— Нет. Подполковник Бармалеев начисто лишен чувства юмора. Он шутить не обучен, — не согласился полковник, тот, что был возрастом постарше. Это и был сам Прохоров. — Вы идите в столовую, а я позже пообедаю. В объединенный штаб съезжу к Сумарокову. И захвачу с собой то, что мне сегодня Бармалеев дал. Приятного аппетита вам! — Прохоров похлопал себя по карману кителя, словно проверил его содержимое. Второй полковник вместе с майором ВДВ пожали плечами и продолжили путь в сторону офицерской столовой, а Прохоров направился к недалекой парковке, где тесно стояли бронетранспортеры, и забрался в свой персональный. Мимо инспектора ВАИ он проехал не быстро, а когда догнал своих коллег, успел разогнаться и обдал полковника и майора воздушно-десантных войск облаком пыли. — Хоть бы немного подвез, — проворчал майор, вороша дорожную пыль тросточкой. — Торопится, — ответил второй полковник и оглянулся — нет ли кого рядом. После чего добавил: — Выслужиться хочет. * * * Подполковник Бармалеев тем временем вынужденно сбросил скорость. Во-первых, его вынудила сделать это каменная гряда, на которую круто взбиралась дорога. А во-вторых, новый шлем подполковника лежал на соседнем сиденье, и его гарнитура издавала призывные звуки — кто-то нервничал на связи, требуя разговора с подполковником. Сначала один человек, потом другой, у которого терпения было больше. Надевать шлем на голову, чтобы ответить, одной рукой было неудобно — мешала повязка. Пришлось скорость сбросить до минимальной, что позволило надеть шлем без угрозы потери управления бэтээром. — Командир, товарищ подполковник… — проговорил голос в наушниках шлема. — Здесь я, здесь, на связи, старлей… Из всех офицеров батальона чаще других звал подполковника просто «командиром» старший лейтенант Соловейчиков. По его обращению Бармалеев его сразу и узнал. — Это ты? — Я, командир. А я уж, грешным делом, подумал, что опять связь барахлит, пропали вы куда-то, — сообщил командир саперного взвода. — А что ты хотел? — спросил Бармалеев. — Есть какие-то срочные дела? — Полковник Скорокосов желал с вами поговорить. И для того даже забрал шлем с гарнитурой и КРУС у раненого Кичогло. Но добраться до вас не сумел. Двадцать минут, говорит, вызывал. — Кстати, где сейчас находится Василий Младшой? В госпитале его нет. — Ему в госпитале медсестра только перевязку сделала новую. И укол поставила, сбивающий температуру. После этого товарищ полковник Скорокосов у него шлем с КРУСом забрал, а сам Василий отдыхает у себя в блиндаже на родных нарах. Говорит, что к ним уже привык. Сам для себя делал — старался… — Статистика нам говорит, что обычно для других стараются больше, — перебил подполковник словоохотливого старшего лейтенанта. — Просто из чувства локтя или из желания прослыть мастером на все руки… — Нары, Кичогло говорит, совсем не те, что были по ту сторону фронта. Но мы и тот окоп заняли, кстати, и придется, видимо, Васе к другим нарам привыкать… А зачем Василий Младшой вам, товарищ подполковник? Извините уж за вопрос. — Генерал-полковник Сумароков приказал наградить Кичогло медалью «За отвагу» и присвоить ему звание младшего сержанта. Погоны я уже купил в автолавке Военторга. Осталось только вручить и поздравить обладателя нового звания. Ну ладно, это дело будущего. А пока… Как, подскажи мне, теперь добраться до полковника Скорокосова. — Только по общебатальонной связи. — То есть стоять среди толпы и обсуждать секретные действия? Это учитывая то, что Скорокосов с КРУСом не дружит. — Примерно так. Или побыстрее приехать. Или сделать вообще по-другому. Скажем, я на время даю свой КРУС полковнику вместе со шлемом, чтобы провода не переключать. Вы беседуете, потом он мне все возвращает. Это же выход? Или просто его КРУС настрою. — Это — выход, но только в том случае, если ты до штаба раньше меня доберешься. А я — совсем рядом. — Так я уже здесь, на втором этаже, рядом с кабинетом генерал-полковника. Так я пошел к Скорокосову? — Если ты в карауле, я не уполномочен тебя снимать. — Нет, я просто караул проверяю. Так я пошел? — Давай быстро… Минуты не прошло, как полковник Скорокосов вышел на связь. — Здравия желаю, Валерий Николаевич, — сказал Бармалеев. — Как здоровье? — У меня-то нормально, но вот у адъютанта Сумарокова — прямо скажем, не ахти какое. Две пули в грудь. В настоящий момент находится в госпитале, в реанимации. Он был в бронежилете скрытного ношения, когда попутно выполнял обязанности телохранителя генерала. Себя не пожалел, встал между генералом и стволом автомата. Бронежилет не выдержал очереди с пяти метров. Одну пулю задержал, только пятое ребро оказалось сломанным. А две пули прошили бронежилет и вошли в грудь. Не знаю вот — выживет ли… Но капитан не зря слыл отменным стрелком. Он успел вытащить пистолет и дважды выстрелить. Первая пуля пробила киллеру бицепс на правой руке, вторая — поразила горло. Наступила моментальная смерть. Генерал-полковник во время перестрелки выхватил свой пистолет, а он тоже стрелок отличный, и его пуля угодила второму бандиту прямо в лоб. Бандитов было двое. Это рабочие, что стенку в генеральском кабинете сооружали — место для адъютанта готовили. Потому капитан на них сразу и не среагировал. Подумал — приехали свою работу проверять… — Понятно, товарищ полковник. А что третий рабочий говорит? Тот, которого я узнал. — Вот по поводу третьего я тебя и искал. Это полковник ФСБ Аркадий Дмитриевич Курносенко, хотя он здесь под именем какого-то сирийца работает. Предлагаю тебе его немедленно задержать. К сожалению, большой состав для задержания я тебе предоставить не могу. Но возьми с собой старшего лейтенанта Соловейчикова и еще кого-нибудь из бойцов его взвода — ты лучше меня знаешь, кого именно. А еще лучше пусть сам Соловейчиков выберет. И вперед! Ты где сейчас находишься? — Заезжаю на парковку рядом со штабом. Тут целое Средиземное море крови. Мне даже в люк видно. — Это кровь капитана Николаева. Вижу тебя в окно… Соловейчиков тебя встретит. Жди его в машине. Сразу гони на задержание. Задержанного тут же — ко мне. Где общежитие рабочих, ты знаешь… Только бы не опоздать, а то, боюсь, придется еще Иран просить о задержании. А потом еще и кучу документов на экстрадицию оформлять. * * * Старший лейтенант Соловейчиков предпочел взять с собой своего замкомвзвода старшего сержанта Якова Кренделя. — А взвод на кого оставил? — спросил Бармалеев, привычный к тому, что старший сержант обычно остается за самого старшего лейтенанта, когда тому следует отлучиться по каким-то делам. — У меня во взводе парни надежные. Могу любого вместо себя оставить, хоть сержанта, хоть рядового, — ответил командир саперов. — Поехали. Общежитие рабочих занимало две крайние со стороны здания аэропорта палатки. В одной хранились инструменты и материалы, во второй — жили собственно строители. Свой бронетранспортер Бармалеев предпочел оставить на парковке, чтобы не привлекать шумом двигателя лишнего внимания строителей. От парковки до нужных палаток было две сотни шагов, пройти которые, в том числе и с пленником, труда не составляло даже в том случае, если пленник будет сопротивляться и идти самостоятельно не захочет. Не слишком сложно его и дотащить. Не велика тяжесть в этом полковнике, да и строительная каска легче боевого шлема спецназовца!.. По дороге от парковки к палаткам подполковник со старшим лейтенантом и старшим сержантом обсудили варианты задержания, составив планы «А», «В» и «С». План «А» не предусматривал никакого сопротивления. Согласно ему, если полковник Курносенко мирно протянет руки, на них наденут наручники, которые старший лейтенант Соловейчиков предусмотрительно захватил с собой. Согласно плану «В», если Курносенко попытается сопротивляться, то его вырубают два офицера спецназа военной разведки, а потом надевают на него наручники. Согласно плану «С» они будут действовать следующим образом. Если полковник предпримет попытку к бегству, то со стороны входа его не пропустят Бармалеев и Соловейчиков. А если Курносенко попытается выйти сзади палатки, возможно, располосовав ее ножом, в этом случае его там встретит старший сержант, внешне тщедушный, но способный на многое, особенно в стрельбе. Вот потому автомат Кренделя и должен стоять на взводе, и старший сержант должен быть готовым к открытию огня по ногам. Проблемы вроде бы не должны были возникнуть, но они возникли сразу, как только подполковник Бармалеев со старшим лейтенантом Соловейчиковым откинули полог палатки на входе. Прямо перед ними стоял, словно ждал их прихода, гигант, ростом далеко за сто девяносто сантиметров и с необхватными плечами. Гигант был в ярко-синей робе, в строительной каске и держал в руке чемоданчик с наклеенной этикеткой от строительного пистолета. Но сам чемоданчик был от чего-то другого, пистолетный чуть ли не вдвое меньше. Увидев два наставленных на него автоматных ствола, высокий человек бросил свой чемоданчик в лицо Бармалееву так ловко, что тот едва успел защититься автоматом, но его напарник успел дать короткую очередь и попал гиганту в икру. Тот взвыл то ли от боли, то ли от ярости, выхватил нож, но на двух офицеров спецназа не напал, а, приволакивая простреленную ногу, ринулся в заднее отделение палатки, превращенное в кухню. Оттуда сразу же послышался треск ткани — гигант вырезал себе выход. Бармалеев с Соловейчиковым вперед не пошли, опасаясь нарваться на автоматную очередь Кренделя, которая могла задеть и их. Но вместо автоматной очереди они услышали только глухой звук удара и звук падающего тела. И только после этого оба офицера шагнули на кухню. Гигант лежал на спине, широко раскинув руки, а в кухне уже стоял Крендель, который, отставив к тумбочке автомат, усиленно потирал основание ладони. Бармалеев посмотрел на лицо гиганта и стал складывать тому руки на груди, чтобы сцепить их наручниками. — Бесполезно, — сказал Соловейчиков, — он мертв. Я сам учил Яшу этому удару. Основанием ладони под основание носа. Если ударить чуть вбок, ломается нос и появляется море крови. Если ударить прямо, нос тоже ломается, и сломанные кости уходят в мозг. Посмотрите, командир, в глаза этому амбалу. Они должны быть красными от крови. Подполковник приподнял одно веко мужчины. Глаз в самом деле был переполнен кровью. — Готов… — признал наконец и он, на всякий случай прикладывая два пальца к горлу, чтобы прощупать сонную артерию, но пульс не ощущался. — Но где Курносенко? — В спальне… — предположил Крендель. — Там вы не смотрели? В этот момент из-за брезентовой стены, отделяющей спальню от кухни, раздалось невнятное мычание. Все трое спецназовцев ринулись туда. Полковник ФСБ Курносенко лежал на кровати, руки и ноги его были обмотаны скотчем. Рот был заклеен. На голову, прикрывая лицо, была натянута солдатская камуфлированная вязаная шапочка с прорезями для носа, рта и глаз. Пришлось подполковнику Бармалееву вернуться на кухню, снять уже надетые на одну руку на гиганта-сирийца наручники, вернуться в спальню, резко сдернуть шапочку, дабы убедиться, что это в самом деле Курносенко, оторвать липкий скотч с частью усиков ото рта полковника, а потом нацепить на него наручники. После чего подполковник вытащил нож, разрезал скотч на руках и ногах Аркадия Дмитриевича. — А вы уверены, что имеете право меня арестовывать? — невозмутимо спросил Курносенко. — Пока вы только задержаны на семьдесят два часа, то есть на трое суток… — Ну, это еще можно перетерпеть, — со вздохом согласился Аркадий Дмитриевич. — Трое суток не так уж и много, в сравнении… — В сравнении с чем? — прямо спросил Бармалеев. — Ну, скажем, в сравнении с тем временем, сколько я жену не видел. Она у меня прокурор по надзору и часто бывает в командировках. Вот и перед моим отъездом сюда она тоже на месяц уехала. Почти на месяц, а я в ее отсутствие уехал на три… Так и не удалось встретиться. За младшими детьми старшая дочь следит. Служба такая, ничего не попишешь. «Прокурор по надзору…» — полковник Курносенко не случайно назвал должность жены. Конечно, он может должностью жены гордиться, тогда понятно. Тем не менее в контексте разговора это название должности прозвучало как угроза. Но угроз подполковник не боялся — в его жизни они звучали часто и всегда оставались лишь угрозами, не более того. — Ладно, полковник Скорокосов разберется… — решил Бармалеев. — Скорокосов… — принялся Курносенко размышлять вслух. — Это из ГРУ, что ли? Я думаю, что ему тоже не нужны лишние неприятности. А мы с женой в состоянии их ему доставить. Теперь он уже открыто угрожал тем, что его жена прокурор по надзору. — Неприятности всегда бывают только лишними, — нравоучительно изрек Крендель. — И вам это известно лучше других. — Он только поднял руку, демонстрируя полковнику свой узкий и жилистый кулак, а вовсе не основание ладони, которым нанес предыдущий удар. И Курносенко шарахнулся в сторону соседней кровати. — А тебе, старший сержант, они уже обеспечены. Ты же убил человека одним ударом. И это вместо того, чтобы задержать его. Кто это одобрит?.. И главное! На кого ты руку поднял — на акыда Ахмеда Самаама, сотрудника Разведывательного управления Генерального штаба сирийской армии. Запомни это и трепещи. Жди крупных неприятностей. — Ладно, поехали в штаб. Там Аркадия Дмитриевича допросим под протокол, — решил Бармалеев, мало обращая внимания на угрозы полковника старшему сержанту, но сам пытаясь Курносенко угрожать. — Вы ведь знаете, наверное, товарищ полковник, что по законодательству теперь видеозапись приравнивается к протоколу. Вот и запишем на вами же установленные камеры беседу с вами как с главным лицом действа, то бишь покушения. Там все видно будет. И как вы дрожите от испуга за свою никчемную жизнь, и все остальное. А потом вас закроют на ночь в подвале. Там большое помещение, только спрятаться от Яши Кренделя вам будет негде. — Последовал кивок в сторону старшего сержанта. — Он же ночью видит, как кошка. У него рецепторный аппарат глаз так устроен, — откровенно врал Бармалеев про старшего сержанта. — Но он может найти вас не обязательно нынешней ночью. У него трое суток в запасе. А когда он уйдет, вы ничего больше рассказать не сможете, даже если пожелаете. Так что я рекомендую вам начать говорить откровенно чуть-чуть раньше, к примеру уже сегодня, чтобы я мог найти хорошую причину куда-нибудь отправить старшего сержанта с поручением до утра, чтобы дать вам возможность выспаться, может быть, последний раз в жизни. Подполковник подхватил Курносенко под один локоть, старший лейтенант Соловейчиков под другой, и так они вывели задержанного из палатки, предварительно набросив на наручники, чтобы скрыть их, полотенце. Однако на широкой улице палаточного городка им встретился майор морской пехоты комбат Кологривский, чей батальон только что прибыл из района боевых действий, и разгружался чуть в стороне — на две улицы дальше, если считать от штаба. А улицы были неширокие, поскольку палатки значительно отличаются размером от городских домов. — А я вижу, вроде БТР знакомый стоит. Значит, думаю, и Бармалеев где-то рядом. Искать пошел… — Майор явно обрадовался встрече с боевым товарищем. — Слушай, а правду говорят, что на генерал-полковника Сумарокова покушение было совершено? — Правда, — честно ответил Бармалеев. — Вот видишь, мы одного из главных организаторов повязали. — И он свободной рукой приподнял полотенце, демонстрируя наручники. То, что произошло дальше, удивило Бармалеева, поскольку его поведение было недостойно психически уравновешенного комбата морской пехоты. Майор буквально взревел диким зверем: — Он хотел нашего генерала убить!