Сквозь грохот в груди я произношу слова, которые отпечатались в моем сердце. — Куишле моу кхри9, — она замирает, услышав слово, которым я ее называл. Тяжело выдыхает, и я знаю, что она понимает, что это не просто слово, не просто милое ласкательное обращение. Это я делюсь с ней единственным чистым видом любви, который когда-либо знал. Единственной хорошей частью моего сердца. Часть, в существовании которой я часто сомневаюсь. Она начинает покачивать бедрами с неуверенными движениями, как будто ее тело подсознательно стремится к моему. Соки из киски скользят по моему члену. — Скажи это еще раз. Я прижимаю ее бедра к своим, усиливая трение, отчетливо произнося каждый слог: — Куиш-ле моу кхри. Она пытается повторить это, но ей не хватает правильного гортанного хрипа. Тем не менее, ни одно слово еще не звучало так сладко. Мой член утолщается, и она приподнимается, садится и выгибает спину, подавая таз вперед, чтобы скользить своей киской вверх и вниз по стояку. Я шиплю от теплого и дразнящего ощущения ее смазки. — Такая мокрая, детка. Так хорошо, — она только стонет в ответ, поглаживая свой клитор. — Блять, чего бы я только не отдал, лишь бы почувствовать, как эта тугая киска сжимает мой член. Ее глаза переходят на мои, которые уже выглядят пьяными от удовольствия. — Еще нет. Я хочу оседлать папочку вот так, — она наклоняется вперед, кладет ладони мне на грудь и трется сильнее, вырывая стон из моего горла. Я хватаю ладонями ее круглую попку, помогая ей двигаться суда-сюда. — Ах-да… — лепечет она, и этот звук что-то во мне щелкает, я шлепаю ее по заднице с жестокой силой. Она вскрикивает, но падает вперед, призывая пошлепать, пока она целует меня. Поцелуй, который быстро превращается прикусывание губы, которую она резко дергает при каждом шлепке. — Какая хорошая девочка, отлично справляешься. Папочка шлепает тебя, как грязную маленькую шлюшку, — ее тело подергивается каждый раз, когда она проводит по своему клитору, красивая мелкая дрожь, от которой у меня яйца покалывает, зная, что она доставляет себе удовольствие с помощью моего члена. Я тянусь, чтобы подразнить ее вход своими пальцами. — Хочешь, чтобы я трахала себя твоими пальцами, папочка? — черт, она совершенна. — Ты знаешь, что делать, малышка. Ее веки трепещут, когда она подается назад и насаживается на мои пальцы, ее киска такая тугая и влажная, приветствует их. Она мастерски насаживается, трахая себя, и в то же дроча мой член, который теперь небрежно покрыт ее влагой. Я втягиваю в рот одну из ее подпрыгивающих грудей, перебирая зубами сосок. Она хнычет и просит меня сделать это снова. Я с радостью подчиняюсь. — О боже… — кричит она, и я чувствую, как она сжимается вокруг моих пальцев. — Ты кончишь на папочкин член? Она втягивает нижнюю губу между зубами, складка углубляется между ее бровями. — М-м-м… — отчаянно скулит она. — Хорошая девочка, кончай. Давай, детка, используй меня, — подбадриваю я, когда она начинает лихорадочно двигаться, стараясь сохранить последовательность и точность движений, так как ее тело начинает дрожать. Влажная киска, скользящая туда-сюда по члену, тоже доводит меня до предела. Каждый раз, когда она скользит по его длине, мурашки пробегают от моих яиц до бедер, борясь с желанием поднять ее и насадить на эрекцию. — Кэш… папочка… блять… — она запинается, пока оргазм нарастает. — Вот так, кончи для меня. Кончи на мой член. — Ах! — ее неспособность сформировать слова говорит, что время пришло. Ее ногти впиваются в мою грудь, когда наступает кульминация, и я ввожу палец, покрытый ее смазкой, в ее маленькую тугую попку. — Кэш! — кричит она, но затем стонет, когда ее тело пульсирует вокруг меня. — Господи Иисусе, — вздыхает она, удовлетворенно опускаясь на мою грудь, член все еще твердый между нами. — Ты — гребаная богиня, куишле. Гребаная богиня, — шепчу я ей в потный лоб, откидывая назад влажные пряди волос. Я чувствую стук ее сердца у себя на груди и думаю: это сердце бьется для меня. Так же, как мое для нее. ГЛАВА 20 Пар и дым Харлоу Каждый мускул в моем теле все еще гудит от блаженства, пока я лежу, задыхаясь, на Кэше. — Ты гребаная богиня, куишле. Гребаная богиня, — бормочет он, его губы касаются моего лба. Это слово. Куишле. Я боялась спросить, что оно означает. Сначала игнорировала. Глупые, иностранные клички казались такими незначительными для моей большой миссии. Потом мне стало любопытно, но я никак не могла понять, говорил ли он это насмешливо или ласково. И после всех других грязных вещей, которыми он называл меня по-английски, я решила, что не хочу знать, что он просто называет меня шлюхой на другом языке, ведь я уже начинала находить утешение в этом слове. И теперь, кажется, что он передал мне маленький кусочек своего сердца. Кусочек, который он надежно спрятал за жестокостью и насилием. Кусочек, который когда-то знал любовь и теперь, возможно, снова познает ее. У меня сжимается горло при этой мысли, потому что все это слишком трогательно или грустно не знаю. Возможно, и то, и другое. Кэш проводит мягкими пальцами вверх и вниз по моему позвоночнику, пока мы переводим дыхание, сердца бьются синхронно друг с другом. — Если ты будешь продолжать в том же духе, я засну. — Я могу придумать кое-что поинтереснее, чем сон, куишле. — Мне нужен душ, а не сон, — я опираюсь на предплечья на его груди. Он смотрит вниз, встречаясь с глазами. — Ну тогда ладно, — он рассеянно накручивает на палец клок моих коротких волос. — Иди, а я присоединюсь через секунду. Душевая Кэша огромная, в ней есть место для двух противоположных душевых насадок и длинного дождевого душа посередине. Стены из гладкого бетона со встроенной скамейкой и полками, их усеивают маленькие папоротники и комнатные растения. Пол выложен черным мрамором в тон матово-черной отделке, а встраиваемое освещение создает угрюмую, но все же элегантную атмосферу. Я включаю горячую воду, позволяя пару заполнить пространство. Подвешенный букет эвкалиптов благоухает в воздухе. Я напеваю про себя, стоя под душем, от тепла все обостренные участки моей кожи приятно покалывает. Мочу волосы, но не беспокоюсь о мытье, так как Кэш вымыл их прошлой ночью. Прошлая ночь… это похоже на лихорадочный сон. Ужас и паника, которые я испытала, когда забрала конверт из приемной полицейского участка. Он был доставлен курьером, пока я встречалась с Лео. Что тоже было пустой тратой времени — Лео сказал мне, что они не могут заставить Кэша передать отснятый материал без достаточных оснований. Без ордера они полагались на то, что Кэш предоставит все добровольно. Я была так зла на Кэша, чувствуя, что за каждым шагом вперед следуют два шага назад и укол предательства. Но потом открыла конверт, и мне не хотелось быть нигде, кроме как в его объятиях. Когда поставщик пива переступал черту, он поставил его на место. Когда летели пули, он прикрывал меня. И я просто знала, что, когда убийца лучшей подруги найдет меня, я не буду чувствовать себя в безопасности без Кэша. — Я могу смотреть на тебя весь день, черт возьми, — Кэш стоит на входе в душ, ставя что-то на стойку в стороне. Его глаза неторопливо и внимательно изучают мое тело. Тепло разливается в моем животе, в то же время по рукам пробегают мурашки. Его член все еще твердый, красиво торчит. И весь мой, черт побери. Видя его таким, обнаженным, с мускулами, исписанными чернилами, я сгораю от голода. Знаю, что недавно кончила, но попробуйте сказать это моей вагине. Сучка уже снова пульсирует, жаждет большего. Я выхожу, хватаю его за руку и тяну под воду. Когда его тело становится влажным, оно, как атлас, скользит по моему. Мы прижимаемся друг к другу под лаской воды, чувствуя напряжение, которое одновременно так сладко, что не хочется, чтобы оно заканчивалось, но в то же время так невыносимо, что мне хочется все разорвать. Это происходит, когда я берусь ладонью за его затылок и прижимаю его рот к себе. С первым прикосновением его губ, напряжение не спадает, оно, черт возьми, взрывается. Он поднимает меня, я обвиваю ноги вокруг его талии, а затем он прижимает нас к стене душевой. — Блять, детка, ты мне так нужна, — он рычит, когда его пальцы впиваются в мое бедро. Я не готова дать ему то, чего он хочет. Я хочу — боже, как я хочу. Но хотя в Кэше Фоксе есть свет, больше, чем я когда-либо думала, есть и тьма. И я только начала выбираться из собственной тьмы. Еще слишком рано рисковать, чтобы попасть в чужую. Провожу пальцами по его коротким волосам, влажным, зачесанным набок, на ощупь похожим на бархат. Прижимаюсь к нему, чтобы закрепить наш поцелуй и попытаться передать чувства, которые не могу выразить словами. Чувствую, как отчаяние излучается от него, словно горючий газ. Я не могу дать ему этого, но могу дать все остальное. Толкаюсь в его грудь и извиваюсь в его хватке, чтобы он поставил меня на ноги. Толкаю назад, его сердце колотится под моей ладонью, пока его спина и плечи не оказываются под душем. Опускаюсь на колени, а он смотрит на меня, стиснув челюсти и с горящими глазами. В его взгляде есть сдержанность, как будто он не хочет давать себе волю надеждам. Я сжимаю руки за спиной и смотрю на него сверху, изучая мужскую красоту. — Используй меня, Кэш. Как захочешь. Мое тело — твое. Его губы поджимаются, когда он обдумывает мое предложение. Его член всего в нескольких дюймах от моего лица, поэтому я раздвигаю губы, показываю, на что готова. — Повернись, — его голос похож на сталь. — Лицом к скамейке. Я глубоко сглатываю, чувствуя его присутствие у себя за спиной, леденящую силу, которая заставляет волоски подняться на моей шее от предвкушения. Его влажная ладонь ложится мне на поясницу, пальцы широко расставлены. Бесшумно он скользит рукой вверх по моей спине, усиливая давление, пока я не выгибаюсь вперед. Он накрывает меня свои телом, едва касаясь. Его губы касаются раковины моего уха: — Хватайся за полку, — делаю именно это, отводя бедра назад и показывая задницу. А потом он уходит. Я не слышу его шагов из-за бегущей воды, но чувствую отсутствие. Оглядываюсь через плечо, не убирая рук, и вижу, как он возвращается, что-то держа в руках. Прежде чем я успеваю понять, что это, он говорит, чтобы я смотрела вперед. Нервные и в то же время возбужденные бабочки дразнят мой живот, когда я переключаю внимание на бетонную стену и полку. Вернувшись, он начинает разминать мою задницу. Он такой молчаливый. Не предупреждает меня, когда я слышу, как хлопает крышка бутылки, а затем чувствую, как что-то вязкое стекает по моим ягодицам.