Переведено по изданию: O’Brien A. The Forbidden Queen: A Novel / Anne O’Brien. – London: HQ, 2015. – 544 p. Перевод с английского Игоря Толока Середньовічна Англія. Катерина Валуа – справжній діамант французької корони, дружина блискучого правителя і воєначальника Генріха V. Її любов до чоловіка не знала меж, але холодний, поглинений битвами і політичними інтригами Генріх не відчував до дружини ні любові, ні ніжності. Рано залишившись удовою, Катерина стає об’єктом підвищеного інтересу амбітних знатних дворян, що рвуться на англійський трон. Шлюб із нею дорівнює за вартістю цілому королівству. Претенденти бажають отримати корону, а Єлизавета – любов. Але серед усіх чоловіків лише двоє виявляться гідними уваги королеви. Маргарет[1] © Anne O’Brien, 2013 © DepositPhotos.com / FairytaleDesign, DarkBird, обложка, 2021 © Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», перевод, издание на русском языке и художественное оформление, 2021 Маргарет Бофорт[2] Маргарет Бофорт[3] Глава первая Это было в парижском дворце Сен-Поль, где я родилась; вопя как полоумная, я изо всех сил гналась за своей сестрой по комнатам королевской резиденции. Но Мишель, которая неслась, как заяц, преследуемый сворой гончих, была старше меня, и поймать ее никак не удавалось. Взбежав большими прыжками по широкой лестнице, она рванулась по пустынной галерее в вестибюль и попыталась захлопнуть передо мной двери. Мы были одни, и во время этой ожесточенной и довольно постыдной погони нас никто не видел. Я уклонилась от тяжелой двери, и та с грохотом врезалась с размаху в стену. Я запыхалась, в боку кололо от быстрого бега, но пустой желудок неумолимо подгонял меня вперед, и отступать я не собиралась. Продолжая мчаться за сестрой, я с восторгом услышала, как Мишель вдруг жалобно заскулила, когда, поскользнувшись на повороте, наткнулась на острый угол громадного дубового шкафа, стоявшего у стены. После этого она опрометчиво влетела в зал для аудиенций, и тут я издала громкий победный клич. Другого выхода из этой комнаты, отделанной тонкой резьбой и позолотой, не было. Я поймала Мишель. Но что еще важнее, теперь я отберу у нее то, что она судорожно сжимала в кулаке. Загнанная в угол, Мишель стояла передо мной, ожесточенно сверкая глазами и скаля зубы. – Поделись! – потребовала я. Она задыхалась от быстрого бега, но, несмотря на это, тут же сунула заветный кусок хлеба себе в рот; я не раздумывая бросилась на нее, и мы покатились по полу, превратившись в невообразимый клубок из грязных юбок, немытых детских ног и растрепанных засаленных волос. В ход пошли ногти, зубы, острые локти, до тех пор пока мне не удалось стукнуть Мишель кулаком в живот, вложив в удар всю силу моего тщедушного пятилетнего тела, и наконец отобрать у нее приз – черствую корку и обуглившуюся на огне косточку какого-то неизвестного животного (все это она стянула на кухне, когда кухарка неосторожно отвернулась). Поднявшись на ноги, я попятилась, на ходу запихивая в рот жесткий хлеб и вгрызаясь в остатки мяса на косточке под шумное урчание собственного голодного желудка. Мишель была в ярости, и я спешно развернулась, чтобы сбежать тем же путем, каким мы сюда попали. – Что происходит? Вопрос был задан сдержанным тоном, но голос был весьма властным. Путь к отступлению был отрезан, и я остановилась; тем не менее я все равно успела бы ускользнуть, только вот Мишель теперь была совсем рядом. Мы были настолько увлечены друг другом, что не слышали ничего вокруг; теперь же стук собственного сердца у меня в ушах был таким громким, что я едва не оглохла. Виски сдавило, и в голове вновь возникла слабая пульсирующая боль, которая часто появлялась, когда я волновалась или нервничала. – Прекратите немедленно! Голос утратил сдержанность, и я наконец замерла на месте, а затем торопливо и очень неловко присела в реверансе, отчего мои юбки еще больше испачкались пылью и крошками, валявшимися на полу. У нас не было гувернантки, которая следила бы за нашими манерами и воспитанием: в доме попросту не было денег на такую роскошь. – Итак? – Король, наш отец, вопросительно перевел недовольный взгляд на сопровождавшего его слугу. – Это ваши дочери, сир, – с готовностью пояснил тот не слишком почтительным тоном. – Неужели? – Король посмотрел на нас с некоторым удивлением, а затем приветливо улыбнулся. – Подите сюда, – сказал он, одновременно вытаскивая из-за пояса нож, украшенный драгоценными камнями. Мы вздрогнули, не сводя глаз с лезвия, зловеще блеснувшего на свету, когда король несколько раз резко взмахнул им перед собой. Все знали, что наш отец, когда был не в духе, мог ни с того ни с сего наброситься на окружающих, и поэтому мы не очень-то успокоились, даже когда слуга забрал нож из его руки – кстати, такой же грязной, как и моя, – и сунул себе за пояс. Глаза короля вспыхнули странным лукавым блеском. Он протянул ко мне руку и, не обращая внимания на то, что я отшатнулась, взял прилипшую к шее прядь спутанных волос, напоминавших овечью шерсть, слежавшуюся за зиму. Его пальцы сжались, и я вся напряглась в ожидании боли, догадываясь, что он может не рассчитать силу. – Ты у нас кто? – довольно ласково поинтересовался король. – Екатерина, сир. – Ну да, так и есть. Ты еще слишком маленькая. – Он вопросительно выгнул бровь. – А ты кто? – Мишель, сир. – А почему вы обе не на занятиях? Я искоса глянула на сестру; та молча опустила голову. Нас уже месяц ничему не учили. – Ну? – В голосе отца вновь появилась хорошо знакомая нам резкость. – Вы что, языки проглотили? – Мадам, наша гувернантка, ушла от нас, – осмелилась пояснить я. – Что, правда? А кто же одевал вас сегодня утром? Ладно, можете не отвечать. – Король резко обернулся к слуге, и огонь в его глазах потускнел. – Почему они так выглядят? Ничем не лучше домашнего скота… – За ними никто не смотрит, сир. – Почему же? Разве у них нет прислуги? Куда подевались их служанки? – Они тоже ушли, сир. Ведь им не платили уже много недель… Король снова остановил взгляд на мне. Он подозрительно щурился, и меня это пугало, но его вопрос прозвучал четко и ясно: – А что это ты прячешь за спиной, Екатерина? Когда я показала, отец схватил меня за руку и прорычал: – Когда ты в последний раз ела – не считая этого раза? – Вчера, сир, – ответила за меня Мишель, ведь я от страха лишилась дара речи. – Потому-то вы и украли хлеб и мясо? Молчать! Молчите обе! – взревел король, не давая нам возможности сказать что-либо в свое оправдание, и мы послушно притихли. – Боже правый! Да вы ничем не лучше беспризорников, роющихся в сточных канавах парижских трущоб! Я бочком подошла к Мишель и схватилась за ее платье, боясь, что упаду в обморок от ужаса. Неужели отец действительно побьет нас за прегрешения? Руки у меня так сильно дрожали, что уже не слушались, и остатки еды полетели на пол. Я никогда не отличалась храбростью. – Где их мать? – грозно спросил король. Слуга неопределенно покачал головой. – Ждите меня здесь! Отец решительным шагом вышел из комнаты, оставив нас троих в растерянности. А что, если он вообще не вернется? Что, если забудет о нас? Впрочем, вероятно, для нас так было бы даже лучше. Я быстро глянула на Мишель. Может, нам просто сбежать, пока еще есть такая возможность? Угадав мой немой вопрос, сестра отрицательно покачала головой, и мы остались стоять на месте, с тревогой вслушиваясь в затихающие вдалеке звуки тяжелой поступи. Наступила тишина, нарушаемая лишь шарканьем моих босых ног по полу и сопением шмыгавшей носом Мишель. Слуга тяжело вздохнул. Но тут в галерее вновь послышались шаги – отец возвращался. Он стремительно вошел в комнату, в порыве неуправляемой энергии размахивая руками, напоминавшими сейчас крылья ветряной мельницы. Я заскулила от страха. – Вот! – Отец сунул в руки слуге тяжелый золотой кубок, украшенный драгоценными камнями. – Продай его! – раздраженно бросил король, обнажив неровные потемневшие зубы. – Заплатишь служанке, чтобы та за ними ухаживала. Им нужна хорошая еда и наряды, достойные моих дочерей. – Он еще раз мельком глянул на нас сверху вниз с несколько озадаченным выражением лица, а затем вновь удалился из комнаты. После этого нас с сестрой действительно стали кормить надлежащим образом. Но не припоминаю, чтобы у нас появилась новая одежда. Вот каковы мои самые яркие детские воспоминания. Холод, голод, лишения и отсутствие внимания. Постоянный страх. Полная нищета – следствие равнодушия и пренебрежения со стороны тех, кто должен был о нас заботиться. Как можно было допустить, чтобы принцессы Валуа страдали от бедности? И тем не менее мы в ней погрязли. На некоторое время ситуация улучшилась, но надолго ли могло хватить монет, вырученных от продажи одного золотого кубка? За несколько недель эти деньги растворились в руках у слуг, и мы с сестрой снова слонялись по дворцу, голодные и неухоженные, с тощими животами, прилипшими к позвоночнику. Кем же мы, я и Мишель, были на самом деле? Как могло случиться, что принцессы Валуа росли в таком небрежении? Несмотря на то что мы были дочерьми короля Карла и королевы Изабеллы, вступиться за нас было некому. Мы с Мишель были членами большой семьи, состоявшей из шести братьев и пяти сестер, отпрысков могущественного короля Франции Карла Шестого и его супруги, королевы Изабеллы Баварской, еще более влиятельной, чем он. Необычайно плодовитые в браке, король и королева со временем окончательно отдалились друг от друга. Мы, младшие дети, оказались в западне, став жертвами их ненависти. Все мои братья умерли, за исключением крошки Карла; сестры вышли замуж или же постриглись в монахини, и мы с Мишель вынуждены были самостоятельно справляться с потрясением после разрыва наших родителей. Почему они так мало думали о нас? Став старше, мы с легкостью в этом разобрались. Король, наш отец, страдал от какого-то недомогания, обострявшегося во время приступов гнева, когда он терял рассудок. Его разум с пугающей регулярностью метался от состояния помутнения до полной ясности, от ярости до улыбчивой безмятежности. В худшие минуты королева вызывала у него острую ненависть, и тогда он осыпал ее оскорблениями и беспощадно избивал. Наш отец больше не признавал ее женой, с которой делил постель и королевский двор. Злые языки говорили, что он имел на это полное право. Этот скандал достиг и наших ушей и лег бременем греха и безнравственности на детские плечи. Наша мать, лишенная внимания мужа, не желавшего ее знать, окружила себя собственным двором и развлекалась сладострастными романами, следовавшими друг за другом непрерывной чередой. Я, конечно, была еще очень мала, но о королеве ходили непристойные сплетни, и неприличность намеков была слишком очевидна даже для детского ума. В то время как у меня не было даже пары целой, не стертой до дыр обуви, моя мать расточительно и бездумно тратила деньги на новые наряды и придворных, ведя разгульную жизнь; ее любовные приключения приводили в ужас королевские дворы Европы. Поговаривали, что она была женщиной неистовых плотских потребностей и завлекала в свою постель красивых и знатных мужчин. Ходили слухи, что среди них был и Луи Орлеанский, младший брат моего отца, убитый впоследствии по приказу Жана Бесстрашного, бургундского кузена короля. А еще злословили, что мой младший брат Карл, ставший дофином после смерти братьев, на самом деле, возможно, незаконнорожденный.