От воспоминаний меня отвлек скребущий звук в темноте. От испуга я затаил дыхание, но звук повторился. Здесь, над каменными фигурами фасада собора, рядом со мной был кто-то еще. Я подвинулся и вытянул руку – а вдруг этот кто-то опасен? Но он не пытался скрыть свое присутствие. Я слышал, как он потирает руки, пытаясь согреться, и кашляет. Через минуту он запел: Весело бывает летом, Все залито солнца светом. Но зима уже близка, Скоро будут холода… Я похолодел от ужаса. – Кто здесь? Кто ты? – Ты знаешь меня, Джон, – ответил голос, очень похожий на мой. – Кто ты? – Они зовут меня Джоном… – Как ты сюда попал? Ты был каменщиком? – Ты знаешь, кто я… – Ты Джон Комб? Тот, кто работал со мной в Солсбери, а потом отправился к кругу гигантов? – Нет. Я родился в Крэнбруке, а сейчас живу в Рейменте, в усадьбе Рей. Я лишился дара речи. – Нет! Это я! Ты самозванец! – Нет. Я – это ты! – Убирайся прочь! – закричал я и услышал, как мой голос отдается от каменных стен. Горький вопль вернулся ко мне, отразившись от крыши собора. Я отодвинулся чуть дальше. – Тебе от меня не избавиться, – произнес голос. Я услышал шепоты мужчин и женщин в соборе – казалось, меня окружают десятки тысяч призраков. Их отчаяние буквально сочилось сквозь камни. – Где мой брат? – Я оставил его в доме кузнеца Ричарда – ты же знаешь… – И где он сейчас? – Я не знаю, потому что этого не знаешь ты. – Ты говоришь не так, как я. – Меня не мучает и твоя боль – из-за той ссадины, под правой рукой… Теперь мне казалось, что голос звучит отовсюду. Я попытался лягнуть его правой ногой, но ощутил лишь пустоту и скользкую поверхность свинцовой крыши. – Господи Иисусе, помоги мне, – пробормотал я. – Наша мать поет лучше священника, – сказал голос. – Прекрати! – крикнул я, но голос снова запел: – Весело бывает летом… Я снова лягнул его ногой и снова не ощутил ничего, кроме каменного парапета. Я рухнул на колени, прижался лбом к холодному свинцу и начал молиться: – О Мария, Матерь Божия, и святой Лазарь, чей праздник наступит завтра, и святой Петр, защитник этой церкви, спасите меня от этого безумия! – Я – твоя совесть, Джон. Я потерялся, как моряки на дрейфующем судне. Я рухнул в мрачнейшее море. – Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли… – Прекрати! Прекрати это! – кричал я, колотя кулаками по парапету. Я разбил костяшки пальцев, и они болели так же сильно, как в тот день, когда священник наказал меня. Я чувствовал, что рядом кто-то есть, кто-то ждет… Камни шептались… – Ты не получишь мою душу, – пробормотал я. – Ты не получишь мою душу! – Разве ты не понимаешь, что почти ничего не сделал, чтобы заслужить царствие небесное? – Я… Я пытался спасти ребенка… – Но именно из-за тебя младенец погиб в пламени, – ответил голос. – Теперь умрет и кузнец, и его дочь, и ее ребенок. – Мне так жаль… Мне очень жаль… – Что ты сделаешь, чтобы это исправить? – Как это исправить? В мире столько дурного и неправильного… Как я могу склеить все разбитые горшки в этом городе, вернуть все исчезнувшие улыбки, залечить все разбитые сердца и прикушенные языки? Как я могу исправить творение Господа, если этого не смог даже сам Он? Наступила тишина. – Почему ты думаешь, что Господу нужно только совершенство? – спросил голос. – Если ты веришь, что все на небесах и на земле создано Господом, то почему не веришь, что он создал грех? Сожаления? Неудачи? Как ты думаешь, кто создал проклятие? – Я верю в милосердие Господа… – Разве не веришь ты в то, – продолжал голос, – что если бы Бог желал совершенства своего творения, то этого не случилось бы мгновенно и радостно? Как могла бы существовать праведность, если бы не было греха? – Как могу я исправить то, что совершил? Голос молчал. Я услышал ответ через несколько минут, которые показались мне вечностью. – У тебя есть семь дней на то, чтобы спасти свою душу. Если ты покоришься мне. – Покорюсь тебе? Как? – Отправляйся в Скорхилл, к кругу камней. Я ждал чего-то еще, но вокруг царила тишина. Ни шепотов, ни песен, ни голоса. Я не слышал, как этот кто-то ушел. Я ничего не видел. Я был на крыше собора в полном одиночестве и мраке и дрожал от холода. Теперь я не понимал, явился ли мне ангел, чтобы спасти мою душу, или меня искушал демон, желавший купить ее. Может ли судьба человека зависеть от слов, произнесенных шепотом во мраке ночи? Я не знал, но я знал, что Бог или дьявол задал мне вопрос, и единственный способ ответить на него – отправиться в Скорхилл. II Я не спал до рассвета. Как только веки мои опускались, я тут же просыпался. Я видел чаек, которые кружили над собором и городскими стенами и посылали хриплые проклятия людям, сновавшим внизу. Птицы усаживались на крышу церкви, расположенной западнее собора, и с холодным безразличием оглядывали страдающий город. Ветер раздувал мой капюшон, а я с тем же холодом смотрел на птиц. Наступил день святого Лазаря. Я закусил губу, вспомнив несчастного младенца. Но я не мог не понимать, что его душа – одна из многих, отлетевших этой ночью. Люди выносили умерших из домов и оставляли на улицах для могильщиков. Они с ужасом смотрели на тела, появившиеся прошлым вечером, на трупы любимых дочерей и сыновей. – Джон! Джон, ты там? Я пополз вперед и посмотрел за край парапета. Меня всего колотило от холода. Внизу стоял Уильям. В одной руке он держал мою суму, в другой – свою. Волосы его были растрепаны. – Ричард пошел к городским властям. Он говорит, что ты специально принес зараженного ребенка в его дом, чтобы убить его. Он будет требовать, чтобы тебя повесили. Я вспомнил голос, говоривший со мной ночью. Нужно ли рассказать Уильяму?