— Если честно, нет, — ответил он. — Но я верю, что у тебя были хорошие намерения. Я вздрогнула, потому что в этом я не была так уверена. — Я должна узнать, кто это. Если я смогу найти его, может, я смогу и поговорить с ним, попытаться заставить его понять, почему это не работает. На лице Ника появилось сомнение. — Ты думаешь, он прислушается? — Я думаю, что он выбрал меня по какой-то причине. И я должна попытаться, ведь так? Я помогла ему устроить все это. И я должна попытаться помочь ему сделать все правильно. — Хорошо, тогда давай во всем разберемся. — Он говорил так, словно уже все решил, как будто у него нет никакого шанса оставаться в стороне теперь, когда он все узнал. Но возможность существовала. Очень большая возможность. Если Ник влезет во все это и окажется под прицелом, я никогда себе этого не прощу. — Слушай, я ценю твою помощь, Ник, правда. Но я не хочу, чтобы ты лез в это дело. — Для этого уже немного поздно. — Я знаю, что ты все понял, но это все еще моя проблема. Я знаю, что не могу остановить тебя, чтобы ты не предупреждал своих друзей... — Ты действительно думаешь, что я так поступлю? — Ты должен подумать о себе, Ник. Я знаю, что у тебя есть цели. Футбол. Общественная жизнь. Я посмотрела на него и с удивлением заметила промелькнувший на его лице гнев. — Ты это серьезно, Пайпер? — Да, серьезно. Я не хочу, чтобы мой бардак отразился на твоих отношениях с друзьями. — Точно, с чего бы вдруг такому качку, как я, делать что-нибудь, что не окажется полезным для его социального статуса? Стоп. Дерьмо. Я в ужасе подняла руку. — Ник, я клянусь, я не имела в виду... — А я думаю, ты именно это и имела в виду. Ты ведь этого даже не понимаешь, не так ли? Ты видишь лишь то, что хочешь видеть. Отец Джексона запойный алкоголик. Ты знала об этом? А ты знала, что, несмотря на серьезные проблемы дома, он не пропустил ни дня школы за последние три года? Открыв рот, я не знала, что ответить, но Ник еще не закончил. — Он не святой. Я это знаю. Он заслуживает то, что получил. Но даже то хорошее, что в нем есть, не изменит твое мнение о нем. Потому что ты видишь лишь худшую его сторону. То же самое с Кристен, и, скорее всего, с Тейтом. Они легкие цели, но они все еще люди, а не просто популярные ребята, футбольные игроки и... воровки. Просто люди. Весь воздух вышел из меня. Все мои пустые полости наполнились тяжестью, проникшей глубоко внутрь меня. — Ник, — начала я, но он отмахнулся от меня, сжав челюсть, его глаза потемнели. Он вышел из кухни, закончив разговор. На миг я была слишком поражена, чтобы последовать за ним, но, услышав, что он у входной двери, я присоединилась к нему. Он стоял там, держа мое пальто. Слезы жгли мне глаза, но, одеваясь, я не произнесла ни слова. Я пыталась молчать, пока мы ехали и пока он въезжал на мою подъездную дорожку и провожал меня до дверей, потому что его манеры, очевидно, не позволяли ему просто бросить девушку, которую он целовал, без надлежащего провожания до ее крыльца. — Я не могу это сделать. — Он произнес это, стоя на нижней ступеньке, опустив глаза вниз. — Это? — Ты. Я. Два слова и они разбили меня на бесчисленное количество кусочков. — Мы не должны. Мы можем просто... — Мы можем что? Притвориться, что ничего не случилось? Притвориться, что мы просто знакомые? Ник засмеялся, но я не видела в этом ничего смешного. — Мы оба знаем, что я зашел слишком далеко, чтобы притвориться, что хочу лишь дружить с тобой. Так что давай просто... нет. Меня охватил приступ паники. Я потянулась, коснувшись пальцами его ладони. У него перехватило дыхание, и мой желудок сжался. Он не хочет уходить. Я чувствовала это в каждом его дюйме. — Я хочу сделать это правильно, — произнесла я. До сих пор я не понимала насколько сильно. — Тогда ты должна разобраться, с какого момента в самом начале все пошло неправильно. *** Перед Рождеством я решила отвезти печенье для мамы Стеллы, потому что печенье в это время года казалось хорошим поводом, а мне нужно было ее увидеть. Ник был прав. Все пошло наперекосяк с того эпизода со Стеллой в коридоре. Когда я не сделала абсолютно ничего, чтобы все прекратить. Шел снег, так что я ехала медленнее, чем обычно, сверяясь с адресом, который я выудила из школьных файлов. Сначала я проехала мимо церкви ее матери, простого белого здания с одним шпилем и узкими окнами, расположенными равномерно по сторонам. Проехав еще пять домов после церкви, я нашла грузовик с логотипом команды пловцов Клервилльские Пумы на заднем стекле. Слишком резко ударив по тормозам, я остановилась посреди улицы. Над логотипом наклонным шрифтом было написано имя Стеллы. Здесь она жила. Это простой, симпатичный домик – белый, одноэтажный, с закрытыми ставнями и клумбами, которые, вероятно, цветут весной яркими красками. На двери еще висел осенний венок, но я увидела маленькое рождественское дерево на переднем дворе. Разумеется, здесь должно быть рождественское дерево. Мама Стеллы – пастор. Вероятно, Стелла на праздниках пела в церковном хоре и присутствовала на службах. Хотя не в это Рождество. В моей голове, словно из ниоткуда, появились четкие, как фотографии, картинки. Я видела, как Стелла выходит из дома в ту ночь, когда она умерла. На другой картинке она сворачивает с подъездной дорожки, настраивает звук в наушниках. А потом еще одна – если бы я только не видела ее. Полицейская машина, офицер у этой красной двери ждет, чтобы доставить ужасные новости. Я не знаю, как это все происходило, но сейчас я могу думать лишь об этом. Я сглотнула комок, поднимающийся в моем горле, и заставила себя выбраться из машины. Мне показалось, что дорожка к дому Стеллы длиной в две мили и вся покрыта стеклом. Однако мне удалось пройти по ней и позвонить в двери, прежде чем я смогла придумать достаточно хорошую причину, чтобы сдаться. Миссис ДюБуа открыла дверь, держа в руке сэндвич, и с недоумевающим выражением лица. Я выдавила самую яркую из своих улыбок. — Здравствуйте. Хм. Счастливого Рождества. Это худенькая женщина с дружелюбным лицом, но по ее плечам, я бы сказала, что она не та мама, которая позволит Стелле уйти куда-либо. — Привет, — ответила она. Я лишилась голоса. Ее голос так похож на Стеллу. Я прочистила горло и неуклюже предложила ей печенье. — Меня зовут Пайпер Вудс. Я ходила в школу с вашей дочерью. Это было глупо. Наверное, я должна была назвать Стеллу по имени. А, может быть, мне стоило принести фотографии. Боже, я уже все испортила. Я должна уйти. Хотя Ник бы не ушел. Что еще важнее, я не хотела уходить. Она кивнула, а затем посмотрела на тарелку, которую я все еще держала у своего бедра. — О. — Я почувствовала, как мои щеки становятся горячими. — Я сделала их для вас. Я даже не подумала о том, чтобы спросить, любите ли вы печенье. — А разве есть кто-то, кто не любит печенье? — Она улыбнулась, очевидно, чтобы успокоить меня. Я ненавидела то, что я каким-то образом заставила ее делать ее работу. — Входи, Пайпер. Здесь холодно. Я пошла за ней в гостиную с креслами и симпатичным пианино. Прилегающая кухня была яркой и полной воздуха и здесь она поставила мое печенье – в центре стеклянного обеденного стола. Правда, она к нему не притронулась. Я увидела тарелку с другой половинкой ее сэндвича и баночку диетической содовой на стойке рядом с раковиной. Я услышала шорох фольги и оглядела гостиную. Здесь не было ни рождественской елки, ни открыток. Ничего. А чего я ожидала? Женщина потеряла свою дочь. Мой взгляд упал на ряд фотографий на каминной полке, в основном это были снимки Стеллы, но был еще один, где была снята вся семья – папа, мама и очень маленькая Стелла с поросячьими хвостиками. Ее отец ушел от них? Или он тоже умер? Я даже не была уверена, что было бы более несправедливым. — Это печенье вкусное, — произнесла миссис ДюБуа, ее голос звучал лишь чуть принужденно. — Ты много печешь? — Если честно, никогда. Я немного боялась, что они будут каменными. — Ты их не пробовала? Я поняла, как это странно, что я этого не сделала, и нахмурилась. — Странно, но нет. — Может быть, ты не любишь печенье? Я улыбнулась, но она была занята тем, что снова накрывала фольгой мою тарелку. Я осмотрела каминную полку, которая включала снимок размером с постер со Стеллой и ее школьными друзьями. Стелла была в центре, а вокруг нее толпились игроки. — Что-то есть такое в корице, — произнесла она. — Она изумительна. — Моя мама помешана на здоровом образе жизни, так что она органическая. Может быть, из-за этого, — ответила я, подходя поближе к фотографии. — Хотя половину времени я считаю, что органика это просто повод, чтобы тратить больше. В ответ она засмеялась, но смех прозвучал немного напряженно. Я запуталась. Я не должна была упоминать свою маму. Я даже не знаю, что значит это слово для того, чей единственный ребенок умер. Значит ли, что это слово больше к ней неприменимо?