— Тогда фруктовый пирог, — хватка Кэша обхватывает мой бицепс до синяков, и я испытываю такой кайф от того, что наконец-то проникаю под его кожу. Только когда он затаскивает меня в свой кабинет и захлопывает за нами дверь, я понимаю, что, возможно, здорово облажалась. Он прижимает меня к стене. Его рука тянется к моему горлу, но останавливается, пальцы сгибаются, а затем крепко сжимаются в кулак. — Блять, — рычит он и ударяет кулаком в стену рядом с моей головой. — Почему ты провоцируешь меня? Я слишком ошеломлена, чтобы говорить, вжимаюсь в стену, не зная, был ли этот удар предназначен для меня. Он отталкивается от стены. Мое дыхание учащается, пока я смотрю, как он ходит по кабинету, запустив пальцы в волосы и дергая их за корни. — Я лучше пойду, — шепчу я медленно, крадучись назад к двери, как будто разговариваю с диким зверем. Ведь он такой и есть, не так ли? Он смотрит на меня, его насыщенные зеленые глаза похожи на широкие лужицы с мхом, брови сведены вместе. — Хорошая идея. — произносит он сквозь стиснутые зубы. *** Кэш Я не добрый человек. Я не нежный человек. Никогда им не был и не хочу быть. Поэтому меня чертовски смущает, когда я лежу без сна в постели с одной и той же мыслью, повторяющейся в голове: я переборщил? Она не говорила мне остановиться. Но сказала, что я сумасшедший, ненормальный, и как там еще… ах да, поехавший. Она позволила продолжать, потому что хотела этого, как и ее мокрая киска? Или думала, что я причиню ей боль, если она не сделает этого? От непонятного ощущения внутри, я тру грудь. Я делал ужасные вещи в своей жизни. И не боюсь, что она узнает об этом и сочтет меня чудовищем. Потому что я такой и есть, и она окажется права. Я с ужасом и восхищением понимаю, что боюсь этого. Наконец, я засыпаю с обещанием, что завтра покажу ей, что со мной она всегда будет в безопасности. Просыпаюсь с хорошим самочувствием, даже отдохнувшим. Во мне бурлит энергия «carpe diem8», и я готов сбить эту девушку с ног. Но потом она приходит, когда я обедаю с братьями, и вытворяет такое дерьмо. И я теряю голову. Я просто, блять, теряю голову. Она устраивает это гребаное шоу дешевой шлюхи, пока запах ее киски все еще ощущается на моих пальцах? Я не могу это контролировать. Мой кулак врезается в стену, и выражение страха на ее лице хуже, чем выстрел. Намного хуже. Но она делает это со мной. Она делает меня чертовски сумасшедшим. Это ее вина. — Я лучше пойду, — ее голос такой мягкий и робкий, что это разбивает мое гребаное сердце. Я погасил ее вспыльчивый огонь, горевший несколько минут назад, превратив в испуганного ангелочка. — Хорошая идея, — звук закрывающейся за ней двери — как удар в живот. Чтобы не провести следующие несколько часов в задумчивости, я отвлекаю себя, занимаясь делами, которыми пренебрегал из-за своей новой одержимости. Это продуктивно и напоминает, что я не какой-то там хандрящий, грустный мешок с дерьмом. Я — Лис, вершина гребаной пищевой цепочки. Король. ГЛАВА 10 В яблочко Харлоу После вспышки злости Кэша в его кабинете остаток дня проходит в темпе улитки. Вторники никогда не бывают оживленными, а сегодня, кажется, особенно тихо. Сейчас заняты только два столика, поэтому я сижу за барной стойкой со Стеллой, крутя соломинку в своем стакане. — Я слышала, вчера произошло какое-то дерьмо… ты в порядке? Она смотрит на меня своими карими глазами, и я знаю, что она слишком умна, нет смысла притворяться. Если она почувствует, что я скрываю, то начнет копать дальше, а этого я точно не хочу. Поэтому говорю ей правду. Ну, во всяком случае, частичку. — У нас с Кэшем есть… история, — она вздергивает брови и делает драматический глоток джина с тоником, показывая взглядом: «Расскажи мне больше». — Ну, не совсем со мной. Он знал мою лучшую подругу, и их отношения были… мягко говоря, токсичными, — такое ощущение, что я плюю на могилу Бет, описывая эти выдуманные отношения с Кэшем как просто токсичные. Как насчет смертельных, летальных, жестоких? — Вы с Кэшем все еще пытаетесь понять, как вести себя друг с другом после всего, что случилось с твоей подругой, да? — она бросает на меня понимающий взгляд и говорит. — Как я и сказала: королева драмы. Я не успеваю ответить, когда входит белый мужчина средних лет. Администратор приветствует его, но он бормочет что-то, чего мы не слышим, и указывает на столик справа от себя. — Надо принести еще стул, если он к ним присоединится, — Стелла спрыгивает с барного стула. Мужчина что-то говорит посетителям, и они встают, но не раньше, чем наклоняются и говорят что-то столику рядом с ними. Я с любопытством наблюдаю, как две группы людей выходят из ресторана. Следующее, что я слышу, — крик администратора, когда мужчина достает пистолет и стреляет в угловую кабинку. Один из братьев падает под красными брызгами, а остальные начинают кричать и стрелять в ответ. Через несколько секунд в помещение вваливается от семи до десяти мужчин, они врываются через входную дверь с оружием наперевес. Не успев пригнуться, я вижу дядю Бет. Пули попадают в зеркало за барной стойкой, и стекло летит вниз. Здесь так громко. Я сворачиваюсь в клубок, закрывая уши и голову, и думаю, какого хрена я не залезла на барную стойку. Теперь слишком напугана, чтобы встать. Я слышу, как прямо надо мной свистят пули. Раздаются гневные крики на русском языке, а затем в меня врезается тело, выбивая весь воздух, поскольку оно накрывает меня, как щит. Я сразу же узнаю богатый аромат сандалового дерева. Снова непонятные крики, выстрелы, шум, подозрительно похожий на то, как тащат тело, и затем отчетливый звук закрытия тяжелой деревянной входной двери. Стрельба прекращается. Вокруг меня раздаются еще звуки, но все превращается в отдаленный гул, когда Кэш отстраняется и берет мое лицо в свои руки. Его ладони шершавые и дрожащие, но кажется, что только благодаря им я не разваливаюсь на части. — Ты в порядке? — его голос хриплый и напряженный, и я в замешательстве смотрю в ответ на искреннее выражение озабоченности в его глазах. — Блять, пожалуйста, скажи что-нибудь. Скажи, что с тобой все в порядке. — Мне не больно, — я не знаю, как произношу эти слова, и, честно говоря, не знаю, правдивы ли они, потому что я не чувствую своих конечностей, кроме покалывания от осознания того, что они существуют. Что я существую. Я выжила. — Теперь ты пойдешь со мной домой, — Кэш встает и тянет меня за собой, прижимая к своей груди. То, что я стою на ногах, помогает вернуться к реальности. — Зачем? — должно быть, я неправильно расслышала его. Человек, который несколько часов назад бил кулаком в дюймах от моей головы, хочет отвезти меня домой. Он гладит по щеке и поднимает мою голову, чтобы я увидела извиняющееся выражение его лица, что еще больше сбивает с толку. Его большой палец гладит мою щеку, пока он колеблется в своем ответе. — Я только что повесил самую большую мишень в этом городе прямо на твою спину. *** Когда сознание начинает возвращаться, тошнотворное чувство паники, трепещущее в груди, не соответствует нежному прикосновению к моему лбу, мягкому поглаживанию. Затем мой мозг улавливает мускусный запах амбры и табака… О, черт возьми, нет! Я резко вскакиваю и, не удержавшись, ударяюсь головой обо что-то твердое. Боль пронзает кожу головы и шею. — О, Господи Иисусе, — шиплю я, пока в висках пульсирует. — Вот моя девочка, всегда борется, — Кэш одаривает меня однобокой ухмылкой, потирая лоб. — Я ожидал пощечину, но удар головой? Точно нет. — Я не специально, ты, идиот, — я стону и смотрю на окружающую меня комнату. Ничего не знакомо. И это многое говорит о нынешнем состоянии моей жизни, что я не удивлена. — Ты, блять, похитил меня? — фраза, которую я никогда не думала, что произнесу. — Считай это защитной опекой, — его губы подергиваются от удовольствия. В спальне, где я нахожусь, кирпичные стены, но высокие белые потолки с золотыми венцами. У одной стены — камин, у другой — балкон, как у Джульетты, закрытый белыми занавесками. Единственная мебель — антикварный комод и тумбочка, а также кровать, на которой я сейчас сижу. С Кэшем, сидящим сбоку. Я плотнее прижимаю к груди пушистый белый плед, глядя на него и пытаясь вспомнить, что произошло в последний раз. Перестрелка. Там был дядя Бет. Брат Кэша был ранен. Возможно, и другие. Крики на русском. Кэш прыгает, чтобы защитить меня. Говорит, что я поеду с ним домой. Так вот где я нахожусь, в его доме?