– Только себя. Но Тилль с Белдо тоже не слишком хотят, чтобы наш мир затопило. Кавалерия усмехнулась: – Зачем тогда выпустили рогрика? – Поставьте себя на минуту на наше место. – Мне и на своем хорошо. – Протащив в наш мир новую закладку, вы не оставили нам выхода. Основа существования трех фортов – псиос. Его же теперь не дают. – Это ваши проблемы. – Возможно, но мы, к сожалению, в одной лодке. В сущности, чем занимались все три форта многие столетия? За псиос продавали эльбам право прохода в наш мир и помогали находить инкубаторов для выращивания личинок. А теперь новых инкубаторов нет, и платы за них тоже нет. Биржа закрыта. – Любопытное объяснение. Я уж было настроилась на философские оправдания! – Придумайте их сами. Наш мир – своего рода супермаркет. Есть товары, есть стены, есть дверь, есть кассир Гай и помощник кассира Белдо. Кассир получает деньги, помощник кассира помогает ему с организацией процесса. Еще есть толстый охранник Тилль и коммерческий директор, отвечающий за множество разных, часто не имеющих никакого отношения к делу вещей. – Коммерческий директор – конечно, вы? – Я, – признал Долбушин. – Но теперь работать стало невозможно. Из-за вашей новой закладки дверь супермаркета забита досками с гвоздями. Продукты портятся, покупатели не приходят и денег не приносят. Для всякого умного коммерсанта это означает: лавочке конец. – И что же? Рогрик починит вам дверь? – усмехнулась Кавалерия. – Дверь не починит, но стену снесет. Однако тут возникают новые сложности. Если у супермаркета нет стены – вскоре растащат все до последней банки. Никакой охранник не поможет, когда в магазин с улицы врывается голодная толпа. Кавалерия поворошила палкой угли: – А вы художник, Альберт! Какие яркие образы! Я назвала бы это трагедией коммерческого директора! – А я назвал бы это нашей общей трагедией, – скальпельным голосом поправил Долбушин. На Рину он посматривал странно. Не разговаривал с ней, напрямую не обращался и ни словом не объяснял, зачем он вообще захотел, чтобы она присутствовала на сегодняшней встрече. Возможно, уловив в голосе Долбушина вызов, Кавалерия резко поднялась. – Рогрику не пробить границу! – упрямо произнесла она. – Вы сами знаете, что это не так. Рано или поздно рогрик найдет слабую точку. Ведь она где-то рядом? Не там ли, где нырнули те двое на одном пеге, один из которых не был даже шныром? – спросил Долбушин. Рина заметила, как косичка на спине у Кавалерии заметно вздрогнула. – С Гаем я этими мыслями не делился, – продолжал Долбушин. – Но он обычно и сам не упускает таких деталей. Если дыры в границе мира до сих пор нет, это может означать две вещи. Либо Гай дожидается, пока рогрик затянет рану, либо наблюдатели не успели заметить точки ухода в нырок. – Вот как? Сплоховали, значит? – спросила Кавалерия насмешливо. – Не исключаю. В небе все мелькает, гиелы вертятся. Тилль прав: давным-давно пора вести съемку с беспилотников. Берсерки – как те, что в небе, так и те, что в лесу, – не самое надежное средство наблюдения. Однако все это вопрос часов, возможно минут. Точку вот-вот найдут, она где-то рядом, и мы оба это знаем. Не там ли, куда шныры тащат сейчас оружие? Если мои шпионы сообщили об этом мне, то разведчики Гая – ему. Кавалерия резко выпрямилась. – ШНыры будут сражаться! С рогриком и всеми фортами. До последнего человека! – произнесла она. – Не сражаться, а бесполезно умирать. Хоть закладка у вас и сильная, но не закладкой же вы будете кидаться? Старших шныров – горстка. Исход боя предрешен. Если ШНыр и уцелеет, все новые поколения шныров будет выращивать ваша кухонная Надя, которая как единственная выжившая станет директором школы. Кавалерия вспыхнула, готовясь спорить, но Долбушин смотрел на нее с таким спокойным ожиданием, что она махнула рукой. – И что вы предлагаете? Сдаться? Помочь рогрику проковырять дыру и впустить болото? – спросила она с усталым раздражением. – Разумеется, нет. Я знаю выход, который устроит всех. И мир уцелеет, и болото останется в прежних берегах. Рине показалось, что Долбушин как опытный переговорщик подводит Кавалерию к черте. В голосе его появилась едва заметная вкрадчивость. Ему важно было, чтобы главный вопрос она задала сама. И Кавалерия его задала: – И какой же это выход? – Единственно возможный. Раздробить закладку! – Долбушин жестко и твердо посмотрел на Кавалерию, выдержав ее первый яростный взгляд. И взгляд ее погас, ушел в рыбьи его зрачки как в холодную воду. – Раздробить? – Сделать так, как было раньше. Часть вам – часть нам. Рогрик прекратит искать трещину. С новым обломком закладки Белдо вновь сможет проводить в наш мир личинки эльбов в обмен на псиос. – Появится новая дверь, и супермаркет заработает? – мрачно спросила Кавалерия. – Да. Три форта вновь начнут получать псиос. – А Гай? – В какой-то мере это устроит и Гая. Раньше же он рогрика почему-то из подземья не извлекал… – Отличное решение! Получается, все, что надо – это войти в Зеленый лабиринт, приблизиться к закладке, которая мне доверяет, отбить от нее кусок, отдать его вам – и все вернется на круги своя? – тихо спросила Кавалерия. Глава форта напрягся. Кавалерия была уж слишком смирной, слишком уступчивой. Долбушин ожидал куда большего сопротивления. – Да, – подтвердил он осторожно. – За этим меня и звали? Это была главная идея? Никаких других идей, предложений, откровений – ничего? Долбушин молчал. – Вижу, что нет. Сожалею, что даром потратила время. Лучше бы я выспалась. Возможно, последняя ночь в жизни, завтра понадобятся силы, а я потратила их не пойми на что… – сказала Кавалерия вполголоса, точно самой себе. Потом поднялась и пошла к Ядвиге. Долбушин нагнал ее и преградил ей дорогу. – Подумайте, Кавалерия! Без эмоций подумайте, когда успокоитесь. Вы все равно сделаете это, когда погибнут первые шныры. Не ставьте какой-то валун выше нашего мира и множества жизней! В конце концов, закладка – это просто камень, перекачивающий силы с двушки. Когда-нибудь и его энергия иссякнет, будет следующий камень, и следующий… А так не будет уже ничего! Кавалерия, уже поставившая ногу в стремя, на секунду застыла. Она не обернулась, но и Рина и Долбушин ощутили, что слова попали в цель. Сев в седло, Кавалерия разобрала поводья и, толкнув кобылу пятками, перевела ее на шаг и почти сразу на рысь. Взлетела она через лес, чудом угадав небольшой промежуток, когда кобыла смогла раскинуть крылья, не рискуя сломать их о ветви. – Рина, жду тебя в ШНыре! Догоняй! Отчаявшись распутать мысли, стянутые в огромный узел, Рина пошла к Афродите. Остановилась, оглянулась на Долбушина. – Зачем ты… – начала Рина. Не договорив, она хотела сесть в седло, но отец одной рукой придержал ее за плечо, а другой взял Афродиту за повод. Рина почувствовала, что просто так он ее не отпустит. – Если Кавалерия не примет моего предложения, в ШНыре будет много смертей. Возможно, ты и всадишь болт в какого-нибудь берсерка, но и я останусь без дочери. И все ради того, чтобы до последнего ощущать себя шныркой? Цели дальнейшего твоего пребывания в этом учреждении я не вижу. – Отпусти! Не трогай лошадь! – Нет, – сказал Долбушин. – Предпочту, чтобы ты месяц со мной не разговаривала и разбила о стену дюжину чашек. В ШНыр ты не вернешься. – Отпусти повод! Отпусти, кому сказала! Рина отскочила от лошади. Кавалерия была уже далеко. Крика не услышит. Пытаясь добраться до нерпи и телепортироваться, Рина схватилась за рукав телогрейки. Проклятый улучшенный ватник – сэкономили ткань, гады, не добраться! Сдирая ватник, она начала нетерпеливо рвать на груди пуговицы. Долбушин наблюдал за дочерью, не пытаясь ничего предпринять, даже шага к ней не сделал, хотя явно понимал, зачем Рине нерпь. – Блокировка. Не сработают ни кентавр, ни сирин, ни лев, – сказал он, кивнув в пространство между костров, где лежали две покрытые рунами плиты. Рина в последний раз попыталась вырвать у него поводья. Руки Долбушин не разжал, и она бегом кинулась в лес. Надеялась, что, пытаясь догнать ее, отец отпустит повод Афродиты и погонится за ней. Она же опишет по лесу круг и, вернувшись к пегу, взлетит. Однако он даже с места не сдвинулся. Рина заметила темную фигуру, перебежавшую от одного дерева к другому. Конечно, Долбушин пришел сюда не один! Все предусмотрел. Рина неслась сквозь чащу, а за ней кто-то, улюлюкая, гнался. Поняв, что она выдает себя треском, Рина затаилась, присела за толстым стволом и, стянув с плеча арбалет, попыталась взвести его. Бесполезно. Рина запоздало сообразила, что арбалет у нее одной из простейших конструкций. Такие взводятся приставным железным рычагом – «козьей ногой», которую арбалетчик тянет всем телом, упираясь ступней в стремя на конце ложа. – Эх! А ну как взведет и бабахнет?! Мама, я боюсь! – запереживала чаща у нее за спиной. – Не взведет! Крючочек забыла! Раззява, что с нее взять, – возразили ему из той же точки в пространстве. – А я говорю, взведет! Ты спиной, спиной тяни! Рина испуганно обернулась. Никого, только шевелятся ветви. Следуя коварному совету, стала тянуть спиной, но тетива была узкая, и, охнув, Рина отпустила ее. На ее руке появилась красная полоса. – Ну вот, тетивой порезалась! Надо было тряпочку подложить. Тебя теперь ее папаша убьет за такие советы! – мрачно предрекла темнота. – Как порезалась?! Я усиливал вероятность, что не порежется. Один к десяти, нолик долой! – Голову тебе долой! Теперь усиливай вероятность, что папаша не убьет. Побаиваюсь я зонта! Отбросив арбалет, Рина метнулась в чащу. Слишком поздно! Навстречу ей выплыл большой пакет для строительных отходов и, как ногами шагая мягкими углами, решительно преградил ей дорогу. Рина бросилась в сторону, но из-за соседних деревьев появлялись точно такие же пакеты. И тоже шагали мягкими пустыми ногами, разводя верхние углы как расставленные руки. Руководил пакетами смешной человечек с торчащей редкой бородкой и в рваной полосатой шапочке. Он сидел на земле, размахивал руками как дирижер, и, подчиняясь его вкрадчивым движениям, пакеты один за другим бросались в атаку.