– У меня никакой истории нет. В прошлом году сюда прибилась дворняжка, я сначала просто подкармливала ее, а потом решила оставить. – Любите собак? – Совершенно к ним равнодушна, – неожиданно для себя призналась Ирма. Гройс взглянул на нее испытующе. – Зачем взяли? – Людям нравятся те, кто берет бездомных животных. К тому же он фотогеничен. – А! Съемки для газет и журналов? – В первую очередь, для моего блога. Тридцать тысяч подписчиков! Приходится регулярно напоминать им, как он страдал, бедный малютка, и какая я молодец, что спасла ему жизнь. Ирма улыбнулась и в этот момент показалась Гройсу почти симпатичной. Сквозь корку ханжества и притворства пробилось совершенно детское лукавство. Она лучилась самодовольством, точно ребенок, укравший варенье из запертого шкафа, радующийся не столько запретной сладости, сколько собственной лихости: «Мне удалось перехитрить этих взрослых жадных дураков». Она смеялась над людьми, восхищавшимися ее добротой. Но разве и Гройс не дурачил публику? – А вообще я его не люблю, – добавила Ирма. Короткая вспышка расположения тут же потухла. – Не любите? Почему? – Он тупой. Ничего не знает, ничего не умеет. Я надеялась, он будет как собаки в фильмах – приносить мне тапочки, или, знаете, прыгать так забавно, как тот пес в фильме с Джимом Керри. – Джек-рассел-терьер, – пробормотал старик. – Его прыжки умиляют только первые два часа. – А Чарли даже не лает на почтальона! – она не слушала. Лицо ее приобрело обиженное выражение, словно Чарли нарушил данное ей обещание. – Он научился только сидеть и бегать за мячиком. Все! Это глупая собака. Неинтересная. – Можно мне с ним познакомиться? – осторожно спросил Гройс. Словно тумблер щелкнул у нее в голове – Ирма от жалоб на бестолкового пса молниеносно перешла к подозрительности. Глаза ее сузились, она рассматривала Гройса, явно пытаясь сообразить, что он задумал. – Мне будет здесь чертовски скучно ближайшее время, – признался старик. – А собака – неплохое развлечение. Женщина молчала. – К тому же приятно посмотреть на пса-дурака, – добавил он. – Потому что это ваш пес… Уж извините за откровенность. Если вы понимаете, что я хочу сказать. – Вас греет мысль, что я завела тупое животное? – Ага, – Гройс широко улыбнулся. – Как будто это небольшая месть провидения. Ирма помолчала, обдумывая что-то, затем встала, открыла дверь и неумело свистнула. Спустя пару секунд в комнату влетело черное лохматое существо, помесь спаниеля и болонки, щедро разбавленная дворнягами. Кривоногий пес с проваленной спиной и дурашливой мордой. Он оперся передними лапами на кровать старика и оглушительно залаял. – Фу! Брысь! Чарли, нельзя! На хозяйку дальний потомок спаниелей не обращал никакого внимания. Гройс затруднялся выбрать, что его раздражает больше – собачий лай или крики женщины. Он сунул Чарли под нос свободную руку. Едва обнюхав его ладонь, пес тотчас угомонился и лег под стул Ирмы с выражением скуки на морде, хотя глаза хитро поблескивали из-под косматых бровей. – Ему у вас хорошо, – нехотя признал старик. – Сытый, веселый, шебутной… Шерсть блестит. Слушайте, вы и правда молодец. Ирма уже полностью утратила интерес к теме. О том, какая она молодец, она выслушивала по нескольку раз в своем блоге, едва кто-нибудь из новых посетителей добирался до записей о бедном спасенном песике. А говорить о самом Чарли ей было скучно. – Давайте продолжим. – Она помахала блокнотом. – Расскажите что-нибудь еще. Что важно для кидалы? – Артиста, – поправил Гройс. – Артиста? – Кидалы – это другое. Наперсточники, например. Знаете таких? Или те, кто разыгрывает на рынке телевизоры и пылесосы. Этим я не занимаюсь. Грубая работа. Там нужна только нахрапистость. А мы – артисты. – Он задумался ненадолго. – Как вы думаете, от чего зависит самое первое впечатление от человека? – От лица. В смысле, от внешности. Старик покачал головой: – От голоса. Поверьте, вы можете выглядеть как угодно, носить любые лохмотья. Но если вы правильно говорите, человек через две секунды забудет о том, что вы похожи на бродягу. Главное, чтобы от вас не исходило запаха. Тембр речи и аромат скажут собеседнику больше, чем ваша внешность, и эти сигналы воздействуют сильнее, потому что их не успевают обдумывать. Вы замечали, что цыганки, налетая на жертву, начинают болтать с двух сторон сразу и никогда не стоят рядом? Если говорить упрощенно, они создают эффект стереосистемы. Оглушают, но так, чтобы жертва сама этого не поняла. Грубовато, конечно. Я старался работать тоньше. Однако начинал с похожих вещей. Запомните, Ирма: всегда прислушивайтесь к звукам. Старик опустил руку с кровати, щелкнул пальцами. Чарли потянулся к нему, и Гройс почесал дворняге подбородок. Не переставая говорить, потрепал пса за ухом, затем погладил макушку, пробежал пальцами по спине, словно пересчитывая позвонки. Едва он дотронулся до середины крупа, пес замер, блаженно прикрыв глаза. Ага! Гройс стал массировать его сильнее, продолжая свой монолог. – Вот, скажем, мойщики. Работают в поездах, иногда в электричках. Они почему мойщики – потому что часы «смывают» с руки. Но для этого нужно обменяться с жертвой рукопожатием. Обычно мойщик делает вид, что обознался. Давайте попробуем. Хотите? Ирма вопросительно глянула на собственное запястье с маленькими золотыми часиками. – Вы правда можете их снять? – Руки, конечно, уже не те. Но рискну. А вы поймете, как работает мойщик. Это ведь тоже пригодится для книги, правда? Гройс оставил в покое пса, сел на кровати и стал перебирать босыми ногами по полу. – Представьте, что я иду вам навстречу по вагону. Рассеянный взгляд его остановился на Ирме и лицо внезапно осветилось радостью узнавания: – Сергей Игнатьевич! Боже мой, сколько лет! Голубчик мой, слышал про ваш выигрыш в лотерею – поздравляю, поздравляю отчаянно! Теперь машину купите? Или отдыхать? Я бы вам посоветовал Болгарию, у моего племянника там дача, всегда подскажет-поможет! С этими словами Гройс обеими руками затряс ладонь Ирмы. Но тут же дернулся и чертыхнулся: – Простите, наручник мешает. Может, отстегнете меня, чтобы я показал вам все по-человечески? – Нет уж! Лучше я подойду! Ирма пересела к нему на кровать. – Ладно, – смирился Гройс. – Хотя это все равно не совсем то. Смотрите: одной рукой я вас обнимаю, а другой трясу вашу ладонь. Вы отвлекаетесь на объятие, в то время как самое важное происходит внизу… Но Ирма ни на что не отвлекалась. Она внимательно смотрела на свои часы. Старик тряс ей ладонь, цепочка наручников раздражающе звенела с каждым его взмахом, и вдруг его пальцы скользнули вверх по ее запястью. Движение было быстрым, однако заметным. – Я же говорил, кандалы помешают. – Ничего-ничего, продолжайте! Не переставая греметь, старик с поразительной ловкостью двумя пальцами расстегнул застежку браслета, и часы упали в подставленную ладонь. – Оп-ля! Он протянул перед собой два сжатых кулака, словно предлагая угадать, в какой руке. – В другую вы точно не успели их переложить! – уверенно сказала Ирма, хлопая по левому. Старик с улыбкой разжал пальцы, и на ладони блеснули золотые часы. – Поздравляю! Кстати, вас не так-то легко облапошить. Вы внимательны! – Профессия обязывает, – сказала Ирма с улыбкой, которая тщетно пыталась из самодовольной прикинуться скромной. – Писатель должен быть наблюдательным. Правда жизни! Она вновь застегнула часы на запястье и сунула блокнот в карман. – Мне нужно уехать по делам. А вы пока решите, что будете рассказывать, когда я вернусь. Чарли, пойдем! Гройс сидел на кровати, прислушиваясь. Когда шаги за дверью стихли, он скосил глаза на свою правую руку, которую так и держал сжатой в кулак. – Что я тебе сказал? – пробормотал старик, отгибая мизинец. – Всегда обращай внимание на звуки. – Отогнул безымянный. – А когда обратишь, посмотри в другую сторону. – Он разжал указательный и средний. – Потому что где шумят, там обманывают. Гройс еле слышно позвенел цепочкой. Пока он отвлекал Ирму звоном и фокусом с наручными часами, его правая рука не просто похлопывала ее по плечу. В разжатом кулаке лежала брошь с янтарными ягодами и листьями, которую старик незаметно отцепил от ее платья. – Вот как выглядит настоящая качественная работа, – пробормотал он. – А теперь займемся наручниками. Глава 3