От прикосновения в пальцы ударили искры, а в следующий миг вокруг наших запястий вспыхнула изумрудная нить. Оплетая наши руки браслетом, легла нам на кожу и поползла по предплечью и выше, раскрываясь листьями как растущий стебелек. Я смотрела на то, как под светлым нарядом на руке проявляется узор, отзываясь легким покалыванием и теплом. Вьюн дотянулся до моего плеча, скользнул листьями на шею и замер, мгновенно проникая под кожу. — Вы… вы что сделали?! — ахнула я, разглядывая светящийся под кожей узор. Меня смерили снисходительным повелительственным взглядом, и в какой-то момент показалось, что ответа я не дождусь, но он все-таки ответил: — Взял то, что принадлежит мне по праву. Лучше бы молчал, честное слово. Но даже если бы промолчал, я бы (по своим относительно нескромным познаниям в магии) поняла, что вот это вот на моей руке совершенно точно не рисунок для настроения. Особенно если учесть, что похожий вьюн, разве что более насыщенного, ближе к черному, чем к зеленому, цвета, уходил под плотный манжет по его руке. Даже ребенок мог сложить два и два и получить четыре, то есть что-то наподобие… наподобие брачных браслетов, которыми пользовались армалы. — Вы сейчас понимаете, что вы сделали? — кажется, во мне кончился словарный запас, но я уже была близка к тому состоянию, которая моя сестра называла «маэлонский синдром». Как-то мы с Майклом гостили у людей, воспитавших Анри, фактически, его вторых родителей, и по утрам, в соседнем доме, отделенном от нашего только каналом, постоянно истошно вопила женщина. Маэлонцы — народ горячий, так говорил муж моей сестры, и вот сейчас я почувствовала совершенно недостойное сестры герцога желание. А именно — швырнуть в повелителя коробочкой, которую держала в руках и орать так, чтобы у него заложило уши. Может, его хотя бы так проймет. — Так будет лучше для вас, — заявил он. — Знак моей принадлежности, леди Лавиния, лучшая защита: никто не посмеет даже взглянуть в вашу сторону. — Защита от кого?! — прошипела я. — От тех, кто мог на вас посягнуть, пока мы не были моей невестой. У-у-у-у-у!!! — Я вам не невеста! — Неужели? — он совершенно недопустимо скользнул пальцами по моему предплечью. — Этот знак говорит обратное. — Вы нанесли его, не спросив моего согласия! — Не я, это сделала Изначальная. Всевидящий, он бредит! — Кто такая изначальная? — Изначальная — это суть всего живого и мертвого, это сердце Аурихэйма и мира, из которого вы пришли. Ее же называют природой, но довольно. Все вопросы вы сможете задать позже, сейчас нас ждут. — Кто?! — Один из моих главнокомандующих, которому было поручено вас привести, не справился с задачей своими силами. Он вас поцеловал, и за это будет жестоко наказан. Во мне повторно кончились слова, а брови поднялись сами собой. То есть тот мужчина, который привел меня — его главнокомандующий? Нет, я была не против высказать ему все что думаю за то, что меня сюда приволок, но почему-то сейчас мне стало по-настоящему страшно. Может, потому, с какой непробиваемой физиономией этот тип говорил о наказании. — Подождите, — сказала я. — То есть вы собираетесь его наказать за то, что он выполнил ваш приказ? — За то, что посмел к вам прикоснуться. — Но… — Нас ждут. — Вы сошли с ума, если думаете, что я с вами куда-то пойду. Тем более чтобы смотреть на экзекуцию! — выпалила ему в лицо. — Пойдете, — не меняясь в лице, произнес он. — Надевайте мой подарок. В эту минуту я осознала, что ладонь, сжимающая коробочку, взмокла от пота. Разжав пальцы, я с силой швырнула ее о стену: — Нет! — Отлично. Значит, пойдете без нее, — один короткий взгляд, и моя рука снова ложится в его ладонь. Чувствуя себя послушной куклой, я следую за ним, пытаясь справиться с охватившей меня беспомощностью. На миг оно становится далеким и незначительным, потом возвращается снова, отступает — накатывает, как волны на берег. — Что со мной? — шепчу я, когда мы выходим в коридор. — Это действие Аурихэйма, леди Лавиния. И моей силы, — он смотрит на меня сверху вниз, тяжелый взгляд давит на плечи. — Я предлагал вам защиту от нее, но вы отказались. Защиту? Так это была защита?! От чего? От чар? От воздействия, которое он может на меня оказать? Голова снова начинает кружиться, особенно когда я смотрю на стены. Здесь, вне моих комнат, они напоминают черный мрамор, изрезанный кремовыми и белыми прожилками. Под ногами клубится черный туман, расступающийся и жмущийся к стенам, пропускающий нас. От тумана исходит странный, пугающий холод, и я вдруг понимаю, что он мне напоминает. Силу моей сестры. Некромагию. Пол под туманом меняется, приходя в движение, смывая краски и возвращая их, когда туман отступает. — Это… — Смерть, — подтверждает он. — Вся изначальная магия рождена в Аурихэйме, леди Лавиния. В ваш мир она пришла с нами и по нашей воле, но вы, люди, даже не сумели ей достойно распорядиться. Глаза его на миг чернеют, становясь страшными (Всевидящий, я ненавидела, когда Тереза так делала!), а потом возвращаются к привычному темному цвету. Поклясться могу, что он видит больше меня, и что холод в этих коридорах соткан не только туманом. — Я не могу быть вашей второй сутью, — повторяю. — Вы олицетворяете то, что я никогда не смогу понять. — Жизнь и смерть — единое целое. Смерть может стать жизнью, а жизнь — обратиться в смерть. Со временем вы все поймете. Да не хочу я ничего понимать! Мне хочется крикнуть ему это в лицо, но я не могу. Я вообще ничего не могу, кроме как ругать себя за то, что не взяла то, что в коробке. Возможно, это была ложь, очередная обманка, но что-то мне подсказывает, что нет. Ему незачем лгать, потому что он здесь — абсолютная власть, существа, которые попадаются нам по дороге, не всегда напоминают людей даже отдаленно, но даже те, кто напоминает, склоняются перед ним, меня же царапают холодными когтями взглядом. Теперь уже я не сомневаюсь, что действительно в Аурихэйме и что то, что всю жизнь считала сказками, сейчас оживает у меня на глазах. Еще, если верить легендам, элленари не лгут, и в том, что он — элленари, я теперь тоже не сомневаюсь. — Мы можем вернуться? — спрашиваю я. Не хочу чувствовать себя куклой, не хочу чувствовать, как взгляды проходящих мимо вонзаются в меня леденящими шпагами. — Я надену ваш подарок. — Нет. Пусть это послужит вам уроком. От того, как жестко и холодно звучат слова, становится нечем дышать. — Ненавижу вас! — выдыхаю я. — Вы из мира людей, — это уже пренебрежительно. — Чувства — ваш удел. — Что, правда? — спрашиваю я. — Разве вы не воюете? Не делите власть? Не убиваете друг друга? Если верить легендам об элленари, их переделам власти могут «позавидовать» самые кровавые перевороты нашей истории. — Разумеется. — Тогда чем же вы лучше людей? — Мы не прикрываемся чувствами. Коридоры наконец-то заканчиваются, начинается лестница, по обе стороны от нее застыли мужчины в форме, на переходе еще стража, внизу тоже. Черный мрамор повсюду, разбавляет его только полотно — легенда создания мира, огромная «живая» картина, которая постоянно находится в движении. На ней тьма и свет сплетаются воедино, иссиня-черная дымка, цветовое воплощение магии смерти, сливается с серебром жизни. От столкновения рождается огненный взрыв, и стихии раскрываются во всем своем многообразии. Пронизывая окружающую первородную тьму, змеится ядовитая зелень магии искажений (о последней я знаю ничтожно мало и только со слов Винсента, описавшего мне суть случившегося со мной). И наконец, растворяя все и сменяясь ослепительным золотом, клубится нечто похожее на солнечный свет. То, что в нашем мире называют антимагией, или даром хэандаме. То, что способно лишить силы любого мага. — Всевидящий, — выдыхаю я. У меня чувство, что я стою у истоков всего, чем жила, но это чувство так же быстро проходит, потому что мы спускаемся в огромный холл и проходим через распахнутые двери во внутренний двор. Он окружен уносящимися ввысь стенами, у которых собралась бесчисленная, необъятная толпа. Стоит нам выйти, как воцаряется абсолютная тишина. Кажется, что если упадет перышко, я услышу. Впрочем, это тоже становится неважным, потому что в центре двора, на каменном возвышении, стоит мужчина, который меня сюда привел. Льер. Из-за магии и чар я запомнила его смутно, зато сейчас видела очень отчетливо. Несмотря на подчиняющий морок, давящей силой превращающий меня в статую рядом с этим… статуином, всей кожей почувствовала, как взгляд его вонзился в меня. А глаза у него синие, насыщенные темной глубиной, которой отмечена ночь. — Приветствуйте будущую королеву Аурихэйма! По руке прокатился жар, эхом сильного, низкого голоса элленари — от запястья по предплечью и выше, обжигая. Мне не нужно было даже поворачиваться, чтобы увидеть, как исступленно полыхает зеленью новообретенный узор, но под оглушительный рев толпы, разномастной, не похожей своей тысячеликой сутью ни на что из того, что мне доводилось видеть ранее, я вряд ли смогла бы кого-то выделить. — Я отпущу вас, леди Лавиния, — раздался справа от меня негромкий голос повелителя Аурихэйма. — Если обещаете вести себя хорошо. — Что в вашем понятии хорошо? — огрызнулась я, и тут же добавила: — Обещаю. Морок спал. Я просто почувствовала, как рухнула тяжесть чужой воли, беспрекословно переходящей в мою, и мир вокруг обрел более резкие грани. Острые зубцы башен, вспарывающих небо, свинец туч, исторгающих молнии. Отсюда они казались еще более далекими и нереальными, но это была реальность. Моя новая реальность, в которой мне предстояло существовать до тех пор, пока я не найду способ вернуться обратно. Удивительно, но именно сейчас, когда чары меня больше не удерживали, все происходящее гораздо больше казалось сном. И то, как мы шли к установленным напротив каменного возвышения креслам. И то, как взгляды присутствующих окатывали меня волнами, то накрывая с головой, заставляя задыхаться от нехватки воздуха, то подбрасывая на поверхность.