— Когда? — Не торопитесь. Итак, в Челтнеме возникла своя шайка. Она состояла из меня, Купера и Приса. В нее входил еще один человек, он умрет, если это когда-нибудь станет известным, поэтому оставим его в покое. Это наша с ним тайна. Все шло без сучка и задоринки. Рисковать стали потом. Пришлось скрываться от Листера. Все это до того, как он уличил меня, хотя уже тогда стал многих из нас подозревать. — В чем? — В незаконной наживе денег. Приведу один пример. Вы знаете, что у нас хранятся списки террористов из Британии и Северной Ирландии. Как управление министерства, мы имеем также доступ к спискам торговцев оружием в нашей стране, в Европе и Америке. Купер и я нажили кучу денег, снабжая торговцев именами террористов и бандитов, желающих приобрести оружие. Стрейнджа ошеломила прозаичность этой операции, но он только выдавил из себя: — Прис знал про это? — Разумеется. Как вам известно, он-то и разработал более рациональную методику накопления данных о террористах. Мы только поставили дело на широкую ногу. Стрейндж подумал, насколько все это противоречит скучной сыскной работе управления, кропотливому розыску имен и адресов, хождению в книжные магазины, выискиванию ненадежных следов и сидению на невыносимо скучных радикальных митингах; и как все это не вяжется с последствиями — разбитыми стеклами в витринах магазинов, сожженными автомашинами, искалеченными телами. — Неужели вы не думали, во что это может вылиться? — подавленно спросил он. Эллисон пожал плечами. — Да нет. Никто не задумывался, если говорить честно. Страна дошла до точки, а нам хотелось делать деньги, пока была возможность. — Глаза Эллисона избегали испытующего взгляда Стрейнджа. — Тогда Листер выступил с разоблачениями? — Не совсем так. Сначала все шло как положено. Приса повысили. Потом забрали в Лондон. Мы не понимали, чего лишились. Он держал нас в узде. Потом все пошло вкривь и вкось. Мы стали замахиваться на слишком многое. Незадолго до того, как Листер поймал меня, мы вошли в контакт с преступным миром. Это было легко, поскольку мы связаны с полицейским компьютером. Но слухи о наших проделках дошли до посторонних ушей. От этого могло не поздоровиться. Мы стали черпать секретный материал из других банков данных с тем, чтобы его использовать в будущем. Прис не возражал. Он был слишком поглощен другими делами в Лондоне и планировал ввести одну из своих самых засекреченных схем в наш банк информационных данных, чтобы спрятать и сбить всех с толку. На этом и поймал меня Листер, на ключевых словах. — Это был детальный индекс Мейера, дающий доступ к взаимосвязям международного терроризма. — Вы и про это знаете? — Да, — ответил Стрейндж, — знаю. — Я уже говорил, — продолжал Эллисон, — мы утратили бдительность. — Почему Листер перешел в наступление? Эллисон замялся. — Причин тут много. Но эта, — он ткнул себя в грудь, — самая главная. Я уже говорил, что он любил Сару. Мой роман с ней тянулся с небольшими перерывами несколько лет. Раньше я не признавался, но теперь скажу — отчасти я продолжал его в отместку. Листер был умнейшим программистом. Мы могли бы его использовать. Но он с нами не пошел. Поэтому для нас он всегда представлял угрозу. Мы рассчитывали на его молчание. Чтобы он помалкивал, я и закрутил с его женой. Для начала. Потом все стало серьезней. А тут Листер накрыл меня. Купер по-прежнему оставался его другом, хотя он и трус. Все старался столкнуть меня с Листером. Хотел, наверное, построить свое счастье на несчастье других. Это я скоро установил и не позволил ему уйти в сторону. Запахло жареным. Чудо, что тогда ничего не обнаружилось. По счастью, Прису поручили руководить расследованием. Его просили уладить все миром, чтобы в Лондоне ничего не узнали. Он сумел, правда. Он даже ухитрился обратить слухи про Листера против него. Помните, слух про то, что Листер своими разоблачениями прикрывает собственные грязные делишки. Люди охотнее верят большой лжи, не так ли? — Так, — согласился Стрейндж. — После этого все пошло наперекосяк. Купер обиделся на Приса из-за того, что он не рядом с ним, когда я втянул Купера в расследование. Он уволился. Испугался. Прис заважничал. Четвертый человек ушел с работы. Он тоже был напуган. Листера перевели в Лондон. Здесь остался один только я. — Как по-вашему, почему Листера перевели? — По ошибке. Прис думал, что сможет присматривать за ним, что он умнее Листера. Но главная причина заключалась в том, что он хотел уничтожить его. И уничтожил. У Листера вскоре возникли неприятности дома, с женой, с детьми, со мной и масса других. Это, конечно, приводило его в бешенство. Поэтому он и затеял борьбу с Присом. — Почему у вас все переменилось с отъездом Приса в Лондон? Прежде всего Прис отошел от непосредственной обработки данных. Он захотел поднакопить их сначала. Его очень интересовали коррелятивные личные данные. Это зовется КЛД. Я думал, вы это знаете. — Да, — ответил Стрейндж, — вы имеете в виду построение индивидуальных профилей на дисках? — Точно. Когда я спросил его об этом, он сказал: вот еще одна возможность подработать. Листер заявил: тут пахнет политикой, а Прис связан с какой-то важной шишкой. — Стрейндж хотел было перебить Эллисона, но тот разошелся. — Стоило Прису зацепить человека, он его использовал на все сто процентов. Как меня. Я от него зависел. Наверняка были и другие. За последние два-три года, фактически со времени расследования, я почти не имел понятия, что собой представляет работа, которую я выполнял для Приса в целом. Я просто выполнял, что он требовал. Я не жаловался. Получал комиссионные. Я очень богатый человек, поверьте мистер Стрейндж, — признался Эллисон с некоторой гордостью. — Знаю, богатым не выгляжу, но поверьте на слово. Как в сказке — богатство еще не счастье. У меня достаточно сбережений, чтобы уйти на отдых, но с каждым годом они обесцениваются. Разумеется, пока мне нельзя их тратить, Прис не позволит. Может привлечь внимание. Я хочу забрать Сару, уехать за границу, бросить все, полностью забыть про эту дерьмовую страну и начать все сначала. Я хочу освободиться от своих цепей. Стрейндж воспользовался паузой, чтобы выяснить небольшой вопрос. — Вы упомянули, будто Листер утверждал, что Прис вовлечен в политическую деятельность? — Да. — Когда Листер вам это сообщил? Вопрос о политической деятельности Приса Эллисона не волновал. — Это произошло тем вечером, когда он меня засек. — Ясно. — Стрейндж дышал как ныряльщик, вынырнувший на поверхность. Это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Но тут Эллисон продолжал без всяких подсказок: — Он явился в дом и обвинил меня во всех грехах, главным образом, в романе с Сарой и вопил, что Прис замешан в политических махинациях. Потом погнался за мной. По-моему, он был пьян. — Вам пришлось защищаться? — Это оказалось труднее, чем вы думаете. Он был силен, хотя и выглядел хилым и дряблым. В его поведении чувствовалось нечто показное, словно именно так и должен вести себя оскорбленный муж. Знаете, он выхватил нож и стал на меня орать. Он ранил меня, — Эллисон показал на шрам, — но мне удалось обратить его в бегство. — Больше вы его не видели? — Не видел. Никогда. — Эллисон сделал паузу, чтобы зажечь сигарету. Семейная атмосфера чая и пирогов улетучивалась вместе с дымом. Он посмотрел на Стрейнджа. — Листер мне звонил. Из телефона-автомата. Через десять, может, пятнадцать минут. Сюда приехала «скорая». Я лежал вот здесь. На одеялах. Истекал кровью. Меня тошнило. Наверное, это был шок. Один из бригады «скорой» взял трубку и сказал, что звонит мистер Листер. Хочет поговорить со своей женой. Сара билась в истерике. Доктор старался успокоить ее. Она настаивала. Пошла с ним к телефону. В трубке ни звука. — Эллисон горько рассмеялся. — Двенадцать часов спустя Листера не стало. Я чувствовал себя виноватым. Это был ад. Ну вот, по крайней мере, я выговорился. — Ему, казалось, значительно полегчало. — Это было отнюдь не самоубийство. Листера убили: он слишком много знал. — Эллисон странно взглянул на Стрейнджа. — Он знал столько, сколько вы сейчас. Стрейндж ощутил, что его снова охватывает страх. — Кто, по-вашему, осуществил операцию? — Для Приса это было нетрудно. Знаете наших подопечных, которых контролирует управление? Забойные ребята. Разумеется, террористы. Если у вас есть, на кого положиться, то дело сделано. Крайности сходятся. — Мейер в этом замешан? Эллисон, казалось, не понимал. — В чем? В смерти Листера? Бог знает. А почему он должен быть замешан? Стрейндж оставил вопрос без ответа и продолжал: — Упоминал ли когда-нибудь Прис имя Майкла Хейтера? — Редко. Он говорил, что Майкл очень интересуется здешними делами. Помню, как-то раз он сказал, что они с Хейтером могут много чего предложить друг другу. Разумеется, они были очень разными людьми. В Хейтере слишком много от старой школы, я считаю. — Да, — согласился Стрейндж, полагая, что сам он тоже приверженец старой школы. — А что Прис говорил про меня? Эллисон смутился. Он явно симпатизировал Стрейнджу. — Пожалуйста, не стесняйтесь. — Прис говорил, что вы считаете себя в курсе всего происходящего, а на самом деле отстали на десятки лет, — выпалил Эллисон. — Он уверен, что, несмотря на годы, проведенные в управлении, вы так ничего и не поняли. — Благодарю, — сказал Стрейндж, — спасибо за прямоту. — Поэтому Прис и думал, что вы никогда ни до чего не докопаетесь. — Эллисон угрюмо улыбнулся. — Он ошибся. Вид у Эллисона был измученный. Мысли путались, глаза с тревогой глядели в окно. Настало время уходить. Стрейндж вновь поблагодарил Эллисона, поднялся а направился в кухню. Миссис Листер сидела за кухонным столом и занималась вместе с детьми составлением простой картинки-головоломки. Она вздрогнула, когда дверь открылась. Стрейндж поблагодарил и попрощался с детьми. В надежде растопить лед он склонился над головоломкой и поставил фрагмент картинки на свое место. — Видишь, Джо, — сказал Стрейндж, — все дело в том, куда что поставить. Дети тупо смотрели на Стрейнджа. Тони Эллисон и Сара стояли в холле у лестницы, бледные, измученные, сцепив пальцы и черпая мужество в своей любви. — Спаси вас господь! — неожиданно сказал Стрейндж и бросился из дома. Шум захлопнувшейся дверцы машины эхом прокатился по пустой улице. Фургон стоял на прежнем месте, но вокруг, похоже, никого не было. Что будет с Эллисоном, пришло ему в голову, надеясь все-таки, что дом не прослушивается. Затем его обуял страх за себя, и он задумался о будущем. Он обязан передать свой доклад Дейнджерфилду. Сейчас он единственный, кто проник в тайну. Листера больше нет, но и он не знал всего, что знает Стрейндж. Надо двигаться, тогда будет порядок. Он может ехать всю ночь. И все, что он узнал сегодня, записывать на пленку. Надо двигаться, тогда все будет в порядке. Отправиться сразу к Дейнджерфилду чересчур рискованно. Его схватят, если он попытается это сделать. Все, что ему остается, это предупредить Квитмена об опасности. Они не знают про Джеймса. Джеймс его главный козырь. Тут он рассмеялся. Согретый радостью, которую принесла ему эта мысль, он отправился на почту, чтобы послать свою последнюю телеграмму. 23 Квитмен был на работе, когда Лиз распахнула дверь квартиры. Снаружи на площадке стояли двое, в распахнутых дождевиках и слегка помятых костюмах. В иной обстановке они могли бы сойти за директора и его заместителя из второразрядной частной средней школы. Именно это заставило Лиз рассыпаться в извинениях по поводу своего халата, затрапезного вида и прочего. Узнав, что они — из министерства Джейми и желают «иметь с ней беседу», она смутилась и постаралась исправить положение с помощью кофейника, заправленного свежесмолотым кофе. Посетители охотно пили кофе и со знанием дела любовались розовыми обоями в гостиной, как специалисты по интерьеру. Первым заговорил старший из гостей, мистер Холлингсворт. — Позвольте перейти к делу, — заявил он, сразу же определив, что Квитмен не состоит с Лиз в браке и что они, как отметил про себя мистер Джиббен, помощник Холлингсворта, даже не помолвлены.