— Судя по размеру и развитию, месяцев шесть или семь, — ответил я. Конрад игнорировал наш разговор. Зияющее отверстие на месте брюшины его, похоже, вообще не интересовало. — Беременность весьма кстати, — пробормотал он. — Если она фертильного возраста, это заметно сужает возрастные рамки. Она одета, белье не тронуто, значит, признаки сексуального насилия отсутствуют. Однако стопроцентной гарантии этого, разумеется, нет. — Кстати, одета она довольно легко. Ни пальто, ни плаща — только футболка и юбка, — добавила Уорд. — Даже колготок нет, из чего можно заключить, что она погибла в летнее время. Уэлан покачал головой. — Если только ее не убили в теплом помещении, а потом принесли сюда. Вот моя жена — она даже зимой в помещении свитера не носит. Просто откручивает обогреватели на полную мощность, а о счетах приходится беспокоиться мне. Уорд его не слушала. — Что с… животом? Могли это сделать крысы? — Спросите меня после вскрытия, — ответил Конрад. Он помолчал, размышляя, потом усмехнулся. — Крысы обычно разгрызают уже существующие раны — поэтому, вполне возможно, она была заколота. Но давайте не будем делать преждевременных выводов, ладно? Начнем с того, что я не вижу на одежде существенных следов крови — что, в свою очередь, свидетельствует о том, что, если рана и имела место, кровоточила она не сильно. Он был прав. По виду раны мы могли бы предположить о чудовищной травме, которую ей нанесли, но я знал, какие фокусы выкидывает природа. — Ее сюда притащили, — произнес я. Все повернулись в мою сторону. Я не собирался делать никаких громких заявлений, но маленький скелетик в утробе матери просто потряс меня. — Ее тело прежде находилось в каком-то другом месте, — продолжил я. — Сюда его перенесли уже после того, как оно мумифицировалось. Конрад ворчливо фыркнул, но кивнул. — Да, вы правы. — Вы уверены? — спросила Уорд. — Кости эмбриона лежат в полном беспорядке. Они совершенно перемешаны, даже крысы не могли бы перемешать их так. Значит, это произошло в результате каких-то рывков и сотрясений, в то время как в матке не осталось жидкостей, способных смягчить их. — Тело завернуто в пластик, — подал голос Уэлан. — Может, это тогда… — Не исключено. Тело не мумифицировалось бы, если бы все это время находилось в брезенте. Внутри накапливалась бы влага, и оно разложилось бы в обычном порядке. И пластик был бы перепачкан продуктами разложения, как и одежда. — То есть она сначала мумифицировалась, а в брезент ее завернули уже потом? — уточнила Уорд. — Думаю, так. Потом еще это. — Я ткнул пальцем в резиновой перчатке в несколько темных, размером с рисовое зернышко крапинок в складках одежды. — Это яйца мясной мухи. Их должно быть гораздо больше. Если бы ее тело лежало здесь длительное время, они усеяли бы все вокруг. — Какие тут мухи? — нахмурилась Уорд. — Здесь же темным-темно. Как они могут что-нибудь разглядеть? — Им и не надо. Достаточно запаха. — Почему-то считается, что в темноте мухи не активны, но на самом деле требуется нечто посерьезнее отсутствия света, чтобы избавиться от этих назойливых насекомых. — И если не долетели бы мухи, то уж личинки и в темноте доползли бы. — Гадость какая, — поморщился Уэлан. Уорд бросила на него недовольный взгляд. — И все-таки откуда мухи, если тело мумифицировалось? Разве мумифицированное тело представляет для них интерес? — Не представляло бы, если бы не начало разлагаться. По потекам на одежде видно, что, прежде чем тело начало высыхать и мумифицироваться, разложение все-таки имело место. Этого более чем достаточно. Мясные мухи чувствуют запах разлагающейся плоти за милю и спешат на него, чтобы отложить яйца в глаза, ноздри и прочие отверстия. И хотя отсутствие кровавых пятен на одежде свидетельствует о том, что серьезных ран она не получила, для того чтобы привлечь мух, хватило бы и маленькой ссадины. На чердаке им потребовалось бы больше времени, но они начали откладывать яйца задолго до того, как до нее добрались крысы. Из отложенных яиц вылупились прожорливые личинки, они стали разъедать изначальную рану — и этот цикл пожирания и воспроизводства повторялся, пока тело не мумифицировалось. А тогда мухи ее бросили. Уорд хмурилась: — То есть вы хотите сказать, ее убили в другом месте, а сюда перенесли гораздо позднее? — Не обязательно. — Я оглянулся на Конрада, на случай, если он захочет ответить. Но патологоанатом снова рассматривал останки. — Где бы это тело ни находилось прежде, условия там не могли не напоминать те, что здесь. Там наверняка было сухо, с хорошими сквозняками и достаточно жарко, чтобы мумификация началась почти сразу. Не слишком частое сочетание. — Вы полагаете, труп все время находился тут и его только перетащили из одной части чердака в другую? — догадалась Уорд. — Исходя из того, что я вижу, думаю, подобное возможно. — Какая-то ерунда получается, — недовольно усмехнулся Уэлан. — Какой в этом смысл? Если кто-то беспокоился, что тело могут обнаружить, почему его не перетащили куда-нибудь в другое место? И зачем было ждать, пока оно мумифицируется? — Не знаю, — вздохнул я. — Но до сих пор считаю, что вам нужно обыскать весь чердак в поисках кладок мясной мухи. — Хорошо. — Уорд смотрела на патологоанатома. Тот, не обращая внимания на наш разговор, внимательно изучал сложенные руки трупа. — Вы что-нибудь нашли, профессор? — У нее кончики пальцев сильно изуродованы. Что-то обглодано грызунами, но, по-моему, дело не только в этом. — Можно посмотреть? — попросил я. Конрад подвинулся. С учетом состояния трупа я не мог бы определить, какие повреждения имели место посмертно, а какие нет. Часть пальцев была обглодана острыми зубами, а ногти начали выпадать на ранней стадии разложения. Но то, что осталось от подушечек, было стертым, а ногти — сломанными. Одного вообще не хватало. — Это не крысы, — произнес я. — Похоже, что часть этих повреждений случилась, пока она еще была жива. — Ее пытали? — Вы задаете вопросы, на которые у нас нет ответа, — огрызнулся Конрад. Хрустнув коленями, он поднялся. — Ладно, все, что хотел, я увидел. Можете перекладывать ее на носилки и отправлять в морг. Думаю, мы… Он осекся: над его головой промелькнула с резким шелестом темная тень. Летучая мышь исчезла в темноте, словно ее и не было, однако успела напугать профессора. Он отшатнулся, взмахнул руками, нога сорвалась с настила и с хрустом погрузилась в полуистлевший утеплитель. Уэлан успел поймать его за запястье, и на мгновение мне показалось, что он удержит профессора. А потом, под треск ломающихся досок и штукатурки, Конрад и целый кусок чердачного перекрытия провалились вниз. Глава 3 — Назад! Все назад! — крикнула Уорд и закашлялась: воздух заволокло пылью и блестящими хлопьями стекловаты. Кашляли все вокруг меня, поскольку тонкие медицинские маски были бессильны против такого облака. Пыль набилась и в глаза, но я все же попробовал заглянуть в зияющий провал. Один из прожекторов опрокинулся, и луч его светил в сторону зиявшего в чердачном полу отверстия. — Это и вас касается, — добавила Уорд. Осторожно ступая по настилу, она тоже подошла к краю. В провале не было видно ничего, кроме свисавших вниз лохмотьев утеплителя и зловеще заостренных обломков деревянных досок. — Профессор! Вы в порядке? Ответа не последовало. Как у любого солидного дома Викторианской эпохи, высоты этажа хватало на то, чтобы переломать себе кости даже без упавших вслед за профессором деревяшек и железяк. — Да не стойте же вы как идиоты, черт побери! — крикнула Уорд стоявшему ближе всех к выходу полицейскому. — Спуститесь и посмотрите, как он! — Вероятно, балки прогнили, — сказал Уэлан, дождавшись, пока полицейский выполнит приказ. — Мэм, вам не… Она кивнула и неохотно отступила от провала. — Хорошо. Выходим все! Медленно, спокойно, по одному, не торопясь! Ну же, шевелитесь! Кашляя, мы двинулись по извивающейся полосе настила к выходу. Алюминиевые щиты прогибались и скрипели под нашими ногами, и я с облегчением перевел дух, добравшись до стремянки. После раскаленной духоты чердака спуск на прохладный этаж казался чуть ли не прыжком в холодную воду. Уорд с Уэланом пришли последними. — Вызвать «Скорую», живо! — скомандовала Уорд, растолкав столпившихся у стремянки полицейских в комбинезонах. Потом оглянулась в поисках полисменов, посланных на помощь патологоанатому. — Где Греггс и Пейтел? В дальнем конце длинного больничного коридора возникло какое-то то движение, и оттуда к Уорд почти бегом бросилась девушка-полисмен с фонариком; вид она имела весьма расстроенный. — Здесь, мэм! Кто-то протянул Уорд бутылку воды, но она лишь отмахнулась. — Как он? Девушка покачала головой, виновато моргая. — Э… Не знаю… — Как не знаете? Ох, чтоб… Ну, с дороги, живо! Она бесцеремонно оттолкнула девушку, но та снова подала голос: — Его там нет, мэм. — Тогда где он, черт его побери? — Мы… мы не можем его найти. — Как это? Не мог же он просто так взять и исчезнуть! В глубине другого, темного коридора мелькнул луч фонарика, и Уорд повернулась в ту сторону. Луч, подпрыгивая, приближался, а за ним из темноты вынырнула фигура полисмена — второго посланного Уорд на поиски.