– Куль – не трожь, – послышался властный голос Рэда. – Самый ценный груз, поценней генератора… Не трожь, сказал! Давай под крышу. Где Дмитрич? Телега, судя по всему, въехала в помещение – перевалила через порог и остановилась. Кирилла потрясли за руку. – Можешь разматываться, – сказал Рэд. Кирилл стащил с головы палатку. Сел и огляделся. В детстве Любовь Леонидовна рассказывала воспитанникам про зоопарки, где животные со всех концов света сидели в клетках, чтобы люди могли прийти на них посмотреть. Сегодня у Кирилла появилась возможность лично выяснить, что животные при этом чувствовали: на него с неподдельным интересом уставились светлые глаза двух десятков адаптов. – Ойнунифигасебе, – первой выразила общее мнение стоящая ближе всех девушка. Склонила голову набок – короткие волосы украшал ряд разноцветных заколочек. – А чего он такой белый? А лохмы – черные. – Они в Бункере – все такие, – авторитетно разъяснила другая девушка – из тех, что привезли Кирилла сюда. Улыбчивая и симпатичная, с ямочками на щеках. Голос у спутницы тоже был приятный – легкий и мурлыкающий, не чета сиплой Олесе. Звали девушку Ларой, о чем она охотно сообщила, пока накладывала мазь на ступню Кирилла. И его, в свою очередь, засыпала вопросами, в основном касательно жителей Бункера – все ли они так «стремно» выглядят, что едят, как одеваются? Кирилл поначалу удивился подобной неосведомленности – ведь адапты посещали бункерную «школу», давно могли бы расспросить подземных жителей о чем угодно, – однако постарался отвечать, не выказывая удивления. Вовремя вспомнил слова Любови Леонидовны о том, что в головах «варваров» информация надолго не задерживается. После долгих мук расскажет некий персонаж определение или правило, а на следующую ночь – чистый лист, будто и не учил никогда. Любовь Леонидовна страшно уставала после уроков, которые давала адаптам. Кирилл с Олегом и Дашей очень ей сочувствовали и сами старались отвечать как можно лучше, чтобы порадовать воспитательницу. Теперь же, после получасовой беседы – потом командир Лару с телеги прогнал – информация в памяти девушки, очевидно, была свежа. И та считала себя несомненным авторитетом по части всего, что касалось жителей Бункера. – Они там все белые, потому что под солнце никогда не ходят, а волосы у всех разные, – разъясняла любопытствующим она. – Есть черные, есть коричневые. Они у них не отваливаются. Вот посюда могут отрастать. – Лара чиркнула ладонью по локтю. – И глаза тоже у всех разные. – Да ла-адно! – не поверила оппонентка в заколочках. – А че Евгеньич тогда – тоже бункерный, а лысый? – Так Евгеньич – старый уже! Он старше даже Германа. А кто молодые, те все разные. Скажи? – Лара повернулась к Кириллу. Тот утвердительно кивнул и, похоже, этим кивком произвел не меньший фурор, чем появлением из палатки. Для местных, видимо, явилось откровением, что гость их слышит и понимает. Теперь они загалдели все. Недоверчивая Ларина собеседница с любопытством, будто неведомую зверушку, потрогала Кирилла за волосы. Пальцы ее, хоть и девичьи, мало отличались от лапы Рэда – коричневые, сильные, с обрезанными под корень ногтями. Кирилл подумал, что если попытается убрать от лица руку назойливой девицы, а та воспротивится, неизвестно, чья возьмет. Не зная, как себя вести, он принялся искать глазами Рэда, когда к телеге протолкнулся нормальный человек – не адапт. Мужчина, на вид – ровесник Сергея Евгеньевича. – Ребята, ну что вы за балаган устроили? Наталья, ну-ка отойди! Тебе самой-то понравится, если полезут за волосы хватать? Добро пожаловать, юноша. – Мужчина помог Кириллу спуститься. – Меня зовут Максим Дмитриевич. – Здравствуйте. – Кирилл с удовольствием пожал протянутую руку – обычную, человеческую, не такой кремень, как у Германа, или, наверняка, у этой вот Натальи. – Кирилл. – Очень приятно. Здравствуй, Рэд. Как добрались? – Здрассьте. Нормально. Дмитрич, этого – в дом бы отвести, а то скоро совсем рассветет. «Этого» – было про Кирилла. – Да-да, – спохватился Максим Дмитриевич. – Ребята, принимайте товар! Пойдемте, друзья. В просторном здании, где разместилось ногинское население, Кирилл оглядывался по сторонам с интересом. Ему понравился коридор с высокими окнами, которые уже начали закрывать ставнями, и ряд деревянных дверей, покрашенных прозрачно-желтым лаком, с виднеющимися сучками и прожилками. Полы в коридоре тоже оказались деревянными, вкусно-коричневого цвета, и под шагами уютно поскрипывали. Кирилл никогда прежде не бывал нигде, кроме Бункера. Он привык к полукруглым низким потолкам и белым стенам. К ровному глушащему шаги покрытию на полу и к постоянному освещению – энергию в убежище подавали генераторы на солнечных батареях. Здешнее освещение было скудным. Электричество в поселке, называвшемся когда-то городом Ногинском, как и везде, экономили. То есть, энергии-то в изменившемся мире было вдоволь – солнечной, например. А вот с генераторами дела обстояли хуже. Собирать их умели только в Бункере, необходимые детали добывали в развалинах городов адапты. Собирали небыстро, по одному в два-три месяца, и очередь стояла на годы вперед. Собранный генератор отправлялся с адаптским обозом в путь, в конце которого обменивался на еду, оружие, домашний скот – все, чем был богат заказчик. Этот товар был востребован, как никакой другой в Цепи. И именно за генераторами в первую очередь охотились Дикие. Случалось, что у кого-то отбирали. И тогда – если в ограбленном поселке еще оставались жители и возможность заплатить за товар – в Бункер поступал новый заказ. Цепью прозвали поселения, вытянувшиеся вдоль Дороги. Из рассказов взрослых Кирилл знал, как образовалась Цепь. * * * После того как все случилось, уцелевшие в разрозненных местах люди – кто раньше, кто позже – начинали интересоваться соседями. В результате поисков попадали на Дорогу – рваное асфальтовое полотно с полуразвалившимися отбойниками, бывшую федеральную трассу. Встречи соседей друг с другом заканчивались по-разному, в диапазоне от радушных объятий до тотального истребления, но пятнадцать лет – долгий срок. За это время отношения между неистребленными утряслись и худо-бедно цивилизовались. Самыми населенными оказались местности, прилегающие к Дороге – через них шел товарообмен, там было относительно сытно и безопасно. Так образовалась Цепь. Неприсоединившееся к Цепи население – в большинстве своем те, кого трагедия застала в «хлебных» местах, вблизи продовольственных складов и торговых центров – сплотилось в разрозненные шайки. Эти мрачные персонажи с чьей-то нелегкой руки именовались Дикими и, в сущности, таковыми и являлись. К своим местам обитания Дикие никого из жителей «цивильных» поселков не подпускали, товарообмена с ними не вели. Между собой то воевали, то мирились, не занимались ни сельским хозяйством, ни производством, зато умели гнать самогон и наркотические вещества из чего угодно и лихо метать сюрекены, вырезанные из железа и заточенные до состояния хирургического скальпеля. Пущенный умелой рукой сюрекен если не убивал, то калечил противника до полной потери боеспособности. Неизвестно, производили когда-нибудь Дикие подсчеты своих запасов – как продовольственных, так и прочих – или нет, но вели себя по принципу «на наш век хватит, а там хоть трава не расти». И, в общем-то, не так уж были неправы – именно к такому выводу пришел Кирилл, узнав в один прекрасный вечер, что за тринадцать лет, прошедшие после катастрофы, ни в одном известном обитателям Бункера поселке не родился ни один ребенок. Кирилл провел в уме несложные вычисления – к тому времени знал, что в изменившемся мире пятидесятилетний юбилей справляют единицы, а большинство умирает раньше – и, нахмурившись, спросил: – То есть, через тридцать лет на Земле вообще никого не останется? До сих пор его как-то не беспокоило воспроизводство в живой природе вообще и в человеческом подвиде в частности. Лекцию про сперматозоиды-яйцеклетки, из которых формируется эмбрион, будущий миссионер прослушал без интереса. В Бункере детей не было, кроме них с Олегом и Дашей – но в Бункере и не положено было находиться детям. Это было «научное учреждение, а не ясли», и им с друзьями просто повезло оказаться рядом, когда все случилось. А за пределами Бункера какие-то неведомые люди, должно быть, размножались этими самыми яйцеклетками. И у них появлялись дети – как цыплята из яиц на ферме у Германа, а может, как-то еще – но, в любом случае, Кирилла это не касалось. И вдруг оказалось, что никакие дети ни у кого не появлялись. И что когда умрут Олег и Даша – Кирилл был самым младшим из троицы, а потому свою очередь определил последней, – он останется в Бункере – да что в Бункере, во всем мире! – совсем один? Потому что новым детям, младше него, взяться неоткуда? От этой мысли стало жутко, и Кирилл с надеждой посмотрел на Вадима Александровича. Наставник ответил именно так, как хотелось: – Если сидеть сложа руки, то да. Кирилл облегченно выдохнул. Слова Вадима Александровича означали, что задача предстоит трудная, но разрешимая. А трудные задачи самый одаренный ребенок из группы раннего развития «Солнышко» любил. Чем труднее была задача, тем больше она ему нравилась. И ужасно не понравилось открывшееся недавно в линейной алгебре понятие – задача, не имеющая решений. – Мы обязаны победить, – горячился, рассказывая Кириллу о предстоящей миссии, Вадим Александрович. – Химия – основа всех основ! А человек, как любое природное творение, всего лишь набор молекул. И если какие-то из молекул вдруг дали сбой, первостепенная задача ученого – этот сбой выявить. Перенастроить организм. Вернуть его в нормальное русло и заставить функционировать по-прежнему. Сергей Евгеньевич грустно качал головой. – Позволь напомнить, Вадик, нас тут – пятьдесят человек химиков. С учеными степенями и высокими заслугами. Мы тринадцать лет бьемся над этим вопросом, но так и не выяснили, в чем заключается так называемый сбой… – Естественно! Медицина, увы, не наш профиль. Не мне вам рассказывать, что до того, как все случилось, Институт занимался отнюдь не разработкой лекарств. Но, я считаю, что за эти годы мы очень далеко продвинулись! И разработка вакцины должна стать последним, грандиозным шагом на нашем тернистом пути. Кирилл восхищенно слушал. Ему не терпелось сделать последний, грандиозный шаг. К миссии будущий путешественник готовился два года. Заучивал сложные формулы синтеза, практиковался в получении нужных веществ. – …У нас нет того, что требуется, мы получили вот этот аналог, но он не работает. А в той лаборатории должен быть. Но даже если его нет в готовом виде, можно получить из… Кирилл записывал и запоминал, что из чего можно получить. Очень многое учил наизусть. – …Время не всегда будет на твоей стороне. Иногда обстоятельства складываются так, что действовать приходится быстро. А для этого необходимо, чтобы ты даже не задумывался, что из чего получается и каким путем… Формулы являлись во сне, наползая одна на другую. – …Но если в той лаборатории есть нужные вещества, почему там до сих пор не разработали вакцину? – в какой-то момент осенило Кирилла. – Неужели в Академгородке не знают, что происходит? – Вариантов два, – сумрачно разъяснил Вадим Александрович. – Первый – оптимальный – вакцину наши коллеги получили и успешно применяют, но из-за отсутствия сообщения не могут передать. А второй – худший, но наиболее вероятный – в лаборатории не осталось никого, кто мог бы это сделать. Мы ведь не знаем, что происходит в Новосибирске. Не знаем, в каком состоянии лаборатория, и все, что когда-то было Исследовательским центром… Бункера у них нет. Может быть, там вообще живых не осталось. Сюда ведь за эти годы никто не добрался. Когда все случилось, люди бежали от наводнения на запад, все дальше и дальше. И даже когда большая вода ушла, возвращаться в необжитые места желания не возникло. Нам, видишь ли, и тут отнюдь не тесно. Давно ли страдали от перенаселенности, предсказывали демографические катастрофы… А сейчас знаем в лицо каждого в радиусе ста километров. – Я не знаю, – простодушно напомнил Кирилл. – Ничего! Еще столько людей встретишь, пока до цели дойдешь, что все пробелы в знакомствах закроешь разом. И вот он уже прошел первый отрезок большого пути. Глава 4 Ногинск – Дмитрич, у вас очков лимфокрасных нет, случайно? – это спросил Рэд, пока гостей вели по коридору. – Каких-каких? – Ну я, может, сказал не так… В которых в темноте видать. Я помню, что где-то мерил. – Во-первых, «инфракрасных», – удержав смешок, поправил Кирилл. – А во-вторых, если ты имеешь в виду прибор, который был у меня, то он работает по другому принципу. Рэд сердито зыркнул.