— Совершенно здоров, хоть ты и пыталась это исправить несколько дней назад, — усмехнулся он, осторожно обнимая меня за плечи. — Ты тогда был раненый! — И, несмотря на это, ты меня побила. — Сам виноват. Кто тебя просил показывать мне свою книжку? — Я предупреждал, чтобы ты ее не открывала, — отказался нести ответственность за содеянное зломордый, — и я все еще планирую тебя с ней познакомить. — Сам знакомься. — Сам я уже давно с ней ознакомился, — невозмутимо отозвался он и тут же сменил тему, не дав мне возможности возмутиться: — Хочешь платье примерить? — Спрашиваешь! — Книга была тут же забыта, а я справедливо решила, что сжечь ее смогу и позже, когда он мне ее на ознакомление принесет. Забирать ему придется кучку пепла и мои самые искренние соболезнования. — Выходить не буду, — предупредили меня твердо. — Отвернись хотя бы. На это возражать он не стал. Отошел к окну и даже временных рамок на одевание не установил, позволив вдоволь налюбоваться платьем. Сначала я его просто щупала, гладила мягкую ткань и переодеваться стала только после того, как перещупала все до последней жемчужинки. Даже не подумав посмотреть на Асвера и убедиться в том, что он не подглядывает. Платье оказалось впору, что несказанно меня удивило. — Что ж, должен признать, у твоей матери хороший вкус, — заметил Асвер. Скрестив руки на груди, он с интересом меня рассматривал. — Помочь застегнуть? — И как давно ты смотришь? — стыдно мне уже не было. Я с ним в одной кроватке спала, он меня облапал всю, женился, а потом еще и на картинки развратные смотреть заставил, пускай и утверждает теперь, что книгу просил не открывать. Он же меня знает и должен был осознавать, что от такого соблазна я бы ни в жизнь не удержалась, а значит, это была явная диверсия. И он кругом виноват. И получил тогда заслуженно. Вот только мысль гениальная пришла ко мне слишком поздно. Я уже успела пострадать целых три дня и даже почти смириться с тем, что зломордый мне, кажется, нравится. — Достаточно, чтобы осознать, что нижнее белье тоже нужно было покупать, — совершенно серьезно ответил он. Придерживая платье на груди, я очень решительно приблизилась к зломордому и боднула его, надеясь, что он сейчас все поймет и извинится. — Сень, с приступами неконтролируемой агрессии надо что-то делать, — признался он, не проникнувшись моим негодованием. — Она контролируемая. И я бы тебя сейчас с удовольствием поколотила, но руки заняты, — повернулась к нему спиной и потребовала, — застегни. — А зачем мне освобождать тебе руки? — с любопытством поинтересовался он, — лично меня все устраивает. Обнаженной спины коснулись теплые пальцы, едва ощутимо прошли по выпирающим под кожей позвонкам. Я выпрямилась, осознала свою ошибку и попыталась отойти. Но только попыталась. Раньше обниматься с Асвером было приятно, потому что объятия его дарили покой, сейчас я только острее беспокойство почувствовала. — Руки убери! — Ну кто же так просит о чем-то любимого мужа? — осуждающе спросил он, мягко коснувшись губами виска. — Окстись, зломордый, какая может быть связь между тобой и любимым мужем? — нервно спросила я, морально готовясь к самому страшному. И самое страшное не заставило себя ждать. — Очень странно это слышать, особенно в свете последних событий. Тепла его рук я не чувствовала благодаря плотной ткани корсажа, зато спина у меня была не защищена и отчетливо ощущала и исходящее от зломордого тепло, и стук его сердца. Сильный и почему-то быстрый. И спокойствия мне это не прибавляло. Даже наоборот, побуждало сопротивляться, пытаясь получить свободу. — Видишь ли, Сенечка, из надежного источника мне стало известно, что я, оказывается, очень даже любимый муж, а ты, по неясным причинам, пытаешься ввести меня в заблуждение. Надежный источник его я знала. И уже успела пожалеть, что вообще о зломордом сегодня вспомнила. Особенно в такой ненадежной компании. Вириэль нужно было дождаться и ей поплакаться. Уж она бы точно никогда меня Асверу не сдала. — И что теперь? — Опровергать что-то я не стала, бесполезное это занятие. У меня были дела поважнее, например справиться с расшалившимся сердцем, которое упорно пыталось пробить себе путь на свободу, проталкиваясь вверх по горлу. — А теперь нас ждет что-то вроде «и жили они долго и счастливо», а если ты сейчас это платье снимешь, то жить мы будем очень счастливо. Когда удерживающие меня руки переместились на плечи, стягивая платье, я не заметила, но сопротивляться стала активнее. — Прекрати немедленно! — возмущенный возглас, который я планировала, на деле оказался полузадушенным сипом. В висках быстро стучал пульс. И он прекратил. Платье стянуть не пытался, развернул к себе лицом и пробормотал: — Ах да, признание. Ты же не сообразительная и очевидных вещей не понимаешь. — Закончил свое признание? — Хотелось плакать. Вот просто сесть прямо тут, посреди комнаты, и разревется. Мира ему меня сдала, а он на радостях сначала раздеть попытался, а потом вообще обзываться начал. — Сень, прости, я не то хотел сказать. Просто… Зломордый замялся, подбирая слова. Думал он долго и мучительно. А я не мешала, наслаждаясь напряженным выражением на его наглой морде. Поразительное дело, но зрелище это помогло немного справиться с паникой. — Помнишь наш спор? Ты ночуешь на кладбище, я прекращаю тебя донимать? — начал он издалека. — Помню, — хотелось бы еще добавить, что такое забыть невозможно, но выдать такую длинную речь у меня вряд ли вышло бы. И я не стала даже пытаться. — Тогда-то я и понял, что ты мне не просто нравишься, что извожу я тебя не потому, что пытаюсь обратить на себя твое внимание, но потому, что я тебя люблю, а тебе все равно. Осознал это, когда увидел тебя, от умертвия спасающуюся. И очень разозлился, когда вместо того, чтобы за спасение меня отблагодарить, ты ругаться принялась. Понимание того, что нужно что-то менять, ко мне позже пришло. Угадаешь когда? Я молчала, стояла, гипнотизировала пуговицу на его рубашке и слушала, но на диалог идти не собиралась. — Что ж, я все равно скажу, — решил он, — исправляться я решил, когда ты меня прилюдно в лоб поцеловала. Согласись, есть что-то неправильное в том, что любимая девушка равняет тебя с покойником. Он замолчал, явно чего-то ожидая. Я просто молчала, пытаясь решить для себя: верить или не верить. Хотелось верить, но я была вся такая недоверчивая и это чертовски мешало. Хотя я, кажется, все-таки верила. — Ммм, Сень, если ты не поняла смысл мною сказанного, то сообщаю предельно просто: я тебя люблю. Признался, называется. Даже так гадость сказать умудрился. Я, может, не тугодумная, я, может, все поняла и теперь стою себе тихонечко в шоке, пытаясь информацию переварить и как-то неуместную радость попридержать, чтобы не затискать зломордого до состояния тепленького мертвячка. И осознать-таки, что Асвера я, кажется, и правда немножечко люблю. Может быть. А он обзывается. Хотя плюс в этом все же был. Я продолжала радоваться, но не так активно уже, совсем не собираясь с ним обниматься. Из вредности. — Сень, полагаю, теперь твоя очередь признаваться, — нетерпеливо заметил Асвер, когда молчание затянулось. — В чем признаваться? Я ничего не сделала, — заявила уверенно, чувствуя в себе силы стоять на своем до конца. Внутри разгоралось что-то большое и горячее, отчего голос предательски дрогнул. — Когда ты поняла, что я тебе нравлюсь? — терпеливо спросил он, кажется, ничего не заметив. Судя по выражению лица, зломордый на комплимент нарывался. Зря. Я теперь, после такого его бездарного признания, вообще распоясалась, и ничего хорошего его уже не ждало. — А я разве говорила, что ты мне нравишься? Это тебе Мирочка сказала. Она почему-то думает, что если я тебя больше не мечтаю убить каким-нибудь извращенным способом, то все, теперь точно люблю. Казалось бы, чего я такого сказала? Но Асвер разозлился. В глазах вновь загорелся красный огонек, пугая кровавыми бликами расширившегося зрачка, на щеках заходили желваки. Сдержался, ничего обидного не сказал, только руки убрал, очень медленно разжав пальцы, мои плечи сжимающие, и отошел к кровати. Сел и голову свесил. И все. Сидел, разглядывал что-то у себя под ногами и на меня внимания вообще не обращал. И платье мне так и не застегнул. — Асвер, ты чего? — Присесть рядом с ним решилась не сразу. Сначала постояла с минуту, дожидаясь дальнейшего развития событий. Внимания на меня он все так же не обращал, пришлось напоминать о своем присутствии. Похлопав его по плечу, потребовала: — Прекрати меня игнорировать! — Сень, давай мы позже поговорим. — Почему это позже? Я хочу сейчас! — А я сейчас хочу как-то осознать тот факт, что моя собственная жена меня не любит. — Если ты вдруг запамятовал, у нас договорный брак. Там, как правило, любовью и не пахнет. В тишине отчетливо скрипнули зубы. Крепкие, зломордовские зубы. Звук получился что надо. Я оценила его по достоинству и решила все же объясниться: — Асвер, прекрати, пожалуйста. В конце концов, какого ты от меня ждешь признания? Я, может, не готова еще тебе ни в чем признаваться. Глянув на меня с любопытством, зломордый величественно ждал продолжения. И я его не разочаровала, присев рядом, полюбопытствовала: — И вообще, ты за мной ухаживал, чтобы я в тебя влюбилась? Только издевался и гадости говорил. Спасибо, конечно, что хотя бы за косички не дергал… Асвер оживился и дернул-таки меня за косу, с искренним любопытством поинтересовавшись: — Вот так? — Совсем дурак? — возмущалась я, не делая резких движений, потому что моя отрада и гордость была все еще зажата в его кулаке.