– Твоей гибкой психикой, – с глубочайшим убеждением ответил босс, – можно сваи на стройке забивать. – Так что скажешь? Глеб окинул меня испытующим взглядом и неожиданно усмехнулся. – Давай. – Только скажи, чтобы поесть чего-нибудь принесли, с обеда ни крошки во рту. – На ночь я отпускаю весь обслуживающий персонал. – Тогда пошли на кухню. И мы пошли на кухню. Судя по неуверенности в движениях босса, эту часть дома он посещал редко. Один раз даже перепутал дверь, вместо кухни оказавшись в наполненной тихим гулом бойлерной. – Та-а-ак, что тут у нас, – протянула я, достигнув цели маршрута и получив в качестве приза огромный двустворчатый холодильник. – О, колбаска! Сделаешь мне бутербродик? Видимо, Глебу давно не приходилось никому делать бутербродик. Губы его шевельнулись, рука с растопыренными пальцами взметнулась вверх. Он явно искал нужные слова и не находил их. Так ничего и не сказав, владелец охранной фирмы взял палку колбасы, хлеб, нож и разделочную доску. Обратно мы возвращались с тарелкой криво нарезанных бутербродов, каждый с кулак толщиной, тремя бутылками лимонада и коробкой эклеров. Глеб сел на диван, я устроилась на полу. Следующие три часа мы воевали с переменным успехом, пока накопившаяся за день усталость не сконцентрировалась в области головы, превратив ее в неподъемный шар. Глаза начали слипаться, и я все чаще отвлекалась от игры, самозабвенно зевая во весь рот. – Давай-ка спать, – Глеб подхватил мой зевок, прикрыв рот внушительным по размеру кулаком. – Давай, – согласилась я, опершись рукой о колено мужчины, чтобы подняться с пола. – Спокойной ночи! – Спокойной, – он небрежно помахал растопыренной пятерней. У себя в комнате я разделась и обессиленно растянулась на просторной кровати, застеленной скользкой холодной простыней. Усталость довершила начатое дело: вместо сильного здорового тела я ощущала неповоротливую связку ноющих мышц. Я была уверена, что засну мгновенно, как только закрою глаза, но сон никак не шел. Слишком много мыслей толпилось в гудящей после тяжелого дня черепной коробке. Драка в переулке, проплешина на голове брата, сломанная гитара, рыбий взгляд Дамира, уставшие от жары охранники в пыльном камуфляже – все это проносилось перед глазами, словно нарезка кинокадров на каком-нибудь фестивале независимого кино. А еще я думала о хозяине дома, спящем в соседней комнате. Сложно было представить такого брутального мужика в чем-то вроде фланелевой пижамки, поэтому воображение мое рисовало… Понятно, что оно рисовало: то, что по закону не должно было рисовать еще сорок шесть дней, оставшихся до моего совершеннолетия. Меня тянуло к Глебу, глупо отрицать. Но тянуло на примитивном уровне, словно я была бродячей кошкой, столкнувшейся в подворотне с мохнатым и сильным самцом. С точки зрения психологии ситуация вырисовывалась куда сложней. Глеб Николаевич грубо влез в мою жизнь и чуть не пристрелил подчиненного. Как ни крути, это сильно перевешивало любовь к компьютерным играм и согласие сделать бутербродик с колбасой. Гитлер, вон, рисовал пейзажи и обожал животных, но славным парнем так и не стал… В конце концов, я пообещала себе держаться от хозяина базы подальше. Тихой мышкой пересидеть эти два-три месяца, вернуться домой, плюнуть на Стасовы начищенные ботинки и продолжить обычную жизнь. Я почувствовала, что приняла правильное решение, и наконец-то смогла заснуть. Глава 3. Телефон так и не вернули, ставить будильник было не на чем, а потому меня опять разбудил стук в дверь. Я сползла с кровати, накинула первую попавшуюся рубаху и щелкнула замком, спросонья не сразу сообразив, в какую сторону его поворачивать. На пороге стоял Андрей. Глаза его метнулись куда-то вниз, улыбка из нейтральной стала насмешливой. Я опустила глаза и залилась густым румянцем, сообразив, что случайно надела доставшуюся по ошибке рубаху Глеба. Оправдываться было глупо, да и не все ли равно, чего он там подумает о моем моральном облике? – Если тебе все еще нужны твои вещи, поторопись, – на слове «твои» послышался еле заметный акцент. – Выезжаем через пять минут. Я кивнула, закрыла дверь и принялась метаться по комнате, пытаясь одновременно причесаться и натянуть штаны. К машине мы подошли вместе, синхронно хлопнув дверями. Я села сзади, Андрей устроился рядом с круглолицым водителем, похожим на одуванчик из-за торчащих во все стороны светлых волос. – Костя, ну что опять за срач? – «Московский консультант» извернулся, приподнял зад и стряхнул на пол какую-то шелуху. – Не прогневайся, Андрей Филиппыч, – Костя улыбнулся с видом притворного раскаянья и выкрутил руль, сдавая назад для разворота. – Курить бросаю, все время жевать тянет. Машина, здоровенный джип с квадратным лобовым стеклом, и правда была завалена едой. Рядом с рычагом передач валялась ополовиненная упаковка фисташек, еще несколько пачек с соленым арахисом лежали у меня в ногах, должно быть, скатившись с сиденья во время торможения. Из кармана на спинке кресла высовывался бумажный пакет с жирным пятном, источавший запах шавермы. Когда машина миновала КПП и выбралась на шоссе, я стянула кеды и устроилась поудобней, решив вместо созерцания скучных пейзажей компенсировать недосып. Через пару минут меня грубо потрясли за плечо. Я открыла глаза и принялась озираться, не сразу сообразив, куда попала. Оказывается, прошло уже два часа: в окне виднелась знакомая дверь в подъезд, как всегда распахнутая и подпертая кирпичом из-за неработающего домофона. К счастью, местные старушки еще не успели оккупировать лавочку у подъезда, иначе не миновать мне славы малолетней содержанки, которую клиенты до дома подвозят, совсем стыд потеряла, и мать была такой же вертихвосткой и так далее. – Давай, дуй на выход, – Андрей убрал руку, убедившись, что я окончательно проснулась. – А можно мне одной сходить? – Я потерла лицо в бесполезной попытке взбодриться, поправила пятерней растрепавшуюся челку. – Я никуда не денусь. Дом типовой, из подъезда только один выход. – Это с чего вдруг? Я замялась, не зная, как объяснить. Эту ночь я провела на кровати, чья площадь превышала по размеру всю нашу кухню. Кухню, где над раковиной отвалилась половина плитки, а треснувшее окно было заклеено изолентой, чтобы не поддувало. Откуда никогда не выветривался запах луковой кожуры, слежавшихся сигаретных бычков и тяжелого, въевшегося в стены перегара. Я словно смотрела на свой дом глазами «московского консультанта» и испытывала почти физическую боль от ничем не объяснимого стыда. Разве это была моя вина? Разве я выбирала, в какой семье появиться на свет? Ничего не ответив, я вышла из машины, сердито хлопнув дверцей. Андрей нагнал меня на лестнице, лифта в доме не было. Мы поднялись на четвертый этаж. На площадку выходило четыре двери, наша, отделанная еще по советской моде деревянными рейками, выглядела самой убогой. Желтый цвет превратился в серо-коричневый, косяк покрывали подтеки засохшей краски, оставшейся после ремонта в подъезде, случившегося еще до моего рождения. Внизу виднелись грязные следы от ботинок, под ними торчал зубец обломанной рейки. Видно, ночью к бате опять ломился кто-то из корешей. За спиной приоткрылась соседская дверь, послышалось легкое шуршание войлочных тапок по линолеуму. Ага, баба Галя на страже, мышь не проскочит. Вечером всю окрестную публику ждет рассказ, как я, дрянь такая, совсем распустилась и начала водить мужиков. Я быстро повернула ключ в простеньком замке, молясь, чтобы хотя бы дома никого не было. Повезло. В квартире царила тишина, чего при бате никогда не бывало. Он любил врубить телек погромче, не выбирая ни программу, ни канал, лишь бы кто-то говорил. Отдельные фразы иногда просачивались сквозь алкогольный туман, и тогда батя принимался неразборчиво ругаться, отвечая воображаемому оппоненту. Захотелось пить, и я, не разуваясь, прошла на кухню, стараясь не думать о привязавшемся ко мне непрошенном госте. На плите стояла сковорода с остатками подгоревших макарон, из переполненного мусорного ведра высовывались пустые бутылки и упаковки из-под вяленой рыбы и колбасной нарезки. Я удивленно вскинула брови: судя по качеству закуски и названию водки, далеко не самой дешевой, у бати откуда-то появился платежеспособный собутыльник. Заглянула в холодильник – на верхней полке ждала своего часа еще одна бутылка, а также здоровенный ломоть сала. Уровнем ниже стояла литровая упаковка шоколадного молока. Это было совсем странно. Шоколадное молоко – мое любимое лакомство, могу выпить полтора литра за один присест. Но чтобы батя об этом вспомнил, пойдя в магазин? Да он, поди, даже не знал, где в универсаме искать молочный отдел, сроду не испытывая нужды ни в кефире, ни в сметане, ни в, прости господи, обезжиренных йогуртах с биодобавками. Выпив воды из-под крана и так и не найдя объяснения подобному чуду, я покинула кухню и направилась в свою спальню. Но на пороге замерла, не в силах сделать и шаг: мой взгляд упал на совершенно пустой письменный стол. Нет, не может быть… Не до конца поверив в произошедшее, еще надеясь, что все это – глупая ошибка, я бросилась обыскивать комнату: со стуком распахнула дверцы шкафа, опустилась на корточки и заглянула под стол, даже зачем-то сдернула с дивана плед. Нет, ошибки не было. Исчез ноутбук, зарядка от него и чехол. Теперь понятно, на какие деньги пировал батя… К горлу подступил ком. В этот раз бороться с ним не было ни сил, ни желания. Я села на пол возле дивана и заплакала. Даже заревела, как в детстве, когда слабость еще не казалась стыдной, размазывая слезы по щекам, не стесняясь того, что из носа течет, а наружу вырываются некрасивые жалкие подвывания. Я убивалась не только из-за ноутбука. Просто он стал последней соломинкой, переломившей спину верблюда. В целом мире не было ни одного любящего меня человека. Ни одного. Я и раньше думала об этом, но именно сейчас прочувствовала горькую правду до конца. Кто-то опустился рядом, осторожно положил руку на плечо. – Ну, будет тебе… Что случилось, помер кто? – в светло-карих глазах с приподнятыми уголками смешались досада и жалость. Я дернула плечом, сбрасывая чужую ладонь. Поднялась на ноги, вытерла мокрый подбородок о плечо, ощущая внутри странный вакуум. Как будто вместе со слезами из тела ушло что-то важное, страховочный груз, что много лет не позволял сорваться в пустоту. Теперь его нет, и любой ветер может сдуть меня, как пылинку. – Все в порядке. Не твое дело. «Московский консультант» задержал взгляд на моем зареванном лице, пожал плечами. – Да как скажешь. Я думала, он выйдет из комнаты, позволив мне прийти в себя и сложить вещи в одиночестве. Но он перебрался на диван, где долго искал место поудобней, чтобы в зад не впивались выпирающие пружины, и продолжил наблюдать, как в раскрытый рюкзак летит одежда, белье, носки, диплом об окончании школы, крем от растяжений, «1000 задач по программированию» Абрамяна, зарядка от временно изъятого телефона и прочее барахло. Через несколько минут сборы были окончены. Я покрутила головой, пытаясь понять, не забыла ли чего важного. – Ноутбук, – подсказал Андрей, с кряхтеньем поднимаясь с моего спального чудовища. Диван держал марку, награждая жертву ломотой в пояснице за предельно короткое время. – Мы приехали за ноутбуком, чтобы ты могла учиться, разве нет? – Ноутбука нет. Мы можем ехать, – я постаралась ответить спокойно, без недавних щенячьих поскуливаний в голосе. К счастью, в коридоре зазвонил телефон, избавив от необходимости давать объяснения. Городской телефон оплачивал Стас, чтобы иметь хоть какую-то экстренную связь с батей. Мобильники у того надолго не задерживались, то ли он их терял, то ли пропивал. Я подняла трубку, готовясь услышать «Нижне-Волчанская городская стоматология предлагает…» или «Акция в вашем доме! Пластиковые окна со скидкой от завода-изготовителя!», но на мое резкое «Алло» неожиданно отозвался брат. – Саша? Почему ты дома, тебя отпустили? Похоже, Стас забыл о легенде, которую на днях пытался мне впарить – про отдых у гостеприимного друга. – Приехала за вещами, сейчас обратно поедем. Последовала пауза, нарушаемая тихим сопением на том конце провода. – У меня не было выбора. Прости. – Я понимаю. Я и правда понимала. Нас обоих затянули в ловушку не самые удачные обстоятельства. Лес рубят – щепки летят. Да и я не могла поклясться с легкой душой, что никогда бы так не поступила. Может, на его месте я бы уволилась, отдала ключи от съемной хаты хозяйке и укатила с одним рюкзаком куда-нибудь в Архангельскую область. А может, тоже нашла, чем успокоить совесть – «это ненадолго», «ничего плохого не случится», «а с отцом-алкоголиком, что ли, лучше» и вот это вот все. – Тебя далеко от города держат? – Не так, чтобы очень. Километров триста по шоссе на запад. – Я постараюсь, чтобы все закончилось как можно скорей, – голос в трубке звучал непривычно глухо. – Ничего не бойся. – Да все не так плохо, – я выдавила из себя улыбку, прижав трубку к уху плечом. – А ты не знаешь, кто купил шоколадное молоко? В холодильнике стоит. – Не знаю, не я. А какая разница? Купили, так пей, – удивленно ответил Стас. – Никакой, ты прав. Ладно, мы поехали, пока. Я положила трубку, не желая затягивать неловкий разговор. Я и сама не понимала, почему это чертово молоко так меня зацепило. Если б других проблем не было, так ведь нет… Но перед уходом я захватила тетрапак из холодильника, бросив его на заднее сиденье вместе с рюкзаком. Когда машина тронулась с места, Андрей наклонился к водителю Косте и что-то еле слышно прошептал. Тот в ответ кивнул и полез в открытый на телефоне навигатор. Я насторожилась. И почти сразу поняла, что не зря: обратно мы поехали другим путем, вместо улицы Ленина свернув на Ударников. Тревога сменилась недоумением, когда большой внедорожник притормозил напротив магазина «Мир электроники», где торговал разной техникой Викин отец. – Зайдем ненадолго, – скомандовал Андрей. – Можно я в машине подожду? Мне очень не хотелось туда идти. «Мир электроники» находился неподалеку от Викиного дома, и одноклассница частенько забегала в магазин, чтобы выполнить мелкие поручения отца или так, потрещать со знакомыми продавцами. Андрей не мог этого не знать. Либо он успел помириться с подружкой, либо, что вероятней, не придавал возможной встрече значения. У меня же и так настроение было ни к черту, не хотелось добавлять в котел с наваристой депрессией еще и чувство вины. – Нельзя, без тебя никак. Я уныло поплелась следом, поглядывая по сторонам и опасаясь в любую секунду заметить стройную фигурку с золотисто-рыжими волосами.