— Что сделало тебя сильнее? Убийство Бет или мое утешение, пока я оплакивала ее? Он проводит языком по внутренней стороне нижней губы. — Ни то, ни другое. Потому что я не убивал ее, черт побери. Снова приставляю нож к его горлу и наблюдаю, как пульс остается невероятно стабильным. Он выглядит… скучающим. Я не могу угрожать ему болью или даже смертью. Он не боится смертных вещей. Что, если я дам ему то, чего он хочет больше всего, а потом пригрожу отнять это? Ради меня он почти вступил в войну с Братвой. Что еще он сделает для меня? Поднимаю платье, и его взгляд прослеживает движение темно-красного материала вверх по бедру, туда, где я прячу нож в набедренной кобуре. Я подхожу к нему и не могу отрицать силу, которую чувствую, заставляя его смотреть. Испытываю отвращение, но не удивление, когда вижу, как он напрягается в штанах. — Последний секс перед тем, как ты убьешь меня? — спрашивает он, когда я сажусь к нему на колени, приподняв одну бровь. Я не отвечаю на его вопрос и с каменным выражением лица начинаю расстегивать пуговицы на его рубашке. Его глаза темнеют, и он не отрывает взгляда от моего лица. Расстегиваю рубашку и провожу ладонью по его груди над бьющимся органом. — Стелла предупреждала меня об этом. Сказала, что у тебя нет сердца. — Есть. Это ты. Куишле моу кхри, — пульс моего сердца. — Не знаю, что хуже, — говорю я, расстегивая его брюки удивительно твердыми пальцами. — То, что я влюбилась в убийцу лучшей подруги, или то, что ты искренне считаешь себя способным любить меня после всего, что ты сделал, — потому что в том-то и дело, что я знаю, Кэш думает, что любит меня. Может быть, в каком-то извращенном виде. Но для него это реально. — Я действительно люблю тебя, куишле, — его слова — стрела в мое сердце. Острая. Болезненная. Смертельная. Потому что я хочу верить им, а не его лжи. Хочу, чтобы было объяснение ожерелью, но этого нет. И если я позволю себе поддаться мыслям, это убьет и меня. Стягиваю его брюки, и он поднимает бедра, чтобы помочь мне, член стоит между нами. — Мне не нужно твое признание в любви. Мне нужно твое признание в убийстве. Он усмехается. — Кажется, мы уже говорили об этом, нет? С ненавистью в сердце я поднимаю бедра и скольжу своей киской по его члену. — Ох, блять, — мямлит он, и мне приходится прикусить язык, чтобы не сказать то же самое. Он меня наполняет. Он такой родной, а мое тело еще не догнало разум. Я медленно покачиваюсь вверх-вниз, а Кэш лениво улыбается. — Как всегда, такая влажная для меня. Может, особенно намокла, когда захотела меня убить. Я продолжаю, пока мышцы его шеи не напрягаются, когда он смотрит в потолок и тяжело дышит. Останавливаюсь. Он наклоняет голову вперед. — Признайся, и я продолжу. — А что мне мешает это сделать? — он поднимает бедра вверх. — Это, — я снова достаю нож и прижимаю его к коже его горла. — Убьешь меня — не получишь признания, — он ухмыляется. — Хорошо, что ты не умеешь говорить ногой, — заношу руку за спину и погружаю лезвие в его бедро. Он рычит сквозь стиснутые зубы, слюна летит, он истекает кровью. — А теперь расскажи мне еще раз, как ты ее не убил? — Я не убивал ее, — впервые за сегодняшний вечер в его глазах появляется намек на настоящее отчаяние. — Неправильный ответ, — я снова скачу на его члене, пока он не задыхается, и смотрю, как напрягается его татуированный пресс. И снова останавливаюсь. — Блять, Харлоу, — он злобно сплевывает и извивается в своих путах. Я улыбаюсь в ответ, довольная выбранным методом пытки. — Ответь на вопрос, как хороший мальчик, и я позволю тебе кончить, — дразню я, и его ноздри раздуваются. — Неужели ты думаешь, что я такой идиот, буду совершать убийства, когда у меня не закрыта самая заметная татуировка? Скажи мне, тот убийца… — Это был ты. — А с другой стороны, на нем была перчатка? А что насчет одежды? У меня татуировки по всему телу. Были видны другие? — Прекрати пытаться запутать меня, — я не могу удержаться, чтобы не поерзать на его коленях, так много кинетической энергии пульсирует во мне. — Я видела тебя той ночью, и теперь у меня есть доказательство, — я снова прекращаю движение и достаю ожерелье. — Черт, хорошо. Расскажи мне об этом ожерелье. Где ты его нашла? — Ты точно знаешь, где я его нашла, — он стонет, и я понимаю, что случайно сжала вагину его, когда кричала. — Просвети меня. Я закатываю глаза, но если мне придется ответить на несколько глупых вопросов, чтобы наконец услышать правду из его уст, то так тому и быть. — В потайном отделении под раковиной в ванной. Я случайно обнаружила его, когда устраняла протечку. Его лицо теряет цвет. Появляется искреннее беспокойство. — Очень немногие знают об этом месте… — он смотрит в сторону, медленно покачивая головой. — Я могу пересчитать по пальцам одной руки количество людей, знающих секретные тайники в моей квартире, — такое ощущение, что он больше размышляет вслух, чем говорит со мной. — Достань мой телефон из кармана, нужно, чтобы ты кое-что поискала, — он весь в размышлениях, как будто я не допрашиваю его с пристрастием и он не внутри меня. — Нет, пока… — Ты хочешь гребаную правду или нет, Харлоу? — рявкает он, и я испуганно вздрагиваю от неожиданности. — В кармане пиджака, — хмуро смотрю на него, но поскольку это самое большее, что он дал мне за весь вечер, тянусь к его расстегнутой рубашке и забираюсь в пиджак. Подношу телефон к его лицу, чтобы разблокировать с помощью FaceID. Он дает мне указания открыть защищенную паролем папку, резко вдыхая, когда я слишком сильно извиваюсь на его члене. — Прочитай по порядку. Я мгновенно узнаю имена. — Ты, сегодня. Роман, сегодня. Ты, сегодня. Ты, сегодня. Локлан, вчера. Роман, вчера… — я продолжаю, пока он не останавливает меня на: — Донна, четверг. — Что это за список, Кэш? — Журнал доступа. Каждый, кто входит, имеет персональный код, чтобы попасть внутрь, и таким образом, он отслеживает, кто приходит и уходит. Но, Донна, ты сказала, что она там была в четверг? Это не ее запланированный день. — Да, я столкнулась с ней, когда она уходила. Она искала браслет, который упал… Он усмехается. — Донна, Донна. Во что ты ввязалась? — пытаюсь проследить за ходом его мыслей, но я в растерянности. Конечно, он не думает, что Донна, его шестидесятилетняя экономка, является Убийцей из Джун-Харбор. — Хорошо, мне нужно, чтобы ты нажала на время рядом с ее именем в журнале, — когда я это делаю, экран меняется на сетку видеозаписей с камер наблюдения, снятых в разных ракурсах квартиры Кэша. В левом верхнем углу мы видим, как Донна входит в внутрь. Когда она поворачивает ручку, мой взгляд останавливается на браслете на ее запястье, и у меня сводит живот. Он и не пропадал. Я все больше шокируюсь, наблюдая за тем, как она проходит через всю квартиру и заходит в ванную Кэша. В висках стучит, когда я вижу, как она опускается на колени и возится под шкафом, прежде чем достать из сумочки гаечный ключ. Чтобы ослабить гайку соединения. — Кэш… — мой рот двигается, но не осознаю, что говорю, мои мысли настолько перепутались, что я не могу мыслить ясно, не говоря уже о том, чтобы говорить. — Посмотри на меня, — я не могу. Не могу смотреть на него. Смотрю вниз, и он выворачивает шею, пытаясь посмотреть мне в глаза, но он все еще в наручниках и дергается в кресле. Мои легкие сжимаются и задерживают воздух, пока я думаю, не является ли это очередным тщательно продуманным обманом. В конце концов, его алиби на бейсбольной игре было так тщательно подготовлено… если оно вообще было подготовлено. Может быть, оно было настоящим, но сейчас все именно так: Донна подбрасывает ожерелье Бет. Я не осознаю, что потерялась в пространстве, пока голос Кэша наконец не прорвется сквозь мою дымку. — Давай, куишле. Дыши для меня. Дыши для меня, детка, — мои дыхательные пути пытаются открыться, удается сделать огромный вдох и поднять голову. Его зеленые глаза похожи на лес в этом темном здании, и они впиваются в мои с такой силой, что опять перехватывает дыхание. — Ты убьешь меня сейчас? — вопрос слетает с моих губ как сухой лед, витая в воздухе между нами. Его брови сходятся вместе. — Зачем мне это делать? — Потому что никто не смеет нарываться на твою семью и потом жить спокойно. — Сними с меня наручники, — холодно говорит он. Я остаюсь неподвижной, поэтому он повторяет: — Сними с меня наручники, Харлоу. Я думаю, что неважно, отпущу я его сейчас или позже, он все равно убьет меня, так почему бы не покончить с этим. Чувствую, что потеряла связь со своим телом, когда тянусь к нему и расстегиваю наручники. Он все еще во мне, и когда наклоняюсь вперед, его член прижимается к моей точке джи, и я непроизвольно стону. Он тоже напрягается.