Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 3 из 50 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я успеваю сделать всего несколько шагов, когда резкий, жгучий укол, как лесной пожар, распространяется от спины до конечностей, обездвиживая меня. Я падаю на мокрый тротуар, моя голова словно раскалывается как дыня. Последнее, что я вижу, прежде чем гудящая чернота забирает меня, это Бет, бегущая в обратную сторону с криком, который я не могу отделить от звона в голове. Она ударяется о мою машину, дальше бежать некуда, так как черная фигура заключает ее в клетку. Ее ярко-розовый комбинезон — как вспышка света среди темноты. Офицер Куинси молча протягивает мне скомканную салфетку, и я нехотя беру ее, чтобы вытереть глаза. Можно подумать, что к этому моменту у меня уже не останется слез, но, видимо, это не так. У меня есть причины для слез, правда. Я только что стала свидетелем того, как мою лучшую подругу убил серийный убийца. Чувство вины выжившего даже не может объяснить эту всепоглощающую, сокрушительную боль, ломающую кости и душу. И все же я ненавижу плакать в присутствии этих людей. Их покровительственный тон, когда они предлагают сделать перерыв, — еще не лучше. Я хочу, чтобы это закончилось. Хочу выбраться из этого бетонного ада, а если я плачу, то не разговариваю. Если молчу, я не отвечаю на их вопросы. А если не отвечу на их вопросы, значит, не пойду домой. Домой. В квартиру, которую я делила с Бет. Блять. — Нет, я в порядке. Давайте продолжим, чтобы я могла убраться отсюда к черту, — я сглатываю поднимающийся комок в горле и стряхиваю оставшиеся слезы. — Хорошо. В какой момент вы пришли в себя? Дрожь пробегает у меня по позвоночнику, когда я вспоминаю то ужасное зрелище. — Он склонился над ней и… ударил ножом… несколько раз. — Кто это был, мисс Харгрейв? Это был Даг? — детектив наклоняется вперед, его ладони лежат на металлическом столе. Глаза светятся решительным огнем. На краткий миг у меня мелькнула мимолетная и крайне неуместная мысль, что он шокирующе привлекателен. Квадратная, красивая челюсть, как у Супермена или звездного квотербека маленького городка. Откуда, черт возьми, это взялось? Я официально в бреду. Мне требуется секунда, чтобы вспомнить его вопрос. — Нет… я не знаю… может быть. Я не знаю, как выглядит Даг, — он напрягается при моем ответе, его пальцы снова побелели на столе, челюсть сжимается. — Но, если бы вы знали, как выглядит Даг, смогли бы опознать? Видели лицо нападавшего? — в его словах чувствуется легкая поспешность, он выдвигает стул напротив меня и садится. Куинси тоже подходит ближе, хотя ему хуже удается скрыть явное предвкушение на своем лице. — Нет. Я уже сказала. Я не видела его лица. Ничего не видела. И все, что я знаю о Даге, это то, что он какой — то старый фрик, что не очень-то сужает круг подозреваемых, — последнее слово звучит хрипло, когда я понимаю, насколько бесполезна. Мою лучшую подругу убили — зарезали — прямо у меня на глазах, а я не могу ничего сказать полиции. Лицо Куинси опускается до неприятной гримасы, когда мой голос срывается. Можно подумать, что полиция привыкла иметь дело с плачущими людьми. Ему нужно поработать над своим покерфейсом. Детектив со вздохом проводит рукой по рту и подбородку, откидываясь в кресле. Его напряженные голубые глаза смягчились, когда он снова заговорил. — Вы что-то видели. Вот почему мы сводим вас с ума, спрашивая снова и снова, — он выдавливает из себя смех, но это сухо и слабо. — Ваша память наиболее ясна сразу после инцидента. И хотите верьте, хотите нет, но вы уже многое нам сказали. Он протягивает руку вперед, чтобы положить ее на мою, и мне не нравится, насколько успокаивает этот жест. — Если мы найдем этого сукина сына, то благодаря вам. Мы добьемся справедливости для вашей подруги благодаря вам, — я потираю грудь другой рукой, словно его слова, уверенность в том, что я помогаю, — это мазь для моего раскалывающегося сердца. Я могу. Я сделаю это. Ради Бет. — Сделаете глубокий вдох вместе со мной? — его красивые глаза встречаются с моими, и я потрясена их искренностью. Я киваю. — Хорошо. Вдох… раз… два… три, — мои легкие растягиваются в грудной клетке, как будто я сто лет не делала полного вдоха. — И выдох… раз… два… три. Его глаза не покидают мои все это время, и когда я заканчиваю, на его губах появляется мягкая улыбка. — Хорошо, — я не могу не улыбнуться в ответ. На самом деле, я бы не назвала это улыбкой. Просто больше не хмурюсь и не плачу. — Закройте глаза и вспомните. Вы приходите в себя, а он нападает на Бет. Что вы видите? Что-нибудь опознавательное? Шрамы, татуировки? Мои глаза открываются. Татуировки. Это похоже на пробуждение от сна. Мир приходит в фокус медленно и непонятно. Оранжевые блики света, красные размытые пятна. Уличные фонари. Проезжающие машины. И чернота. Вокруг чернота. Черный тротуар подо мной, черная дымка, все еще покидающая сознание, моя черная машина. И черная фигура. Розовый. Но уже не совсем. Красный. Красный, как кровь. Бет! Все вокруг обостряется, и я мгновенно фокусируюсь.
Над телом Бет стоит человек — мужчина — и шевелится, только когда опускает кулак. Снова и снова. Ее тело сотрясается от удара, а затем от силы, которая требуется, чтобы выдернуть нож — не кулак — из ее туловища. Я кричу, но ничего не выходит. Голова Бет запрокидывается в сторону, и мы оказываемся лицом к лицу. Я кричу и реву в ее безжизненные глаза, смотрящие на меня. Я кричу до хрипоты, но с ужасом понимаю, что мой рот так и не открывается. Я тянусь к ней, но снова моя рука не двигается. Это как отдавать команды чужому телу. Неважно, как отчаянно я требую, чтобы мое тело двигалось, оно не слушается. Я застыла в этом кошмаре. На глаза попадается лисья морда, в пасти которой зажата змея. Это похоже на что-то из сказки. Внезапно все обретает смысл: паралич, беззвучные крики. Я сплю. Вдалеке раздается вой сирены, но я не просыпаюсь. Потому что это не сон, и эта лиса — татуировка на руке нападавшего. Все остальные видимые части его тела покрыты черной тканью. Он замирает при звуке сирен. Лиса на его руке смотрит на меня. Пауза коротка, едва ли несколько секунд, пока он не вскакивает на ноги и не бросается прочь. Его черная фигура исчезает в темноте парковки. Офицер Куинси хлопает детектива по спине, на его лице написано ликование, и они обмениваются понимающим взглядом. Меня охватывает волна возбуждения. Они знают татуировку, которую я только что описала? — Куинси, я уже поручил Барнсу проверить его. Иди посмотри, что там есть, — офицер практически выбегает из комнаты, а детектив поворачивается ко мне. — Хорошая работа, — и мой перфекционист немного тает от его похвалы. Это одна из особенностей гиперопекаемой матери с завышенными ожиданиями: ты готова на все, лишь бы услышать: «молодец». — Как вас зовут? — спрашиваю я, пока мы ждем. Он смеется. — Вау. Я произвел хорошее первое впечатление, да? Детектив Саксон, — не знаю почему, но мне обидно, что он назвал только свое звание. — Или просто Лео. Лео. Я слегка расслабляюсь, но потом подпрыгиваю, когда Куинси хлопает дверью. Он не выглядит даже на унцию таким же взволнованным, каким был, когда уходил, и мое сердце замирает. Он с сожалением смотрит на меня, затем его выражение лица становится каменным, когда он поворачивается к Лео и качает головой. — Оно железное? — Лео встает, сжимая кулаки. Мой взгляд метался между ними, сердце колотится в ожидании ответа. — Непробиваемое, — предполагаю, что они говорят об алиби — я уже много раз слышала это слово в криминальных сериалах. Маленький шарик надежды, который я чувствовала всего несколько минут назад, резко и болезненно лопается. — Черт! — рычит Лео. Я отшатываюсь назад, когда он ударяет кулаком по столу. Кажется, что он сам себя поразил тем, как быстро вернулся к своему спокойному, всеамериканскому обаянию. Должно быть, я выгляжу испуганной, потому что он говорит со мной, как с испуганным животным. — Мне очень жаль. Но нам понадобится гораздо больше, чем смутные воспоминания свидетеля, который, вероятно, получил сотрясение мозга, — он потирает костяшки пальцев, на которых, как я замечаю, уже красуется слабый синяк. Я понимаю его вспышку гнева. Если бы все события последних двадцати четырех часов не лишили меня сил, я бы тоже колотила по столу, пока мои костяшки не стали бы черно-синими. — И что теперь? — я чувствую, как слезы снова наворачиваются на глаза. — Теперь? Теперь вы свободны, мисс Харгрейв. ГЛАВА 2 В одиночку Я просыпаюсь с подушкой на голове. Прошло уже две недели после смерти Бет, а мое подсознание все еще не избавилось от этой привычки. Поскольку Бет обычно возвращалась домой из «Персика» рано утром, я заглушала звук ее прихода подушкой. Это происходило так часто, что в конце концов я начала делать это посреди сна, не задумываясь. Отталкиваю подушку с кислым привкусом во рту. Мне жарко под одеялом, полуденное солнце пробивается сквозь окно, словно через чертово увеличительное стекло. Я всегда была жаворонком. Я тот раздражающий человек в отпуске, который выскакивает из постели на рассвете и настаивает на том, чтобы все отправились в поход на восходе солнца. Но с тех пор, как начались кошмары, я принимаю снотворное, чтобы обрести хоть какое-то подобие покоя, и теперь просыпаюсь далеко за полдень. Неважно, во сколько я просыпаюсь. Особенно с тех пор, как я отменила все свои проекты по написанию статей на фрилансе, мне буквально не для чего просыпаться. Время кажется одним сплошным размытым пятном, но в то же время, оно будто полностью остановилось и вернется назад только тогда, когда восторжествует справедливость. Я почти не помню ее похороны. Там были фиолетовые цветы, это помню. Они бы ей понравились. Но больше ничего особенного. Наверное, мой травмированный мозг решил отключить или подавить это воспоминание, но не то, которое преследует меня каждую ночь во снах. Отблески желтого цвета в лужах. Размытые красные фары. Черный цвет. И ножевые ранения. Они никогда не кончаются. Удары ножом. Даже когда ее стеклянные, пустые глаза опускаются на мои, сирена не звучит, а удары не прекращаются. Желчь подкатывает к горлу при мысли об образах, от которых я не могу избавиться. Я бы выпила галлон отбеливателя, если бы он мог очистить мой разум. Вместо этого я поднимаю подушку и кричу в нее, пока не кончается воздух. Урчание, доносящееся из пустого желудка, — единственная причина, по которой я встаю и шаркаю к двери спальни. Наша квартира маленькая, кухня тесная, но все уютное. Было намного уютнее, когда многочисленные комнатные растения цвели. Без Бет и моей неспособности заботиться о таких мелочах, как растения, половина засохли и стали коричневого цвета.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!