— Все, о чем ты собираешься меня попросить — не сегодня. — А завтра, значит, да? То ли во мне не осталось сил бояться, то ли усталость вытряхнула все чувства, но сейчас я испытывала только нездоровый азарт. Хотя, пожалуй, еще и желание причинить ему хотя бы капельку такой боли, которая заставит его почувствовать себя живым. Понять, что это такое вообще — чувствовать. — Завтра будет завтра. Клубящиеся вдоль стен виеррахи шипели, стелились у его ног, пока мы шли по коридорам. Золтер же шел так, словно нес на руках не меня, а какое-то перышко, которое с легкостью можно стряхнуть и столь же легко поднять. Наверное, практика была хорошая. По крайней мере, пока меня несли через весь двор, я чувствовала исходящее от женщин-элленари раздражение, а в глазах черноволосой, которая запомнилась мне еще до охоты читалась с трудом сдерживаемая досада. Несмотря на все, сейчас я даже склонна была с Золтером согласиться. С тем, что завтра будет завтра, разумеется: все, чего мне хотелось сейчас — это смыть с себя пыль и лечь спать. Завтра я смогу подумать о том, как мне попасть в библиотеку, завтра я буду думать о том, как помочь Винсенту и Эльгеру. Сейчас же мне просто хотелось остаться одной. Обхватить руками подушку, закрыть глаза и хотя бы на время сна забыть об Аурихэйме. Возможно, мне даже приснится Мортенхэйм и родные. Хотя здесь мне не снилось ничего… или я просто об этом не помнила. — Доброй ночи, ваше аэльвэрство, — пожелала я, когда меня, наконец, поставили на ноги в моей спальне. Золтер приподнял брови, и я поняла, что ляпнула. Ну да, воспитание в панталоны не запихнешь, как сказала бы Тереза, а когда ты уставшая и сонная, держаться все сложнее и сложнее. — Что-то не так? — я приподняла брови. — Или вас смущает банальная вежливость? — Меня смущает твое состояние, Лавиния. С губ сорвался смешок. — Неужели? Вместо ответа он указал мне в сторону ванной. Надо же! Мы с ним сегодня на удивление совпадаем. — Мне не потребуется помощь Лизеи. — Я не собирался приглашать к тебе Лизею. Теперь уже брови приподняла я. — Потому что я останусь с тобой, — сказал он и направился к дальним дверям, расстегивая мундир. При мысли о том, что мне придется остаться наедине с ним, о том, что он снова ко мне прикоснется (разумеется, прикоснется, а как же иначе), горло сдавил спазм. Я застыла на месте, глядя ему в спину. В себя пришла только когда мундир отправился на кресло, на то самое кресло, в котором я сегодня заснула. Точнее, где меня сморил сон, потому что до этого я делала все, чтобы не заснуть. — Пойдем, Лавиния. — Золтер обернулся и протянул мне руку. Лишь усилием воли я заставила себя остаться на месте. — Нет. — Нет? — он прищурился. — Когда я говорила, что мне не нужна помощь Лизеи, я подразумевала, что хочу остаться одна. Вместе с воспитанием во мне выросло умение держать лицо даже в самых диких ситуациях, должно быть, именно поэтому сейчас мой голос звучал так решительно. — Сегодня ты одна не останешься. Пойдешь сама или тебе помочь? — Вам недостаточно того, что случилось вчера? Он шагнул было ко мне, но остановился. — Вчера? Вчера, позавчера… я понятия не имела, сколько была без сознания, сколько времени прошло с той минуты. Сколько бы ни прошло, в памяти оно отпечаталось так, будто это случилось несколько мгновений назад. — В этом дворце полно желающих провести с вами ночь, — сказала я. Лед в голосе позволял удержать готовую просочиться в него дрожь. — Или вы настолько пресытились, что получаете удовольствие исключительно когда женщина сопротивляется? В меня ударило холодом. Глубинным, животным, давящим, не оставляющим ни малейших сомнений, что он рожден в самом сердце Смерти и Тьмы. Его глаза стали настолько темными, что по сравнению с ними даже на черном полотне можно было отыскать самые разные оттенки. — Повтори, — негромко произнес он. — Что ты только что сказала? — Вы меня прекрасно слышали, — я отвела руки за спину, чтобы сцепить пальцы. Держаться мне было больше не за что: в этой спальне не осталось даже вьюнов и зелени, к которым я могла бы обратиться за помощью. — И у меня убедительная просьба, ваше аэльвэрство. Оставьте меня одну. Сейчас же. Золтер шагнул вперед так стремительно, что у меня перехватило дыхание. Отпрянув, зацепилась каблуком за порожек, с которого не так давно спустилась, я бы упала. Если бы он не перехватил меня за талию. Короткий и вместе с тем невыносимо долгий взгляд камнем упал на самое дно сердца. — Ты должна была понять, что мои приказы не оспариваются, — жестко произнес он. — Я не ваша подданная. — Сейчас ты на моих землях. И будешь подчиняться законам Аурихэйма. — В Аурихэйме есть законы? Тьмы в его глазах стало еще больше, но вместо ответа меня развернули лицом к дверям. — Ванная комната, Лавиния. У тебя есть пять минут, чтобы раздеться. Самостоятельно. Понимая, что говорить нам с ним больше не о чем, стряхнула его руки и направилась к двери. Сама мысль о том, чтобы раздеться, когда он здесь, была невыносимой, но я все-таки запечатала себя за дверью. Потянулась к воротнику амазонки, и поняла, что не смогу. Просто не смогу заставить себя даже избавиться от обуви, не говоря уже о чем-то большем. Пять минут. На что? Огляделась: эта комната (похоже, в Аурихэйме они были при каждых покоях) больше напоминала ту, что были мне знакомы по родному миру. Тяжелые ножки поддерживали ванную, достаточно большую, чтобы в ней разместиться с комфортом. Многочисленные полочки с пузырьками и мыльными шариками. Полотенца. Здесь даже туалетный столик напоминал о том, какой был у меня в Мортенхэйме, и кресло, придвинутое к нему — тоже. Поразительно, разве что цвет другой: насыщенно-синий со сталью вместо кремовой парчи и золотистых вкраплений. Почему-то именно это стало последней каплей. Опустившись в кресло, я закрыла лицо руками, стараясь не думать про дом. Про то, что мне сегодня пришлось пережить. Про кошку, которую убила Ирэя, про кричащего в руках Золтера детеныша, про оскаленные морды псов. Когда-то, когда я была совсем девчонкой, а Луиза была в Мортенхэйме всего лишь гостьей, она вывела погулять своего дога, Арка, во внутренний двор. Правда не подумала о том, что неподалеку конюшни и псарня, и что собаки не потерпят чужака. Разумеется, на них напали: я увидела это из окна коридора, по которому шла. И, не задумываясь, бросилась во двор, чтобы отогнать свору. Луиза не почувствовала моей силы, потому что с магией была на «вы», а я умудрилась простыть. Потом меня лечил Винсент, лечил с помощью магии армалов, и, хотя я задыхалась от кашля, я знала, что все будет хорошо. Потому что рядом со мной брат, и потому что я спасла Луизу и Арка, развернув псов с наших конюшен. Первая горячая капля упала мне на манжет. Вторая осталась на ладони, скользнула по запястью под рукав. Что стало с третьей, я уже не почувствовала, потому что за моей спиной открылась и снова закрылась дверь. Отведенные мне пять минут истекли. А.О. Пять минут он оставил себе. Потому что рвущаяся изнутри тьма грозила обратить в тлен все, что его окружало, а Золтеру не полагалось испытывать таких чувств. По большому счету, ему тоже не полагалось, но справиться с чувствами рядом с ней у него не получалось никогда. С той самой минуты, когда он увидел ее впервые, а может быть, с той, когда его ладонь впервые легла ей на талию, чтобы вести в танце. Леди Лавиния Биго должна была послужить совершенно иной цели, и вовсе не той, которую готовил для нее Золтер. Ее смерть должна была ослабить его, а после справиться с ним было бы делом времени… если бы не одно «но». Помешательство, имя которому Лавиния. Сумасшествие, наваждение, Льер и сам не мог подобрать определение тому, что испытывал к ней. Ее магия оказалась сильнее, чем кто-либо мог представить, она вырывалась из-под его чар так отчаянно, что мгновения промедления могли стать для него роковыми. И тогда он сделал единственное, что пришло в голову, единственное, опасное и запретное — он ее поцеловал. В мире смертных поцелуям давно перестали уделять должное внимание, но в Аурихэйме они по-прежнему имели силу. Поцелуй для элленари — своего рода обряд, подтверждение серьезных намерений, обещание, чаще — брачная клятва. Поцелуй при должном ответе связывает двоих неразрывной нитью до самого благословения у Арки. Не зря армалы использовали его для скрепления брачного договора, для них эта магия была сильнее клятвы крови. Он не ожидал, что она сумеет разрушить наваждение чар элленари и ответит, но она ответила. Золтер об этом не знал, иначе убил бы ее раньше, чем назначил ему наказание. Потому что начиная с этой минуты ни одно предназначение уже не имело смысла, Арка не подтвердила бы этот союз не при каких обстоятельствах, пусть даже небо рухнуло бы на землю. Потому что, сама того не зная, своим ответом Лавиния выбрала его. Это не отменяло их с Золтером связи: узор мьерхаартан, который Льер в точности скопировал себе на предплечье, так или иначе привязал Лавинию к повелителю. В мире смертных этот узор назвали бы помолвочным, за счет связующей пару магии он заставлял будущих супругов испытывать влечение друг к другу. Мысли об этом сводили с ума. Равно как сводили с ума мысли о том, что случившееся после Арки было против ее воли. После того, как Хьерг подтвердил их близость, внутри словно опрокинулась чаша с раскаленным металлом. Он никогда не думал, что способен на такие чувства — ярость, безумная, выжигающая, осознание того, что Лавиния все-таки поддалась магии узора и Золтера. А потом… просто всадила кинжал ему в грудь. Что способно заставить мага жизни убить?