволосая. – Вы знали Золтера? – Я знаю всех, – сказала она. – Потому что я – Арка. Или Изначальная, как меня называют. Всевидящий! Живая богиня. Или не очень живая. Но все-таки богиня? – Э… – многозначительно произнесла я. – Это неожиданно, но очень приятно. Я имею в виду, мне очень приятно с вами познакомиться. – Ой, оставь эти церемонии. – Она вроде как вздохнула, но вздоха я не услышала. – Хотя ладно, церемонься. Это приятно. Очень странная богиня. – Я бы очень хотела поблагодарить вас за то, что вы не одобрили мой брак с Золтером, – поспешно сказала я. – Золтер убил свою мать, – скучающим тоном произнесла Изначальная, – чтобы занять место отца. Он знал, что она его мьерхаартан и что ее смерть высушит предыдущего повелителя Двора Смерти и сведет в могилу. Альхиину и весь ее Двор он тоже уничтожил, потому что она отказалась от эксперимента. – А… – Да, и на тебе он хотел жениться именно потому, что, когда все это вскроется, а рано или поздно это все вскрылось бы, ему нужна была твоя жизнь в качестве залога. В ночь схождения луны и солнца создаются истинные пары, смерть одного влечет мгновенную смерть другого, а поскольку твоя жизнь очень ценна для Аурихэйма… – Изначальная махнула рукой. – Словом, совершенно неподобающий для тебя супруг. Не благодари. Мне оставалось только моргнуть. – То есть не должно было быть никакого ребенка? – уточнила я. – Нет, разумеется. Он хотел тебя в качестве гарантии того, что сумеет и дальше проворачивать свои дела безнаказанно. Мир-то именно с твоим появлением вернулся к жизни. – Я решительно ничего не понимаю, – сказала я. – Поймешь. – Изначальная опустилась на землю, по-прежнему не покидая границ Арки. – Ты даже не представляешь, насколько приятно впервые за десятки тысяч лет говорить с живой! Мне почему-то подумалось, что они с Терезой очень быстро нашли бы общий язык. – Остальные приходят, смотрят на меня как на волшебное дерево: Арка то, Арка се, и никто даже не представляет, каково это – быть бессловесной исполнительницей желаний. Смотреть на их детенышей, которых они приносят, чтобы дать им имя, или соединять их узами брака… Хотя про брак в последнее время все забыли, таскаются, только чтобы попросить их защитить и спасти. Мы не хотим умирать, мы не хотим умирать, а Пустота меня бы, между прочим, тоже не пощадила. Кого-то это волновало? Нет! Поскольку сидела я хорошо, решила, что лучше и дальше так же сидеть. Все-таки надежнее, а то мало ли. – Вы говорили, что Золтер убил Альхиину, – напомнила я. – Да он вообще много кого убил. Не сомневаюсь. – Отца Ангсимильера, например. Когда тот понял, что смерть Двора Жизни и возникновение Пустоты на его совести. – Изначальная посмотрела мне в глаза. Так глубоко, что я показалась себе не просто голой, а разобранной по косточкам. – Ух, какие чувства. Право слово, давно здесь таких не было. – Мм… как мне вас называть? – Эртея. – Эртея, – сказала я, не сводя глаз с серебристого сияния, вплетающегося в ее волосы, текущего в Арку и расходящегося дальше по лесу. – Вы можете отправить меня домой? – Ну а что я говорила? – насмешливо поинтересовалась она. – Все приходят сюда с корыстью. – Аурихэйм – не мой мир. Разумеется, я хочу вернуться. – Ты в этом настолько уверена? – Эртея прищурилась. Могу поклясться, что прищурилась, хотя сквозь нее хорошо так просвечивал лес. Погодите-ка! – Вы говорили, что живые с вами не разговаривают. Почему? – Потому, что они меня не видят, – пожала плечами Изначальная.