— Зато честно, — усмехаюсь я. Вдохнув, смотрю на заметенный тротуар, а потом опять на девчонку. Улыбаясь, отводит глаза и стряхивает с куртки снег. На раскрасневшемся лице ноль косметики. Ну или я ее не вижу. Единственное, что бросается в глаза — неправдоподобно длинные ресницы в уголках глаз. Настолько длинные, чтобы было ясно — они не совсем настоящие и какие-то мультяшные. Выглядит… мило. И наивно. Лет десять назад я бы эту Любу сожрал вместе с этими сапогами. Наверное, даже пяти минут не думал бы, ну а сейчас все в жизни подчиняется логике. Даже женитьба на Яне, несмотря на всю свою тупость, имела очень прочные основания — связи. Единственное, что я недооценил — полнейший разброд и профанацию в голове своей бывшей жены. На моем лице снова задерживается затаенный взгляд, но очень быстро убегает, когда перехватываю его своим. Это бегство в очередной раз напоминает о том, с кем имею дело. Тряхнув головой, киваю себе за спину: — Такие дела, Люба, дорога скользкая, так что, извини. — Ааа? — делает губы маленькой буквой «О». Захлопнув дверь, приседаю и забрасываю ее себе на плечо. — Ай! — с писком вытягивает ноги вдоль моего корпуса. Ладонями удерживаю под коленями. Ее сумка скатывается на локоть. Девчонка копошится, устраиваясь удобнее и что-то бормоча за моей спиной. Чтобы не свалиться, смотрю под ноги. Проходящий мимо мужик спрашивает, где хирургический корпус? Отвечаю, что не имею понятия. У травматологии наряженная гирляндами елка. Войдя внутрь, оглядываюсь и опускаю свою ношу на подоконник. Окно украшено бумажными оленями, прямо как в старые добрые времена. — Молодые люди, — слышу тут же. — Вы не у себя дома! Обернувшись, вижу женщину в халате. — Я постою, — скатывается Люба с подоконника. — Места для посетителей где у вас? — возвращаю ее на место. — Вы травматология или что? — А это не ко мне вопрос, молодой человек, — лает она. — Дома на окнах сидеть будете. — Я постою… — Сиди, — заталкиваю Любу поглубже и кладу на колени сумку. — Я щас вернусь. — Она меня сожрет, — понижает голос, выглядывая из-за моего плеча. Подняв на меня глаза, добавляет. — С потрохами. Секунду торможу, рассматривая веснушки на бледном маленьком носу. От притока крови губы у нее раскраснелись. Втягиваю носом воздух. Если бы можно было попользоваться ее ртом без каких-либо последствий, я бы так и сделал. Ситуация усугубляется тем, что сама она смотрит на мой. Проведя по лицу рукой, смотрю на коридор и предлагаю: — Скажи, что у тебя нога сломана. — Ну да… — бормочет, отвернувшись. — В трех местах… — Как вариант, — бормочу, отталкиваясь от окна. Стянув с головы капюшон, сворачиваю в коридор. Глава 5. Романов Стоя на стремянке, мужик в рабочем комбинезоне вкручивает новую энергосберегающую лампочку в патрон. Старая лампочка перегорела, видимо, офигев от того, что кофейный автомат все же выдал мне сдачу, ну или от того, что у кого-то нашлись в кармане живые деньги для покупки этого говна. Сделав глоток из картонного стакана, морщусь и смотрю на приоткрытую дверь с табличкой «Смотровая 1». Табличка обмотана мишурой, на дверь канцелярской кнопкой ввинчен елочный венок. — ФИО? — приглушенный голос парня-терапевта. — Стрельцова Любовь Константиновна. Стрельцова значит. Развернувшись, шаркаю по полу кроссами, отпихивая носком чью-то использованную бахилу. — Полных лет? Остановившись, смотрю на дверь. — Девятнадцать… Запрокинув голову, тихо смеюсь в потолок и давлю пальцами на веки. Мрак. Качая головой, вытряхиваю оттуда все дерьмо, которое крутилось в ней последние пятнадцать минут. О том, что я отбитый на всю голову, но раз уж у меня судьба такая, почему бы нам с маленькой Любой не поесть мороженого? Думаю, на пару часов нас бы с ней обоих хватило. У меня интереса, у нее воображения и энтузиазма. Просто, чтобы закрыть этот гештальт. Поцеловать ее распрекрасный пухлый рот, раз она сама этого хочет, и распрощаться без слез и сантиментов, а потом набрать Марго и заняться уже взрослыми делами. Для девчонки — приятный опыт, о котором можно рассказать подругам, для меня — ненавязчивая прогулка по розовым единорогам. — Давайте посмотрим, что у нас тут… За дверью возня. — Какие ощущения? — Больно… — А так? — Ай… — Уколов боитесь? — Фу… — слышу смешок. — Шучу. Бросив стаканчик в мусорное ведро, стягиваю с волос на макушке резинку. Ерошу их пальцами и зачесываю назад. Спустя десять минут дверь открывается. В свете новой информации вижу то, чего не заметил раньше — она еще даже не округлилась где надо. Серый короткий свитер открывает тонкую шею и худое плечо с выпирающей ключицей, под свитером грудь такого размера, который, кажется, уходит в минус, ноги в серых ботфортах хоть и стройные, но такие же худые, как и все остальное. И бедра под детской юбкой, думаю, тоже не несут сюрпризов. Прогулка отменяется. Какие, млин, пару часов? Окстись, Романов. Даже не смотря на цвет волос, она тот случай, на который я бы не обратил внимания, даже если бы нос к носу застрял в лифте. Просто вообще не моя песня. Моя бывшая жена, как ни крути, лет с семнадцати впахивает в спортзале, и на ее теле повсюду есть за что подержаться. Молоденькие наивные студентки вообще не моя песня, даже для легкомысленных, мать их, поцелуев. Язык у нее подвешен, это бесспорно, тем не менее, нам пора сворачивать знакомство и разбегаться по домам. — П-ф-ф-ф… — выдыхаю, положа на пояс руки. Под моим взглядом лицо-сердечко становится подозрительным. Намек на улыбку испаряется. Спрашиваю, глядя на нее нейтрально: — Как дела? Поджав губы, она на четвертой скорости мечется глазами по моему лицу. Между светло-рыжих бровей прорезается складка. Крылья маленького носа вздрагивают. Судя по всему, мое прозрение слишком очевидно.