— И что это за место? — мое горло сжимается, и я умоляю себя не плакать. Этот разговор идет совсем не так, как я думала. — Ты всего лишь свидетельница, которая что-то видела, но его алиби доказывает, что это невозможно, — я будто падаю с огромной высоты. Все нервы, адреналин, волнение, предвкушение и эйфория сегодняшнего дня внезапно исчезают, оставляя меня в свободном падении. — Что? Нет, мы должны что-то сделать. Я видела его, Лео. Я, блять, видела его. Это я лежала на тротуаре, когда мою лучшую подругу резали, не в силах ничего сделать. Ничего. Я ничего не сделала. Только запомнила каждую линию этой проклятой татуировки. — Что это за алиби? Оно не правдивое. Это он, должен быть он, — мне не нравится, как отчаянно я говорю, но еще больше не нравится то, что Лео говорит дальше. — Я не имею права обсуждать эти детали. Мое тело вибрирует от ярости. — Ты издеваешься надо мной? — я огрызаюсь. — Я пережила худшую ночь в своей жизни, а ты «не имеешь права обсуждать» что-либо со мной? — я встаю, готовая к штурму, если этот придурок скажет еще одну идиотскую вещь. — Я уже рассказал тебе больше, чем следовало, Харлоу, — напряжение немного рассеивается, когда он извиняющимся тоном произносит мое имя. — Ты не должна знать, что Фокс является подозреваемым, не говоря уже о деталях его алиби. — Но, но… — я провожу руками по волосам, мои мысли летают вокруг, как чертовы комары летом. — Как он объяснит эту татуировку? Это не может быть кто-то другой. — Любой адвокат защиты, поверь мне, Фокс может позволить себе самого лучшего, и будет утверждать, что вы встречались с Фоксом раньше, и твой мозг неправильно запомнил детали, смешав воспоминания из-за травмы. Показания свидетелей, особенно если речь идет о травмирующем инциденте, как известно, ненадежны. Нам нужны неопровержимые вещественные доказательства, а у нас их просто нет. Мне жаль, Харлоу. — Мне плевать на твою жалость, — говорю я себе под нос, но, видимо, достаточно громко, чтобы он услышал, судя по тому, как дергается его челюсть. Я уже чувствую, как нечто приближается ко мне, вторгаясь в мою сущность. Онемение. Холодное и темное. Оно возвращается. — Можно тебя проводить? — в его вопросе звучит грусть. Я не смотрю ему в глаза. Не хочу видеть жалость, неуместное сочувствие. — Не утруждайся. Я мчусь в вестибюль, вспоминая вывеску туалета, которую заметила раньше. Запираю дверь и бегу по кабинкам, смывая каждый унитаз, пока шум не становится громким, чтобы перекрыть мои крики. Я кричу в гулком помещении до тех пор, пока вода не стихает. Кричу сквозь узел эмоций, застрявший в моем горле, и кричу, чтобы сдержать онемение. Может быть, на этот раз, если я буду достаточно громкой, достаточно сильной, то смогу запереть его. В комнате становится тихо, пока я перевожу дыхание и слушаю, как вода из крана раковины капает, капает, капает. Черт побери. Похоже, я буду выслеживать серийного убийцу в одиночку. ГЛАВА 3 Не плачьте из-за пролитого кофе Не знаю, был ли это кофе со льдом Venti с дополнительной порцией или тот факт, что время, наконец, как будто снова пошло вперед, но к тому времени, когда я рухнула на диван, я вычистила и привела в порядок каждый сантиметр квартиры — кроме ее комнаты. На это ушло шесть часов, несколько походов к мусоропроводу и остатки средства для посуды, но дело сделано. Я открываю банку пива и смотрю на пузырек с таблетками в своей руке. Я чувствую легкость, которой не испытывала с момента инцидента, и думаю, может быть, мне не нужны таблетки, чтобы заснуть сегодня. Это слабое чувство, но в воздухе витает искорка надежды. К черту полицию. К черту детектива Саксона. К черту фальшивые алиби и подлых адвокатов. И к черту Кэша Фокса. Потому что я сожгу его мир дотла и буду танцевать на пепелище. Я не успеваю выпить и половины пива, как засыпаю на диване. Только когда просыпаюсь под звуки птиц и утренней электрички за окном, понимаю, что впервые за две недели проспала ночь без снов. *** Я смотрю на ухмыляющегося мультяшного пса, который, честно говоря, выглядит обкуренным, красная бандана низко наброшена на его шею. Что ж, начало многообещающее. Когда я искала в интернете «Кэш Фокс», на экране появилась куча веб-сайтов, посвященных кредитам, и бизнес-страниц «Фокс Ньюс». Тогда я проверила результаты поиска по картинкам, и оказалось, что в фильме «Лис и пес» есть поющая группа собак во главе с псом-укурышем Кэшем. Когда я начинаю добавлять другие ключевые слова, такие как ресторан, бизнес и клуб «Персик», появляется еще больше. Я поглощаю каждую статью, которую нахожу, но только все больше и больше расстраиваюсь, когда в любой статье его рисуют как молодого, успешного бизнесмена, который возвращает честность в индустрию развлечений. Я вздрагиваю, потому что, судя по тому, что я знаю о «Персике», они, по крайней мере, отчасти правы. Когда Бет начала танцевать, она работала в четырех клубах за четыре месяца, прежде чем нашла «Персик». Каждый клуб был хуже предыдущего, менеджмент был кодом для наркоторговцев, девушкам не платили их долю половину времени, а охрана вмешивалась только тогда, когда кому-то грозила смерть. Если только клиент не был хайроллером3, то мужики практически не видели границ с танцовщицами. Бет сказала, что некоторые девушки выглядели несовершеннолетними, и те часто проводили время со взрослыми дядьками. Но в «Персике», по ее словам, она всегда чувствовала себя в безопасности. В каждой отдельной комнате были тревожные кнопки, и девушки могли даже заказать украшения со встроенными кнопками, если хотели. Наркотики были случайным явлением, но охрана позволяла это только давним и беспроблемным клиентам. Любого новичка, который приносил наркотики, выгоняли и заносили в черный список. Если танцовщицы хотели завести отношения со своими клиентами, им предоставлялась дополнительная охрана. Однажды они даже оплатили услуги адвоката, чтобы отмазать девушку от обвинения в проституции, когда на Джона донесла его мстительная жена. Все эти воспоминания только усиливали мой гнев. Этот ублюдок маскируется под борца за права женщин днем и убивает их ночью. Интересно, встречалась ли Бет с ним, что произошло, и поэтому ли он выбрал ее? Нашла ли она в нем харизматичного предпринимателя или увидела тьму, плавающую под поверхностью? У нее всегда была отличная интуиция в отношении людей. Одна из тех вещей, которые сделали ее такой замечательной танцовщицей. Она умела видеть, чего хотят люди, даже если это отличалось от того, что они говорили. Я вспоминаю одного мужчину, о котором она мне рассказывала. Он пришел, уже немного выпив, и очень настойчиво добивался приватного танца. Когда он оказался в зале, его манерность поутихла, и Бет сказала, что, похоже, он не очень-то хотел там находиться. Оказалось, что его жена сказала ему, что он ее больше не привлекает. Они влюбились еще в школе, и тридцать лет спустя, многое изменилось. Он больше не был звездным бейсболистом, а она — главной болельщицей. Они стали замученными родителями трех девочек, у них едва хватало времени на сон, не говоря уже о том, чтобы проводить время друг с другом. Вместо танца на коленях Бет научила его, как прикасаться к жене, что шептать ей на ухо, и дала ему несколько советов, которые наверняка понравятся его жене — подсказка, это клитор. В следующие выходные он пришел туда с женой, и Бет сказала, что они выглядели как влюбленные подростки с горящими глазами. Но это сделала потрясающая Бет, а не Кэш Фокс, и я начинала уставать от чтения статьи за статьей, воспевающих его дифирамбы. Разочарованная и злая, я стучала по клавиатуре: «Убийца Кэш Фокс». Страница загружалась мучительно медленно, и я уже хотела захлопнуть ноутбук, когда заголовок заставил меня вздрогнуть: 54-летний Фокс приговорен к пожизненному заключению без права досрочного освобождения за убийство губернатора. Как отец, так и сын? Мой пульс бешено скачет, когда я открываю статью десятилетней давности и начинаю читать… Эйден Фокс, 54 года, вел себя незаинтересованно, пока судья читал его приговор: пожизненное заключение без права на досрочное освобождение. Четверо его сыновей — Кэш, 23 года, Финнеас, 21 год, Роан, 16 лет, и Локлан, 9 лет — стояли с одинаково каменным лицом во время заседания. Старший из них, Кэш, был единственным, кто проявил эмоции после вынесения приговора, бросая непристойные слова и угрозы в адрес судьи, и был силой удален из зала суда. Фокс был обвинен в убийстве губернатора Олбрайта в кабинете губернатора в прошлом году. После двухнедельного судебного разбирательства присяжные признали его виновным. Обстоятельства и мотивы убийства остаются неизвестными. Фокс, крупный донор и давний сторонник Олбрайта, находился на личной встрече с губернатором, когда раздались выстрелы. Фокс заявил о самообороне. Офис Олбрайт не стал раскрывать подробности встречи. Общественное мнение по этому вопросу разделилось, поскольку вокруг Олбрайта давно ходят слухи о коррупции. Сам Фокс владеет несколькими известными заведениями в городе, включая ирландский паб «Лисье логово», получивший множество отзывов. Многие люди, с которыми мы разговаривали и которые регулярно общались с Фоксом, говорили, что он был хорошим соседом, щедрым и всегда готовым протянуть руку помощи. Адвокаты Фокса говорят, что вместо него владельцем заведения станет его старший сын. Однако наши источники в полиции говорят, что семья Фокс давно подозревается в организованной преступности. В 2005 году Фокс был обвинен в рэкете4, но так и не был осужден. Я закрываю ноутбук и опускаюсь на диван, в моей голове крутится миллион вопросов. Мафия?! Хотя, в этом есть смысл. Лео, похоже, уже знал о Кэше. И если он не просто бизнесмен, а качает бабки нелегальным способом, это объясняет, почему он может позволить себе «лучших» адвокатов и почему он неприкасаемый. Может быть, я влезаю не в свое дело? Я не могу отделаться от мысли, что все это закончится моей смертью где-нибудь в канаве. Разве не так поступают мафиози? Вырезают языки и убивают своих врагов? Несмотря на эту мысль, во мне пробегает пульсация чего-то опасно близкого к волнению. Абсолютно ужасная идея. И я обязательно это сделаю. *** В одной руке кофе, в другой — самые большие солнцезащитные очки, которые у меня есть. Я готова. Выйдя из кафе «Июньский жук», расположенного через дорогу от «Лисьего логова», я надела очки и заняла столик на улице с видом на ресторан. Притворяюсь, что листаю в телефоне, а на самом деле слежу за каждым входящим и выходящим человеком. Сейчас как раз время обеда, поэтому я предполагаю, что большинство этих людей — рабочие. Замечаю, что у многих женщин темные волосы. Я не знаю, важно ли это или просто совпадение, но все равно записываю. Я смотрела достаточно криминальных передач, никогда не знаешь, какая мелочь раскроет дело, и с Богом в качестве свидетеля я раскрою это дело. Над пабом находятся квартиры, дверь в подъезд прямо рядом. Немногие люди приходят и уходят, но я все равно запоминаю их. Я уже жалею о нескольких факторах, повлиявших на эту слежку. Во-первых, я так нервничаю, что случайно заказала горячий кофе несмотря на то, что сейчас самое теплое время весны. Во-вторых, я впервые за несколько недель надела джинсы и не могу удобно устроиться в этих смирительных рубашках для ног. Другие посетители смотрят на меня из-за шума, который я издаю, раскачиваясь на проволочном стуле. И это последнее, чего я хочу. Чтобы на меня обращали внимание. Я делаю неохотный глоток кофе и стараюсь вести себя так, будто не пытаюсь поймать серийного убийцу. Откидываюсь на спинку стула и пытаюсь выглядеть расслабленной и непринужденной. Кто-то внутри ресторана переключает табличку «закрыто» на «открыто», и я настораживаюсь. Он вообще регулярно здесь бывает? У него полно других дел, которые он должен проверять, как наверху, так и внизу. Что если, пока я здесь преследую его, он выслеживает свою следующую жертву? Меня переполняет тошнота. Будет еще одна жертва. Еще одна Бет. Внезапно это жалкое оправдание слежки кажется абсурдной тратой времени. Неужели я так долго была в оцепенении, что перестала осознавать серьезность ситуации, потенциальную опасность?