– Но как я попаду в Шотландию без помощи англичан? – И что же, вы теперь так всю жизнь и будете пленником? – Такая перспектива казалась мне ужасной. – Генрих никогда вас не освободит? Яков Стюарт лишь слегка пожал плечами: – Кто знает? Если и освободит, то лишь на определенных условиях. – И каковы же они? – Этого я пока не знаю. Я восхищалась самообладанием этого человека. – Если уж мы с вами оба вынуждены тут находиться, могу ли я быть вам чем-нибудь полезен, леди Екатерина? – поинтересовался король Яков. Его улыбка меня покорила. – Вы могли бы меня как-нибудь развлечь, сэр. Например, рассказать об Англии… – Мое мнение будет предвзятым. Я ведь как-никак враг и пленник английского короля, леди Екатерина. Этот молодой человек нравился мне все сильней. – От вас я в любом случае узнаю больше, чем от своих придворных дам. Зовите меня просто Екатерина. – Тогда вы должны звать меня Яков. Вот так я впервые в жизни завела с кем-то дружбу. – А мне понравится жить в Англии, как вы думаете? – По мере того как приближалось время моего отъезда туда, мои тревоги росли. Яков подробно описывал громадные королевские дворцы в Виндзоре и Вестминстере, грозный лондонский Тауэр и другие места, которые я скоро буду звать своим домом. – Почему бы и нет? Англичане довольно доброжелательны. Правда, в своей холодной манере и до тех пор, пока видят выгоду в том, чтобы вас поддерживать. Они не столько любят вас, сколько терпят. – Думаю, Генрих тоже лишь терпит меня. – Эти слова сорвались с моих губ сами собой, и я тут же в изумлении прикрыла рот рукой. – Я не то хотела сказать. Вы не должны никому об этом рассказывать. Как неосмотрительно я себя повела! Как это неразумно с моей стороны: произнести то, что было у меня на душе. Я с беспокойством взглянула на Якова. Вполне возможно, что он сочтет меня грубой и несдержанной. Но когда наши взгляды встретились, его лицо неожиданно стало очень серьезным. – Генрих будет не просто вас терпеть. Он без ума в вас влюбится – как только выбросит из головы битвы и сражения. Будь вы моей женой, я полюбил бы вас всем сердцем. От этих слов я густо покраснела и у меня перехватило дыхание. – Что, правда? – Я понимала, что веду себя наивно, но как было не отреагировать на столь внезапное проявление мужского восхищения? – Вы очень добры. Я улыбнулась Якову, и он ответил на мою улыбку. С этой минуты в моей жизни в зоне военных действий он стал желанным дополнением к моему окружению, которое вскоре расширилось благодаря приезду леди Алисы Ботиллер, а также ее мужа и взрослого сына, находившихся на службе у Генриха. Леди Алиса была кем-то между нянькой и камеристкой; Генрих придумал эту должность, чтобы эта дама всячески обеспечивала мое благополучие и заботилась обо мне, когда я забеременею. Я находила вполне приемлемым общество этой строгой язвительной особы внушительного роста (с головы до пят облаченной в аскетические черные одежды, с накрахмаленным белым чепцом на голове), несмотря на то что первые произнесенные ею слова были довольно едкими. – На ваших костях, миледи, слишком мало плоти, для того чтобы удовлетворить голодного льва. Мы должны подкормить вас, чтобы вы смогли выносить ребенка. – Для того чтобы зачать ребенка, мне нужно чаще бывать вместе с мужем, – резко ответила я. Я не виделась с Генрихом почти неделю. Алиса поджала губы: – Полагаю, в данных обстоятельствах он делает все, что может. Ее ответ был предостережением: леди Алиса советовала мне быть осмотрительной и никогда открыто не критиковать своего отважного супруга. Лояльность англичан к своему грозному правителю изваяна из гранита – это что-то вроде статуй с пустыми глазами, установленных в Вестминстерском аббатстве. Расценив мое молчание как знак согласия, Алиса налила мне порцию настойки из златоцвета девичьего – белых цветков с желтой серединкой, растущих у живых изгородей. – Если король бросит свое семя, почва, принявшая его, должна быть сильной и плодородной. Пахло это зелье довольно неприятно, и я невольно передернула плечами. – Пейте! Это согреет ваше лоно и кровь. И вы сразу же забеременеете. Генрих бросал свое семя в периоды затишья между осадными операциями, уделяя предельное внимание деталям. А я страстно молилась, чтобы результат оказался удовлетворительным. – Вы счастливы здесь? – как-то спросил меня муж, надев сапоги и потянувшись через кровать за своим мечом. Время было дорого, и Генрих не тратил его на то, чтобы раздеваться полностью, а потом снова одеваться. Счастлива ли я? Нет, не думаю; однако и несчастной я себя не чувствовала. Одинокой – да, но уже в гораздо меньшей степени благодаря компании очаровательно словоохотливого короля Шотландии. И к тому же я стремительно осваивала английский, как любил говаривать Яков. – Я не несчастна, – уклончиво ответила я, огорченная тем, что нервничаю: мне хотелось бы быть более раскованной и разговорчивой в обществе своего сурового мужа. – Это хорошо. Я бы не желал, чтобы вы страдали. Эти слова были сродни теплой ласке, и вдохновленная ими, я коснулась его запястья. Генрих погладил меня по голове и по всей длине волос. – Ребенок сделает вас счастливой, – заметил он, а потом добавил: – Вы ведь не боитесь меня или я ошибаюсь? – Боюсь? – удивилась я, и мои щеки порозовели. – До сих пор я ни разу не бил жену. Шутка получилась тяжеловесной, но я все равно рассмеялась и потянулась, чтобы поцеловать его в щеку. Теперь, похоже, удивился Генрих. Его губы были настойчивыми, а объятья – крепкими, когда он, оставив в покое свой меч и отбросив мысль о том, чтобы немедленно вернуться на войну, овладел мной еще раз – и это было выше всяких похвал. – Молитесь о сыне, Екатерина. Молитесь о наследнике для Англии. И я молилась об этом, молилась страстно. А еще я молилась о том, чтобы Генрих чудесным образом в меня влюбился, если я смогу смеяться с ним и удовлетворять этот аспект его желаний. Пока я витала в радужных мечтах о светлом будущем, Мелён наконец-то пал. Обрадовавшись этому известию, я покорно выпила очередную порцию ужасного пойла от Алисы, тщательно нарядилась и как раз распаковывала арфы, когда приехал Генрих. – Завтра мы уезжаем, – объявил он. – Куда же мы направимся? В Англию? Мысленно запаковывая арфы обратно, я вдруг испытала острое желание увидеть свою новую родину. Поселиться в новом доме, где я смогу воспитывать детей и где у меня начнется то, что называется нормальной жизнью замужней женщины, пусть и королевы. Генрих не ответил: он внимательно читал только что доставленное письмо. – Так мы едем в Англию? – не унималась я. – Сначала в Париж, – сказал он. Его глаза сверкнули. Должно быть, мой муж заметил страдальческое выражение на моем лице, потому что внезапно, удивив меня, обнял за талию и притянул к себе, коснувшись щекой моих волос. – Возвращение в ваш родной Париж вам понравится. Там мы отпразднуем нашу победу и устроим представление для местных жителей. – Генрих горячо поцеловал меня в губы, возбужденный, вероятно, не только моей близостью, но и торжеством победителя. – А затем мы вернемся в Англию, чтобы и там отпраздновать наш триумф. Возможно, к этому времени у нас также появится возможность отпраздновать зачатие нашего ребенка. Произнесено это было весело и беспечно, но я слышала, как под моей ладонью пульсирует горячая кровь в его жилах, и чувствовала, что у меня в груди расцветает первозданная радость. Радость в ожидании любви, которая, без сомнения, возникнет и созреет между нами. Вот это и станет настоящим началом моей замужней жизни, когда мы вдвоем с Генрихом будем жить в Англии, когда сможем проводить вместе много времени, все лучше и лучше узнавая друг друга. Я счастливо рассмеялась, и мой смех оказался заразительным – Генрих тоже улыбнулся. – Мне бы очень хотелось поскорее отправиться в Англию. Я уверена, что скоро почувствую в себе зарождение новой жизни. Глава четвертая Лондон, Англия, февраль 1421 года – Мне не нравится эта традиция, милорд. Я хотела бы, чтобы вы были со мной. – Вы слишком эмоциональны, Екатерина. Это ни к чему. Это была наша первая размолвка на английской земле. Первая полномасштабная ссора, случившаяся оттого, что я пренебрегла своим обычным старательным притворством и произнесла первое, что пришло мне в голову. – А что наденете вы по столь торжественному случаю? – спросила я, с удивлением рассматривая повседневные тунику и шоссы Генриха, тогда как я сама была разодета в пух и прах – меха леопарда и горностая, узор из французских лилий. Я стояла перед мужем, подняв руки, чтобы в полной мере продемонстрировать свой роскошный наряд, в то время как он с большим аппетитом трапезничал в наших личных покоях – впервые после долгого поста. На то, чтобы меня одеть, у четверых моих придворных дам – Беатрис, Мэг, Сесилии и Джоан – ушел целый час. И вот теперь мы с Генрихом были наедине. – Разве вы не будете принимать в этом участие? – Нет. – Он с неохотой поднял глаза от блюда с дичью, которую разделывал ножом. – Меня там не будет.