Видя, что собирается все больше и больше беженцев, Ван Дао запаниковал, поэтому он отправился в храм Каменного Будды в восточной части города, чтобы встретиться с командиром Сунь Кэтуном, который находился в этот момент в храме. Ван Дао попросил выделить часть войск, чтобы подавить беспорядки в городе. Сунь Кэтун сказал: – У меня есть приказ от генерала Чжао. Любая оплошность, неважно, насколько незначительная, до того, как эти запасы поступят в Великую армию, будет караться смертной казнью. Дело не в том, что я не хотел бы помочь, просто дело слишком серьезное. Пожалуйста, простите меня, господин Ван. Ван Дао умолял его снова и снова, но Сунь Кэтун все же отказался. Ван Дао ничего не оставалось, как сдаться. Вернувшись на улицы, он увидел, что беженцы повсюду подняли шум. Когда солнце уже заходило за горизонт, внезапно практически одновременно начался пожар в уездной управе, тюрьме и нескольких крупных торговых зданиях на улице. Ван Дао торопливо приказал своим подопечным потушить огонь. Посреди этого хаоса к нему подбежал сбитый с толку офицер и поспешил доложить: – Командир, плохие новости! Западные ворота открыты для пострадавших от наводнения, и десятки тысяч людей хлынули в город. Ван Дао был в отчаянии и, не зная, что делать, торопливо закричал: – Приготовьте лошадей! Он отправился в западную часть города на разведку. Ему удалось проехать не более половины квартала, так как улицы были уже перекрыты пострадавшими, дальше продвинуться он не мог. Из толпы доносились крики: – Зерно и серебро раздают в храме Каменного Будды на восточной стороне города, давайте все пойдем туда! Ван Дао пришел в ярость и закричал: – Поймайте этого наглеца, который распространяет слухи! Два офицера схватили жертву, но ему удалось отбиться и сбить одного из них с ног, после чего он выкрикнул: – Мы хотим есть, это что, преступление?! Ван Дао понял, что путь небезопасен, поэтому развернул лошадь и направился к южным воротам. По дороге он столкнулся с другой группой беженцев, направлявшихся ему навстречу. Он думал, что сможет найти убежище только у командира Суня. Пробираясь вперед, он увидел, что солдаты, патрулирующие город, разбегаются во все стороны, а также заметил даоса с длинным мечом, толстяка, размахивающего железным кнутом, горбуна с булавой, и крупного мужчину, держащего железное весло, – все они неслись к нему. Ван Дао смешался с группой солдат и, поторапливая свою лошадь, направился в храм Каменного Будды. Ворота храма были уже наглухо закрыты, но стражники узнали его, поэтому открыли ворота и впустили Ван Дао. В то время снаружи храма было множество беженцев, они окружили его со всех сторон. Некоторые из них кричали: – Правительство выделило деньги и продовольствие для помощи, но жадные псы-чиновники все разворовали! Мы хотим еды и денег! Еды и денег! Еды и денег! Все беженцы кричали в унисон, и звук был настолько громким, что потрясал стены. Ван Дао неудержимо дрожал и повторял: – Мятеж! Бунт! Для военного чиновника командир Сунь был довольно храбрым человеком. Он приказал своим солдатам поставить лестницу рядом со стеной и взобрался наверх. – Мирные граждане, быстро покидайте город и не верьте слухам, – крикнул он. – Если вы не уйдете, мы будем вынуждены обстрелять вас. Два офицера повели группу лучников на вершину стены, и из толпы донесся рев неповиновения. Сунь Кэтун крикнул: – Огонь! Вылетела стая стрел, и сразу же на землю повалились более десяти митингующих. Толпа в панике развернулась и разбежалась. Все топтали друг друга, были слышны крики женщин и детей, царил ужасающий хаос. Сунь громко рассмеялся. Его смех прервали брошенные в него два камня: от одного ему удалось увернуться, но другой попал ему прямо в щеку. Он почувствовал острую боль и протянул руку, чтоб коснуться больного места, как вдруг обнаружил, что его рука покрыта кровью. – Огонь! Огонь! – приказал он в ярости. Лучники выпустили еще одну партию стрел, и еще одна дюжина в толпе была поражена. Среди криков жертв вдруг раздался грохот, и внезапно двое высоких худых мужчин бросились вверх по стене, схватили нескольких лучников и повалили их на землю. Обиженные и рассерженные тем, что по ним стреляли и многих ранили, беженцы бросились избивать лучников, а некоторые женщины даже кусали их. Герои ордена Красного цветка уже давно смешались в толпе с пострадавшими. Сюй Тяньхун изначально намеревался позволить офицерам продемонстрировать свою силу, чтобы подогреть гнев жертв, а затем вломиться в храм. Но внезапно увидев, как воины-близнецы Чанг запрыгнули на стену, все герои обрадовались их возвращению. Ло Бин, взяв в руки два ножа, тоже прыгнула на стену и приблизилась к Чангу Хэчжи со словами: – Пятый брат, ты видел Четвертого брата? Как он? Чанг Хэчжи был очень удивлен, увидев Ло Бин, и сказал: – Эй, Четвертая невестка, ты тоже здесь? Четвертый брат в безопасности, не волнуйся. Ло Бин, услышав эти слова, оживилась и, на мгновение потеряв контроль над собой от чувства облегчения, оперлась о стену руками, опустив голову. Чжан Цзинь и Синь Ян бросились к ней, спросив: – Что с тобой? Тебя ранили?! Ло Бин улыбнулась и ответила: – Все в порядке, Пятый брат видел моего мужа. Посмотрев на стену, они увидели, что Вэй Чуньхуа, Ян Чэнси, Чжоу Ци и Мэн Цзяньсюн уже пробились наверх и вели ожесточенный бой с офицерами и солдатами. Через некоторое время ворота храма открылись, и Цзян Сиган и Мэн Цзяньсюн выбежали из храма, подзывая беженцев с криками: – Заходите все, заходите и забирайте свою еду! Вся толпа ринулась внутрь. Офицеры и солдаты внутри храма сначала взялись за оружие и начали безрассудно убивать, но потом они увидели, что людей становится все больше и больше, а вместе с ними наступает группа опытных бойцов. Несколько офицеров были убиты, что вызвало панику среди солдат. Несмотря на то, что у них было больше оружия и солдат, они не осмеливались подходить слишком близко к толпе. Сунь Кэтун размахивал большим ножом и сражался вместе с несколькими своими солдатами на вершине стены, начиная постепенно отступать. Внезапно он почувствовал порыв ветра позади себя и острую боль в спине. Как только он ослабил хватку, его нож со звоном упал на землю, а руки оказались связанными за спиной. В этот момент он почувствовал, как холодок пробежал по его шее, и кто-то крикнул ему прямо в ухо: – Ты, ублюдок, прикажи офицерам и солдатам бросить оружие и покинуть храм. Сунь Кэтун на мгновение заколебался, а затем почувствовал, что нож медленно рассекает его кожу. У него не было другого выбора, кроме как громко отдать команду. Офицеры и солдаты увидели, что командир попал в плен к человеку, похожему на привидение. Но так как их командир отдал приказ, они побросали свое оружие и покинули храм. Все беженцы начали аплодировать. Чэнь Цзялуо вошел в главный зал храма и увидел алтарь, наполненный мешками с продовольствием и серебром. Ши Шуанъин подозвал окружного судью Ван Дао, чтобы тот выслушал его. Чэнь Цзялуо улыбнулся и сказал: – Вы судья округа? Ван Дао дрожащим голосом сказал: – Да… Я… Ваше Высочество… Чэнь Цзялуо усмехнулся и сказал: – Вы полагаете, я похож на человека, в чьих жилах течет голубая кровь? Ван Дао сказал: – Извините, должно быть, я ошибся, можно ли узнать ваше имя? Чэнь Цзялуо слегка улыбнулся и не ответил на его вопрос, вместо этого он спросил: – Вы прошли обе императорские аккредитации, чтобы получить вашу должность? Ван Дао ответил: – Нет, прошу, не надо. Чэнь Цзялуо сказал: – Почему бы и нет? Поскольку вы занимаете эту должность, вы должны быть вооружены знаниями. Позвольте мне прочитать вам небольшое стихотворение. Если вы сможете его продолжить, я сохраню вам жизнь. Если же нет… Хах, пеняйте на себя. Услышав слова воинов ордена Красного цветка, беженцы успокоились, что деньги и еда скоро будут розданы. Они также узнали, что окружной судья был схвачен, а Глава Ордена проверяет его знания, и всем стало любопытно. Они собрались вокруг Ван Дао, на него были направлены тысячи пар глаз. Чэнь Цзялуо сказал: – Слушайте внимательно. Стихотворение звучит так: «Ожидая чистоты реки, сколько жизней пройдет! Но легко ли достичь чистоты реки? Легко ли достичь чистоты должностных лиц?» Ван Дао сильно вспотел и чувствовал себя неловко. Хотя у него и был некоторый зародыш таланта, он давным-давно утек, как и воды Хуанхэ. После недолгого размышления он сказал: – Господин, это двустишие слишком сложное. Я… я не могу сформулировать. Чэнь Цзялуо ответил: