Родион усмехнулся и, включив фонарик-налобник, первым зашагал по тоннелю. Перед разветвлениями он останавливался, поджидая Юлю с картой. В Подземье он ориентировался неплохо, но этот залаз был для него новым. Замыкала группу Штопочка с мощным фонарем. Под ногами хлюпала вода. Некоторое время спустя Штопочка и Родион поменялись местами, поскольку более яркий фонарь удобнее было иметь впереди. Внезапно Штопочка остановилась и предостерегающе вскинула руку. Впереди кто-то отчетливо произнес: «Мне страшно, мама!» В этих жалобных словах не было ничего угрожающего, но Родион сшиб Макара с ног. Не успел Макар разораться, как Родион, угадав его намерение, носом сунул его в ледяную воду, и у Макара вышло только «буль-буль». А потом Родион прыгнул в темноту и исчез. Слышен был лишь плеск воды: как ни бесшумен был Родион, а красться по воде не получалось и у него. Макар начал подниматься, но что-то стремительно летящее задело его по скуле. Он вскинул руку к лицу и ощутил на пальцах кровь. Луч фонаря Штопочки продолжал метаться. Сама она смешно прыгала по воде. В луче мелькнула чья-то спина, потом белое лицо, и опять что-то зазвенело, с силой врезавшись в стену и от стены отлетев Макару в грудь. Сам не зная зачем, Макар подставил руку. На ладонь ему скатилось что-то металлическое, разогревшееся. Он сумел разглядеть, что это монета в два рубля. Тут раздался жалобный крик, и сразу после него еще один крик, на этот раз Родиона: – Все ко мне! Родион, навалившись сзади, мертвой хваткой держал какого-то человека. Человек вяло шевелился и всхлипывал, возясь в мелкой воде. – Фонарь! – отрывисто приказал Родион. Юля направила фонарь вниз. Оказалось, что Родион держит худенькую девушку лет пятнадцати. Она была в тонкой, некогда желтой курточке и мокрых, очень грязных джинсах. Не лучшая одежда для Подземья. – Ты кто? – спросила Штопочка. Девушка молчала. Ее била крупная дрожь. Зубы стучали. – Я ее знаю. Инкубатор она, – хмуро отозвалась Юля. – Ей повинуются металлы. Повезло нам, что у нее всего-то и было что мелочь в карманах. Штопочка кивнула, соглашаясь, что им повезло. Дар владения металлами был у ведьмарей распространенным. Самым опасным считался боевой маг Боря, способный взглядом взметнуть в воздух и метнуть во врага тысячи саморезов, железных скоб и шурупов. – Инкубатор, говоришь? Ну-ка подержите ее! – приказал Родион и, оторвав одну руку от девушки, другую сунул в карман. Рылся он там недолго и извлек маленький мешочек из толстой ткани. Каким-то чудом угадав, что находится в мешочке, девушка-инкубатор забилась, зашипела. Лицо у нее так исказилось, что страшно было смотреть. – Отпусти! – рявкнула она и с такой силой дернула рукой, за которую ее держала Штопочка, что ноги у той оторвались от пола. Штопочка была шире в плечах и намного выше, но девушка отшвырнула ее как пластиковый манекен и метнулась в темноту. Родион бесстрашно прыгнул ей вслед и повис у нее на спине. Девушка попыталась сорвать его с себя, но Родион уже коснулся ее тела своим странным мешочком. Девушка рванулась и перекинула Родиона через себя. На этом силы ее иссякли, и она не то упала, не то сползла в мелкую воду. Обмякнув, она лежала, а потом вдруг начала рыдать. Загадочный мешочек, выпавший из рук Родиона, лежал совсем рядом, касаясь ее бока, но девушка даже не замечала этого. Родион помог ей сесть. Девушка двигалась на автопилоте. Что он делает с ней – не понимала. – Видел, как она меня отбросила? – спросил Родион у Макара. – С инкубаторами вечно так, когда из них личинку выкуриваешь. Как-то девчонка одна Кузепычу чуть ногу не оторвала… А на вид ей было лет семнадцать, и ручки – как лапки у птички. – А чем ты прикончил личинку? – спросил Макар. Родион поднял свой мешочек. Тот, нахлебавшись воды, промок и отяжелел. Родион слегка отжал его и, недовольно покачав головой, сунул в карман. – «Ядерная бомба». Песок с прииска, пара камешков из разных мест Первой гряды и один корень летающего куста из Межгрядья. Думаю, он тут главное рабочее вещество, как говорят медики. Макар с подозрением посматривал на девушку. Его удивляло, что Родион и Штопочка не боятся поворачиваться к ней спиной и лишь заботливо придерживают, чтобы она не сползла в воду. Макар так быстро изменить свое отношение не мог. До него только сейчас начинало доходить, что его жизнь висела на волоске и что монета, ударившая его в куртку, утащила бы его на тот свет, не отскочи она перед этим от стены. Скрывая запоздалый страх, Макар встряхнул девушку за плечо. – Кто тебя в засаду посадил? Сообщников сдавать будем?! – рявкнул он. Девушка подняла голову и слепо зашарила глазами. – Мама… – произнесла она, всхлипывая. – Мама! Она произнесла это совсем тихо, но Макар ощутил, что еще мгновение – и начнется истерика. – А ну отпустил ее, пока я тебе пальцы не переломала! – набросилась на Макара Штопочка. – Не видишь, человеку плохо? Она вообще не понимает, как под землей оказалась. – Как не понимает? – Так! Личинки умеют мозги задуривать. Ты прям как Макс. Он как в ШНыр от вендов попал, поначалу никак не мог успокоиться. Поймает ведьмарика – и начинает тягомотину: «Какие це-це-цели и за-за-за-за-задачи вашего д-д-д-движения?» Ну просто училище полиции, курс первый. Девушка опять начала сползать. Штопочка присела рядом на корточки. Потрогала ее шею, холодные руки, покачала головой. – Совсем окоченела… Надо наверх ее тащить! – сострадательно сказала она. – Значит, так: Макар поднимает ее наверх и сдает с рук на руки Лехуру… Телефон Лехура у тебя есть? Сверху наберешь. Макар замотал головой: – Я не найду дорогу! Я не запомнил. – Что ты за шныр, если дороги не помнишь?! Ну ладно, с тобой пойдет Юля! Вдвоем потащите! Юля попыталась отвертеться. Ей хотелось своими руками метнуть в хранилище атакующую закладку и посмотреть, как разлетаются во все стороны разорванные взрывом эльбы. – Посмотри на нее. Если мы сейчас уйдем, она здесь и останется! – Укоряя Юлю, Штопочка направила на девушку фонарь. – Сестру свою вспомни! Аргумент подействовал. Юля сунула Штопочке свою карту и, присев, перекинула руку девушки-инкубатора себе через плечо. – Тяни давай! Не сачкуй! – прикрикнула она на Макара, и вместе они потащили девушку по воде. Девушка переступала вяло, временами обвисая и начиная судорожно икать. Когда вода перестала плескать, Штопочка повернулась к Родиону. Она давно уже с беспокойством оглядывалась на него, желая что-то сказать, но ждала, пока уйдут Макар и Юля. – Закладку проверь! У тебя карман светится. Пока девчонка тебя швыряла, ты с закладкой был! Левой рукой придерживая Родиона за запястье, двумя пальцами правой Штопочка потянула у него из кармана молочный пакет. Родион послушно стоял. Мерцание закладки и отраженный от стен свет фонаря переплетались. Перед собой Родион видел лицо Штопочки. Крупные поры на крыльях носа, маленький шрам на лбу и рядом мазок грязи – запачканной рукой откидывала волосы. – Тебе не страшно? – испытывая ее, спросил Родион. – Если рванет, от нас и пыли не останется. Штопочка покачала головой. Молочный пакет выходил из кармана короткими толчками. После каждого Штопочка замирала, позволяя сердитому сиянию успокоиться. Родион попытался заглянуть в пакет. Штопочка по-собачьи клацнула зубами, отгоняя его, и заглянула сама. Трещина в раковине стала глубже. Алое сияние, вытекавшее из виноградины, окутывало раковину целиком, но слабый синий ободок еще оставался, не подпуская сияние к аммониту. – Пока держится. Но скоро рванет. Кажется, из бомбы мы сделали мину. – Не возвращая пакет Родиону, Штопочка пошла по тоннелю, бережно покачивая в руках пакет с закладкой. – Спи, моя радость, усни! – баюкала она закладку. Родион забрал у нее сумку и шнеппер. Ему было ясно, что если трещина продолжит расползаться, до эльбника им не добраться. Временами они останавливались и, сталкиваясь лбами, утыкались в Юлину карту. Большинство значков Юля придумала явно для себя, чаще же прочих попадался непонятный символ, похожий на букву «А». – Это что за «А»? – спросила Штопочка. – Великий шныровский авось, – предположил Родион. Неожиданно в луче фонаря отразилось что-то белое. Родион присел. – Что-то древнее? – спросила Штопочка. Родион вытащил из лужи плавающую бумажку: – Древнее не бывает. Кто-то из первошныров вчера ехал на электричке до Савеловского вокзала. – Опять инкубаторы? Хотела бы я знать, зачем они тащатся в Подземье. Мерзнут здесь, умирают, – сказала Штопочка. – Может, Белдо их сюда насильно загоняет эльбник защищать? – Это вряд ли. Видела ту девчонку? Полураздетую, с мелочью в карманах? Нет, она сама не знала, что здесь делала. Молочный пакет то выбрасывал слепящее сияние, то почти погасал. – Кажется, скоро рванет. Может, оставим его здесь? – предложил Родион. Штопочка дернула головой, упрямо повернулась и зашагала, то приостанавливаясь, то ускоряясь. Пакет она несла осторожно, как несут свечу, которую может задуть ветер. Родион двинулся за ней, глядя на ее слабо освещенную отраженным светом фонаря спину. – Слушай! – окликнул Родион. – Чего? – не оглядываясь, отозвалась Штопочка. – Почему ты не выключила фонарь? Ну тогда, когда монеты в нас полетели. Она же убить тебя могла! Такая мишень! – На себя ее отвлекала. Не хотела, чтобы тебя прикончили, – спокойно объяснила Штопочка. – Еще вопросы есть? – Да, – после паузы сказал Родион. – Есть один. Помнишь, года полтора назад ты треснулась головой, когда выходила из пегасни? Штопочка перестала заглядывать в пакет с закладкой. – Было дело. Череп у меня теперь с бугорком. Никогда не замечал? Треснешься как следует – и череп в том месте толще становится. А чего ты вдруг об этом вспомнил? – Голос Штопочки стал пытливым. – Да так, – пожал плечами Родион. – Ты даже не охнула. Остановилась, потрогала голову и пошла дальше. И никто не понял, что это было дико больно. Только я понял, потому что сам там же треснулся. Штопочка усмехнулась. Зубы у нее были крупные, чуть неровные. – Да? Ну буду знать, чем тебе понравиться. Только можно не каждый день, а то голова у меня одна? Шагов через сто тоннель слился еще с одним тоннелем. Штопочка и Родион остановились и, выключив фонарь, прислушались. Неподалеку послышался кашель, и две темные фигуры – одна грузная, другая длинная и ломкая – проследовали куда-то мимо них. Одна из фигур держала в руках тусклый фонарик. – Опять инкубаторы! – прошептала Штопочка. – Может, разберешься с их эльбами? Родион цокнул языком. Он стоял у стены, почти сливаясь с ней, и лишь лицо его светлело. – Пусть сперва покажут дорогу.