Шаги удалились по скрипучему коридору. Бреясь и одеваясь, он прикинул, куда ему податься. Главное, не опоздать на встречу в половине пятого, остальное не имело значения. Отель «Занзибар» не баловал своих обитателей завтраком после девяти тридцати. К ленчу не накрывали до половины двенадцатого, да и тот походил больше на вчерашний ужин, Квитмен предпочел поэтому отправиться в закусочную. В холле гостиницы разило дешевым дезодорантом, яичницей и лаком для пола. Он заплатил по счету и вышел на улицу, ломая голову, как остаться незамеченным. Надо двигаться, сказал он себе, и сохранять бдительность. Подходя к остановке, он заметил автобус и сел в него. — Куда направляетесь? — спросил он кондуктора, когда тот потребовал плату за проезд. — Кенсингтон-Хай-стрит, Альберт-Холл, Найтсбридж, Парк-Лейн, Марбл-Арч, Оксфорд-стрит… Квитмен выбрал Марбл-Арч — достаточно далеко от Уайтхолла. В моторе автобуса что-то зашумело, и он застрял посреди улицы. Страх разоблачения не утих с наступлением дня, просто разлился по всему его телу. Он нашел свободное место и отвернулся от окна, чтобы его не узнали случайно с улицы. Он настолько был напуган вчера вечером, что остановился в первой попавшейся гостинице, быстро перекусил и заперся в узкой комнате. Чего хочет Стрейндж? Он полагал, что рассказал ему все, что только мог. Во всяком случае, он ничем не может ему быть полезным. Особенно теперь. А что, если Стрейндж вообще не прав?.. Новых сведений больше нет. Он отвечал на все вопросы Стрейнджа, обеспечивал его информацией из досье управления, но не знал, что выяснил Стрейндж. Этого не знал никто. Он обменивался информацией со Стрейнджем несколько раз за последние недели, но в одностороннем порядке. Стрейндж перестал наговаривать на пленку добытые сведения. Он только слушал имена, спрашивал подробности, без комментариев. Возможно, ради безопасности, но скорей всего дело не так просто. Собирается ли он наконец признать поражение? — Марбл-Арч, — объявил кондуктор. Квитмен спрыгнул на тротуар. Купив газету, он направился в ближайший паб. Газета пестрела сообщениями о нескончаемой борьбе правительства с дефицитом, о расколах политических группировок, насилии и бедности. Журналисты, казалось, были подавлены событиями. Сообщения подавались вяло, будто язык не поворачивался для их описания. Квитмену пришло в голову: может, паб, — объект для террора, но тут же он прочитал, что «под угрозой находятся государственные служащие и учреждения», и заказал вторую кружку пива. Стрейндж ехал уже целую ночь, останавливаясь только на станциях обслуживания, чтобы заправиться, да и то только там, где искусственный свет сиял всего ярче. Чтобы развеять одиночество, он усиленно заговаривал с другими полуночными водителями. Когда забрезжил рассвет, он перестал опасаться, что заблудится, включил магнитофон, замедлил ход и записал все, что считал необходимым, стараясь быть предельно ясным, несмотря на утомление. Скоро стало совсем светло. Стрейндж наметанным взглядом не упускал из виду отражавшийся в зеркальце зеленый фургон. Ему хотелось побриться. Несмотря на волнения последних двенадцати часов, на душе было спокойно. Пульсирующая боль в ушибленной ноге не отвлекала его мыслей во время езды. Он сделал последний ход. Телеграмма отправлена. Встреча состоится. В кармане — последняя кассета. Сделать запись не составляло труда, и история, которую предстояло записать, смягчила его гнев и страх. Оставалось только надеяться, что Джеймс придет за ней, чтобы достойно завершить игру. Стрейндж сбавил скорость, пропуская грузовик с прицепом, угрожающе раскачивающимся под порывами ветра. Подобно тени, зеленый фургон также замедлил ход. Маршрут, ведущий к месту встречи, он спланировал так, чтобы избежать непредвиденных задержек. Остановка в Лондоне может оказаться смертельно опасной. Но в отличие от Листера у него имеется запасной вариант. Он поедет по Кромвель Роуд, затем по набережной Виктории, где быстрый поток транспорта, и свернет к Стрэнду. Они думают, что он поедет прямо в министерство. Он может бросить машину в Ковент-Гардене и нырнуть внутрь государственного универмага, прежде чем они сообразят, что происходит. Для этого необходим стремительный рывок, но внутри он будет уже в безопасности. Остальное дело Джеймса. Он подумал о Квитмене, заваленном делами в управлении. Звонит, наверное, по телефону или составляет одну из своих бесподобных докладных записок. При этой мысли он улыбнулся и решил пригласить его в Девон, когда уляжется шумиха. В ту пятницу Прис не разгадал намерений Хейтера. Тот давно забил тревогу. Доклад Холлингсворта лежал у него на столе, когда он вызвал коллегу для срочного совещания. — Квитмен работает на Стрейнджа, — были первые слова Хейтера. Это звучало как обвинение. Деревенское добродушие старого солдата превратилось в ледяной взгляд прокурора. Хейтер сменил свое обычное одеяние на консервативный темный костюм. Официальную атмосферу смягчала одинокая рюмка с разбавленным виски. Прис хранил молчание. Хейтер продолжал: — Я думал, что все мы немного развесили уши. — Прису давалась возможность переварить новость. — Поэтому я поручил Холлингсворту проверить Квитмена. Проклятье, Гай, не прошло и десяти минут беседы с его девицей… как ее? — он глянул на листок. — С Лиз Сейер, как та выложила с наивной готовностью, что Квитмен состоит в регулярной связи со Стрейнджем. Весьма поразительное открытие, тем более что вы утверждали, что обратили Квитмена в нашу веру. — Прис видел, что Хейтер ищет, на ком бы сорвать свой гнев, и помалкивал. Хейтер обошел вокруг стола и приблизился к Прису. Он был очень холоден. — Вы руководите одним из самых секретных правительственных управлений, используете нестандартные методы политического надзора, которые, стань они известными, заставили бы Уотергейт выглядеть детской забавой, а вы проглядели, что нас предает один из ваших главных помощников! Прис набрался духу: — Вы уверены, что он выдавал секреты? — А как же иначе? — взорвался от гнева Хейтер. — Предполагалось, что Квитмен утратил всякую веру в Стрейнджа. Но здесь, — он помахал донесением, — молодая девчонка из Кенсингтона откровенно заявляет, что Квитмен видится со Стрейнджем — я цитирую: «очень часто». Вам про это ничего не известно, значит, все это делается тайно. Секретность означает секреты. Я полагаю, вы не думаете, что мы будем мириться с этим? Прис попытался открыть рот, но Хейтер заставил его замолчать. — Все то, что мы делаем, оправдано в кризисные моменты. Сейчас как раз такой момент, хотя кажется, в это никто не верит. Постарайтесь, однако, растолковать это либеральным лизоблюдам с Флит-стрит, — он кинул на Приса свирепый взгляд. — Где сейчас Стрейндж? — На пути в Лондон. — Что он делает? — Нам известно только одно: вчера он беседовал с Эллисоном. — Что они обсуждали? Вы ведь встречались с Эллисоном. — Эллисон твердит — Стрейндж ничего не знает. — Прис понимал, что его ответ не из лучших. — Чушь! Абсолютная чушь! Стрейндж не сидел бы у нас бельмом на глазу, если бы терял время даром. Стрейндж не мог уйти с пустыми руками, иначе он не испортил бы нам столько крови. Я уверен — информация у него есть. Благодаря Квитмену, черт побери! Чего вы добились, если таскались в Челтнем за таким ответом? Где Квитмен? Прис признался, что не видел его целый день. — Так найдите его, ради бога. И, разумеется, следует задержать Стрейнджа. Тут Прис получил возможность вставить словечко: — Я уже принял меры, Майкл. Мейер проследит, чтобы у него не осталось шансов добраться до Дейнд-жерфилда. — О, я не могу терять время на разговоры. Хочу только сказать, что вся ответственность ложится на вас. Мы еще поговорим, если не справитесь. Дейнджерфилд питает слабость к либеральной чепухе вроде демократического правительства. Поэтому ему не терпится нас сместить. Когда паб закрылся, Квитмен убил остаток дня в Гайд-Парке. Спокойно сидеть и читать было слишком холодно и тоскливо. Он неторопливо прогуливался по сникшей траве. Мимо прошел человек с собакой. Затем бросил ей палку. Собака лаяла, прыгала, выдыхая пар на холодном воздухе. Квитмен все шагал и шагал. Когда зимний день подошел к концу, он направился к уголку Ораторов^ где пожилой человек с рекламным щитом агитировал за «Экологическое правительство». Поодаль убогий протестант в синем плаще с Библией в руках отстаивал христианские идеи. Вокруг стояли четверо или пятеро последователей с листками апокалипсических брошюр. Исподтишка они бросали вороватые взгляды на прохожих, но не очень слушали оратора. Квитмен проехал на метро до набережной Виктории. На платформе дрались какие-то пьяные. Пассажиры шли мимо, не обращая на них внимания. Полицейские стояли в стороне и наблюдали за дракой. Один из них отпустил шутку на своем жаргоне, а его коллега рассмеялся. Огромные кучи мусора, наваленные на Вилльерс-стрит, дымились на ветру. Воздух был пропитан прогорклым запахом жаркого, доносившимся из привокзального отеля. На Стрэнде воздух был посвежее. Квитмен зашагал быстрее и скоро оказался у государственного универмага. На часах — четыре пятнадцать. Он беспрепятственно прошел сквозь двери и отыскал нужный этаж. Он стоял и разглядывал лежащие в коробках пластинки с операми, размышляя, понравится ли Лиз «Волшебная флейта». На его часах было половина пятого. Квитмен знал, что Стрейндж гордится своим старым «таймексом», который нужно подводить каждое утро. Он мог опоздать поэтому минут на пять, если вовремя не сообразит, что его часы отстают. Он всегда задерживался из-за этого. Квитмен не сводил глаз с лестницы, соединяющей отдел мягкой мебели с отделом стеклянной и фаянсовой посуды, ожидая появления знакомой фигуры. В четыре тридцать семь послышались тяжелые шаги. На лестничной площадке в это время была только женщина средних лет с хозяйственными сумками в руках. Но Стрейндж уже прибыл. Запыхавшись от быстрой ходьбы, он появился с другой стороны универмага. Квитмен поглядел на широкую спину уходящей женщины. Стрейндж подошел к секции магнитофонных кассет. Пауза. Теперь он уходил. Квитмен вскинул глаза. Вреда не будет, если сейчас тихо окликнуть его. Стрейндж приближался, оставалось всего три-четыре ярда. Но он ли это… Настала пора действовать. — Привет, Фрэнк, — сказал Квитмен и осекся. Сомнений не было, перед ним стоял Стрейндж, но неузнаваемо изменившийся. На Квитмена смотрело лицо старика, небритое, в синяках, с измученным невидящим взглядом. Волосы его, почти полностью седые, были всклокочены и спутаны. Стрейндж не подал вида, что узнал Квитмена, и, не говоря ни слова, прошел мимо размашистым шагом, одинокий, похожий на привидение, с воспаленными глазами. — Прошу прощения, ошибся… — пробормотал Квитмен. Другие покупатели с изумлением глядели на него. Квитмен наблюдал, как Стрейндж сошел по ступеням. Как только он скрылся из виду, Квитмен выбрал кассету и бросился к кассе. Кассирша бесконечно долго подсчитывала стоимость и отдавала сдачу. Квитмен заторопился к переднему выходу. Выскочив из вращающихся дверей, он лихорадочно стал обшаривать взглядом весь Стрэнд. Стрейндж словно испарился. Потом до Квитмена дошло, что Стрейндж вряд ли оставит машину у всех на глазах. Существовал еще задний ход. Квитмен стал торопливо проталкиваться через магазин, не обращая внимания на жалобы покупателей. В отделе дамского белья перед ним мелькнула знакомая фигура, направляющаяся неровными шагами к выходу. Тогда Квитмен побежал. Двери еще вертелись. Он толкнул их. Ударная волна взрыва с силой отбросила его обратно. Он подумал, что его стошнит. Стало вдруг невероятно тихо. Секунд десять он пребывал в полной тиши-пе. Хотел крикнуть, но, словно в кошмарном сне, крики застревали в горле. Постепенно звуки возвращались. Послышались вопли, сначала отдаленные, затем неожиданно громкие. Он понял: на полу — кровь, и ветер задувает уличную пыль в разбитый дверной проем. Машинально пощупал рукой голову. Она была цела. Когда сквозь гвалт стали доноситься звуки сирен, Квитмен сообразил, что оглушен, но не ранен. Дошатываясь, он поднялся и понял, что ему помогают дружеские руки. Ему пришло в голову, что машины «скорой помощи» пришли очень быстро и, присмотревшись к одному из своих спасителей, он узнал меланхолическое лицо Алека Рива. Новости о взрыве, происшедшем так близко от Уайтхолла, подтвердили точку зрения министерства, что опасность налицо, и машины с сиренами стремительно промчались мимо колонны Нельсона. Команда, обезвреживающая бомбы, оцепила белой веревкой место происшествия. Уцелевшие при взрыве были опрошены. Один-два запомнили странно выглядевшего, изможденного старика с палкой, некоторые говорили о бежавшем к нему молодом человеке. Дежурный офицер без особой надежды передал по радио сведения для установления личности. Судебные эксперты прибыли в специально оборудованных фургонах, чтобы собрать и скрупулезно исследовать отвратительные остатки — кости, кожу, зубы, волосы, стекло. Сначала в управлении узнали, что бомба была подложена в автомобиль Стрейнджа. Никто из находившихся поблизости от него не уцелел. Имелись и другие пострадавшие. Путаница царила ужасная. Прис убедился, что прикончил свою жертву. Но хотя и отрадно было узнать, что Стрейндж унес с собой все секреты, оставалась еще невыясненной судьба Квитмена. Тот исчез. Пока его не найдут, дело не закрыто. После обеда он успел сорвать свое раздражение на Ниве. — Почему вы не доложили о его исчезновении? — Я не… — Правила управления гласят, что во время тревоги обо всех отсутствующих сотрудниках сообщать мне лично. Вам это известно. Найдите его. Поиски оказались безуспешными. Прис долго тянул резину, но в шесть часов, после нового скандала с Нивом, позвонил Хейтеру, чтобы признать временное поражение. Но секретарша Хейтера сказала, что босс уже ушел, не сообщив куда. 25 — Не хотите ли коньяку? В кабинете Джералда Дейнджерфилда, подумал Квитмен, имелось все. Рациональная современная меблировка соответствовала духу тайной власти. Квитмен был уверен, что, остановись у него сердце, в ход была бы пущена новейшая техника по единому слову контроллера. Кабинет, вернее, анфилада комнат, выглядел невероятно аккуратным, изумительно тихим и был декорирован в тонких оттенках серого, которые проявлялись тут и там, в изысканной миниатюре Фрагонара или в фарфоровой вазе с зимними розами, но, главное, в изменяющемся свете лондонского неба, поскольку из окон Дейнджерфилда открывался захватывающий вид на Вестминстер, Хорсгардз, колонну Нельсона и далее — на плавное течение Темзы к собору святого Павла и Сити. Было трудно поверить, что это святилище находится в том же самом мире, что и управление. Все же, едва машина, совершив стремительный рывок со Стрэнда, резко нырнула под землю, Квитмен знал, что его везут обратно в министерство. Дейнджерфилд был высоким, грузным человеком с мрачновато-безразличным выражением лица, крутым, но удивительно доступным, пока не было видно глаз, сверкающих под снежно-белыми бровями, глубоко посаженных и окруженных тенями от работы допоздна. Волосы Дейнджерфилда также отличались белизной, словно поседели внезапно, за одну ночь. В молодости, подумал Квитмен, он, наверное, был неотразим. Естественно, что у такой впечатляющей фигуры должен быть голос, требующий внимания, но его скрипучее, почти хриплое звучание одновременно поражало и гипнотизировало. Дейнджерфилд говорил медленно, отчетливо произнося слова и слегка подчеркивая их логическую связь. Он передал Квитмену пузатую рюмку и уселся рядом. — Ваше здоровье, — произнес он серьезно. — Я хочу, чтобы вы поняли — операцию провели ради вашей безопасности. — Полагаю, так оно и есть, — отозвался Квитмен, ощущая разливающееся по телу тепло. — Раньше мне коньяк здесь не предлагали. Дейнджерфилд рассмеялся, но серые глаза оставались серьезны. — Вы много знаете о жизни Фрэнка Стрейнджа? — Дейнджерфилд опорожнил свою рюмку. Он производил впечатление человека, который знает больше, чем говорит. — Не так уж много. Он весьма осторожен, даже с… — Квитмен запнулся. — Он — ваш близкий друг, мне говорили. — Это слишком сильно сказано, по, полагаю, я ему нравился. Я восхищаюсь им больше, чем… — Квитмен остановился. На секунду привычка к осторожности подавила чистосердечие, но потом он осознал, что терять больше нечего. — Он был настоящим англичанином, — произнес Квитмен решительно и добавил: — То есть я имею в виду, он был чем-то вроде героя, не правда ли? — Согласен, — проговорил Дейнджерфилд, впадая в мечтательно-грустное настроение. — Он был настоящим патриотом. Человеком высочайшей честности. — Дейнджерфилд сделал паузу, изучая Квитмена. — Я выдвинул его, потому что знал — он обладает качествами, на которые я могу, — он сделал паузу снова, словно выбирая, — положиться. Он не жалел сил на своем высоком посту руководства, — продолжал Дейнджерфилд, будто читал некролог. — Многие из моих коллег только и ду-мадот о повышении, о деньгах, о власти, о знакомстве с влиятельными людьми и так далее. Они всегда ставят себя и свои интересы на первое место. Без злого умысла, наверное, но так случается. К счастью, мы требуем такого высокого уровня исполнения, что можем видеть в их стремлениях залог хорошего управления. Но Стрейндж не был таким. Он не отличался подобным честолюбием. Он бы пожертвовал всем во имя национальных интересов. Квитмен согласился с этим. Дейнджерфилд ударился вдруг в воспоминания. — Несколько лет назад, когда только началась микропроцессорная революция, в то время ее признавали немногие, я убедился в потенциальном могуществе управления. Я чувствовал, что следует произвести, так сказать, всеобщую генеральную уборку, пока не будет слишком поздно. Знаете, секретность может подвести. — Подобие улыбки мелькнуло на его лице. — Стрейндж был моей новой метлой. Я наблюдал за его работой в других отделах и чувствовал, что могу на него положиться: Стрейндж обязательно выкорчует все скверное. Но я ошибся. — Дейнджерфилд неожиданно помрачнел. — Слишком сильная оппозиция ему попалась, и его выставили. — Наивно спрашивать, но почему вы не защитили своего ставленника?