Рина выпутала Ядвигу из живой изгороди и, поправив сбившийся недоуздок, повела ее в денник. Ядвига упрямилась. К ее верхней губе прилипли радужные крылья бабочки – точно маленькие усики. Кобыла высунула язык, облизнулась – и крылья исчезли. * * * Рина заперла Ядвигу в деннике и вышла из пегасни. На площадке у ворот, где Кузепыч обычно парковал шныровский микроавтобус, стоял Макар и, разинув рот, смотрел в небо. Лицо у него было ошеломленное, руками он защищал голову. – Беги отсюда! Не стой! – заорал он на Рину. – А что такое? – не поняла Рина. Рядом неизвестно откуда возник Кузепыч. – Бабка ежика!.. Тут колесо запасное лежало! Диск новый, новая резина! Куда ты его дел?! – взревел он, обращаясь к Макару. – Колесико? Да, было такое! – сдавленно согласился Макар, показывая пальцем, где искать новый диск и новую резину. – Сейчас вернется! Кузепыч задрал голову, пытаясь различить в небе точку размером с песчинку. Это и было то самое пропавшее колесо, которое, достигнув предельной высоты, спешило теперь вниз. Кузепыч взревел и, схватив одной рукой Рину, а другой Макара, рванул к стене сарайчика, в которой усматривал хоть какую-то защиту. – Сдурел? Оно же тебе на голову сейчас шибанется! – прорычал он. – А че такое? Я не думал, что так будет. Я льва испытывал! – заявил Макар и, оправдываясь, выдал себя с потрохами: – Со старой закладкой выше пятого этажа никогда не подлетало, а тут… Кузепыч, взревев, наградил его подзатыльником. Колесо ударилось в землю сразу за оградой ШНыра, оглушительно лопнуло и, кувыркаясь, отлетело на луг. Макар, скуля, кинулся за ворота догонять. – Двадцать дежурств! Так вот почему у меня диски вечно гнутые были! – летели ему вслед праведные вопли. Осторожно поглядывая в небо, в которое Макар от обилия ума мог запулить и еще чего-нибудь, Рина продолжила свой путь. Фигурки на нерпи заряжались теперь в любом месте ШНыра. Стоило приблизиться к лабиринту хотя бы до уровня накрененной сосны, как нерпь вспыхивала, и лев, пегас, русалка, сирин и кентавр становились горячими, почти раскаленными. Да и сама ограда ШНыра стала во многом условностью. Если прежде границы проходили по линии забора, то теперь забор стал украшением территории. Обновленный ШНыр захватил и ржавый, неизвестно кому принадлежащий гараж на взрытом холме у поля, и старую территорию кладбища пегов за речкой. Старшие и средние шныры втихомолку осваивали новые возможности. Вроде бы хорошо, что ШНыр стал больше, но одновременно это стало серьезной проблемой. Раньше, чтобы потихоньку удрать в самоволку, требовалось спрыгнуть с забора в противоположную сторону, и все. А теперь, когда забор был уже на территории, правило перестало работать и приходилось зайчиком скакать по полю, собирая репьи и колючки. Некоторые ухитрялись прыгать так минут по пятнадцать, прежде чем нашаривали постоянно меняющуюся границу. Отмечать ее канавкой или чертой на земле было бесполезно. – Кузепыч, может, нам как-нибудь заборчик переставить? – как-то предложила Кавалерия. Кузепыч передернулся. Это он пытался выдумать язвительную шутку, но от злости не мог. – Ну ясельный пень, переставим! Сейчас у нас, бабка ежика, полтора километра бетонных секций! А нужно два километра восемьсот! Километр триста метров бетонных секций докупим, на тележке сюда довезем, и я в то же утречко все лопаточкой вкопаю! Кавалерия поначалу благосклонно кивала, наивно одобряя намерение завхоза перевезти полтора километра бетонных секций на садовой тележке, но вскоре красное лицо Кузепыча и его сжимавшиеся и разжимавшиеся пальцы-клешни подсказали ей, что не так все просто. – А, понимаю!.. У нас, наверное, опять денег нет? – спохватилась она. – Почему денег нет? Полно денег! Все забирайте! – отвечал разгорячившийся Кузепыч и принялся выгребать из карманов мелочь и немногочисленные скомканные бумажки. На звон монеток из кухни, грозно подбоченившись, выглянула Суповна, и завхоз трусливо удрал, преследуемый воплями, что «он тут деньгами сорит, а дети холодными слезами плачут и просят два мешка лука!». Рина вспомнила, что Суповна обещала ей еду для Гавра. Она заскочила в столовую и взяла у Суповны жилы, пленки, кости и прочие мясные отходы. – И кашу возьми! В пакет переложи и чудище своей дай! – крикнула ей вдогон Суповна. – А что с кашей? Подгорела? – удивилась Рина, что Суповна так расщедрилась. – У меня каши не подгорают! Гоша ваш недоубитый кусок мыла туда столкнул! Вот уж кого я когда-нибудь точно доубью! – крикнула Суповна в глубь кухни. В ответ что-то обреченно забрякало кастрюльками. – И это вот тоже возьми! – Суповна достала откуда-то огромную говяжью кость и швырнула ее в кашу с такой энергией, что к потолку подлетел фонтанчик брызг. – Спасибо, – сказала Рина, вытирая кашу с носа. – Да не за что! – просияла Суповна. – Как чудища твоя – выросла на шныровских-то харчах? Гавр действительно рос не по дням, а по часам. На груди его бугрились мышцы, на клыки было страшно смотреть, а когда, собираясь взлететь, он делал первый резкий взмах крыльями, – сносило с ног. Если раньше Гавр как гиеленыш-подросток боялся взрослых гиел и сразу прятался, увидев их в небе, то теперь начинал задираться и призывно выть так, что Рина боялась за него. Ведь награду, объявленную Гаем за смерть выросшего у шныров гиеленка, никто еще не отменял. Каши было много. Крепкий пакет из супермаркета едва ее вместил. Рина попыталась перекинуть пакет через плечо как мешок, но пакет подтекал. Тогда Рина потащила его перед собой на вытянутых руках. Это оказалось еще хуже. Колени через пакет проваливались в кашу. Когда же, устав, Рина поволокла пакет по земле, на траве оставался кашный след. Она оглянулась. Петляя шла вдоль тропинки и изредка прерываясь, след уходил вдаль, к ШНыру. «Холмса бы сюда!» – подумала Рина, по привычке разбивая свою мысль на несколько отдельных ролей. – «Холмс! Как вы догадались, что здесь проходила Рина?» – «Элементарно, Ватсон! По следу каши!» – «А куда она направлялась?» – «Элементарно, Ватсон! Кого еще можно кормить кашей? Только крупного и опасного хищника!» Добравшись до сарайчика, Рина издали услышала звуки, какие издают две резвящиеся крупные собаки. Кто-то на кого-то наскакивал, хрюкал, повизгивал. Потом на время все затихало – и опять звуки наскоков, грызни и короткого взлая. Рина осторожно выглянула из-за стены сарайчика. Гавр, смешно развесив уши, кувыркался по траве. Вокруг него прыгала тощая песочная гиела с белым пятном на морде. Наскакивала, прикусывала в шутку зубами. Гавр срывался с места и, толкая ее широкой грудью, заваливал гиелу на спину. Та послушно задирала кверху лапы, раскидывая по траве кожистые крылья. Гавр отпускал ее, и гиела опять начинала носиться и наскакивать. Рину первой заметила именно песочная гиела. Зарычала и угрожающе припала к земле. Вся игривость у нее как-то сразу улетучилась. Рина ощутила, что если сделает хотя бы шаг, гиела вцепится ей в горло. – Гавр! – крикнула Рина. Гавр подскочил к ней и стал ласкаться. Прыгал вокруг, ставил на плечи лапы, обдавая ее дыханием, которым способны восхищаться только собачники. Рина уклонялась, мешая Гавру лизать ее в лицо. Она знала о любви, которую гиелы испытывают к дохлым кошкам. Песочная гиела оставалась на прежнем месте. Она не нападала на Рину, но и не приближалась. Шерсть на ее загривке стояла дыбом, уши были прижаты. Гавр подскакивал то к песочной гиеле, то к Рине и, казалось, искренне не понимал, почему Рина и его новая знакомая не играют вместе. Ведь это было бы так весело, если бы они втроем сшибали друг друга и кувырком катились с горы в грязь! Внезапно песочная гиела вскинула морду, принюхалась и бросилась обегать сарайчик с противоположной стороны, чтобы не приближаться к Рине. А еще через несколько секунд Рина обнаружила ее возле своего брошенного пакета с кашей. Вид у песочной гиелы был решительный. Поджав уши и хвост, она жадно заглатывала кашу, в первую очередь выхватив из нее кусочки мяса и жил. «Я первая ее нашла! Теперь она моя!» – говорила она всем своим видом и угрожающе скалилась, демонстрируя Рине белые клыки. У Рины хватило ума не подходить. Едва ли стоило объяснять гиеле, откуда эта каша вообще здесь взялась. Пусть Гавр разбирается со своей приятельницей сам. Гавр кинулся было разбираться, но челюсти песочной гиелы предупреждающе щелкнули у его носа, и он, отступив, улегся на землю шагах в пяти. Это было минимальное расстояние, на которое его подпускали к каше. При этом Гавру еще приходилось отворачиваться, притворяясь, что каша его совершенно не интересует. Ему даже смотреть на нее не разрешали. Видимо, песочной гиеле его взгляд портил аппетит, а заодно и характер. По мере того как пакет с кашей пустел, бока у тощей гиелы раздувались. Каша словно перекладывалась из одного мешка в другой. Наконец сытая гиела отошла, подпустив к еде Гавра. И, разумеется, в каше не было уже ни малейшего намека на мясо. Доев кашу, Гавр вернулся к Рине и, почесываясь задней лапой, уселся у ее ног. Вид у него был растерянный. Он точно спрашивал: «Да что же это такое, а?! Ты это безобразие видела?!» – Что, отобрали у тебя? – спросила Рина. Гавр издал скулящий звук. – Ну терпи уж! Понял теперь, почему нельзя быть с женщиной на равных? Она вначале заберет себе пятьдесят процентов на равных, потом пятьдесят процентов от оставшихся пятидесяти, потому что она все-таки женщина, и последние двадцать пять процентов заберет себе, потому что обиделась! Такие уж мы загадочные! – назидательно объяснила Рина. Гавр опять заскулил, оплакивая кашу. Рина погладила его и пошла к ШНыру. Ее провожало предупреждающее ворчание. Укрывшись в кустарнике, песочная гиела грызла громадную кость – подарок Суповны Гавру. Улетать она явно не собиралась. Это Рина уже поняла. Что ж, остается надеяться, что недоубитый Гоша и дальше будет ронять в котел все подряд, потому что еды теперь понадобится вдвое больше. А возможно, и втрое – если следующей весной появятся гиелята. При мысли о гиелятах Рине стало так радостно, что к ШНыру она неслась как на крыльях. Правда, так до него и не добралась. Увидела на тропинке странного человека. Он сидел на корточках, что-то разглядывая, и Рину не замечал. Рина подошла к нему сзади как раз в момент, когда он что-то потрогал пальцем на траве и сунул палец в рот. – Каша! – произнес он задумчиво. – Каша с мылом, – уточнила Рина, вспоминая свои грезы о Шерлоке Холмсе. Мужчина обернулся. Он был толстенький, с багровыми щеками и похожим на редиску носом. На ногах – высокие ботинки с креплениями как у горнолыжных. – Каша с мылом! Какая прелесть! – воскликнул он. Рина что-то вежливо промычала. Она всегда знала, что привлекает сумасшедших. Возможно, потому, что лишь маскировалась под приличного человека. Сумасшедшие так и тянулись к ней, начиная от полных психов и кончая обычными городскими сумасшедшими. Вот и этот любитель мыльных каш явно был из их компании. Он уже успел вскочить и теперь прыгал вокруг, зависая в воздухе чуть дольше, чем ожидалось: – Ты ведь Рина? Рина, да? Я не ошибся? – Ну как бы да, – подтвердила Рина. Человек радостно закивал и торопливо вытащил из кармана блокнот. Открыл его и, значительно округлив глаза, пальцем показал Рине на первую страницу. «Степа! Купи хоть какой-нибудь еды-ы-ы!» – вслух прочитала Рина. Человечек испуганно заглянул в блокнот и торопливо перевернул его корешком назад. Здесь была уже другая первая страница, а на ней фломастером крупно написано: «НЕ ГОВОРИ НИЧЕГО! МОГУТ ПОДСЛУШИВАТЬ! МЕНЯ ПОСЛАЛ ЗА ТОБОЙ АЛЬБЕРТ ФЕДОРОВИЧ!» Помня, что вслух говорить ничего нельзя, Рина замотала головой, показывая, что никуда с ним не пойдет. Толстенький человечек, как видно, и не ожидал быстрого согласия. Он торопливо кивнул и перевернул следующую страницу: «Я СТЕПАН ПУЗЫРЬКОВ ИЗ ФИНАНСОВОГО ФОРТА. АЛЬБЕРТ Ф. ЖДЕТ ТЕБЯ В НАУМОВО! ЭТО СРОЧНО!» Рина что-то слышала о Пузырькове от Лианы. Кажется, у него был какой-то интересный дар. – Почему я должна верить, что вы от него? – спросила Рина, благоразумно не называя имен. Пузырьков начал торопливо перелистывать блокнотик. Как ни быстро он это делал, Рина увидела, что у него на разных страницах записано и «ДА», и «НЕТ», и «ПРЯМО СЕЙЧАС», и «В ШНЫР НЕ ЗАХОДИТЬ», и «ЭТО РАССКАЖЕТ САМ А.Ф», и даже «НЕ ХОЧЕШЬ – НЕ НАДО!». Ощущалось, что Пузырьков человек ответственный и подготовился к встрече на славу. Наконец он отыскал на одной из страниц слово «ОБЕЗЬЯН» и с торжеством ткнул в него пальцем. Рина вздрогнула. Это слово было для нее заветным. Ключик, отмыкающий все двери. Простенькая игрушка из прозрачного пластика, в которую насыпались разноцветные конфеты. Кусочек далекого детского счастья! Так значит, Обезьян был частью подлинных воспоминаний, а не мороком, вплетенным в ее память фельдшером Уточкиным. – Хорошо, – сказала Рина шепотом. – И что я должна делать? Как я доберусь до…