7 Четверг 8 июля – вторник 13 июля 2010 года В четверг он сходил в туалет. Конечно, с помощью мужчины-санитара и палки с резиновым наконечником. Но предложение о каталке, так же как и относительно ролятора, отверг кивком и помочился исключительно самостоятельно. Несмотря на штатив с капельницами, беспомощно висящую правую руку, плохо действующую правую ногу и головную боль. И почувствовал себя счастливым. Настолько счастливым, что в какой-то момент даже всхлипнул. Но на этот раз без слез. – Кончай распускать нюни, – пробормотал он вслух самому себе. – Ты же, черт побери, идешь на поправку. Иначе и быть не могло, поскольку им занимались вплотную, с использованием самых современных достижений медицины. В течение следующих дней кровать с Юханссоном возили по всевозможным отделениям, снимали его с нее и возвращали назад, опутывали новыми проводами, подводили к нему новые трубки и шланги, снова и снова брали у него кровь, опять и опять просвечивали его рентгеном, когда он, лежа на специальном столе, перемещался на нем вперед и назад в большой трубе. Его исследовали вдоль и поперек. Кроме того, светили ему в глаза, нажимали на тело в разных местах, сгибали его руки и ноги под различными углами, стучали по коленям маленьким металлическим молотком, чтобы сразу после этого провести его рукояткой ему по подошвам или колоть его тонкими иголками. Везде и по большому счету постоянно. Он познакомился со специалистом по лечебной медицине, и она показала ему самые простые начальные упражнения. И уверяла, что скоро они «совместными усилиями», буквально так сделав ударение на этих словах, «позаботятся о том, чтобы к его правой руке вернулись чувствительность, подвижность и сила, а правая нога действовала так же хорошо, как и раньше». А если говорить о лице, то оно уже возвращается к своему исходному облику. Более или менее самостоятельно, каким-то чудесным образом. Вдобавок она принесла с собой несколько брошюр, которые он мог почитать, а также маленький красный резиновый мяч в качестве тренировочного средства. Ему надо сжимать мяч правой рукой. И если у него сейчас нет никаких вопросов, ничего страшного, ведь им предстоит снова встретиться на следующий день. Ульрика Стенхольм уехала в отпуск. Всего на несколько дней, так что ему не стоит беспокоиться по этому поводу. Пока же им занимались ее коллеги. Молодой интерн, пакистанец по происхождению, и крашеная блондинка средних лет с большим бюстом. Она перебралась в Швецию из Польши двадцать лет назад и по большому счету всю жизнь работает кардиохирургом. Однако никто из них никоим образом не напоминает белку. Супруга Пия навещает его каждый день. Будь на то ее воля, она переехала бы к нему в палату, но Юханссон отговорил это делать. Одного визита в день вполне достаточно, а если случится что-то, требующее поменять такой график, она сразу узнает об этом. Он старательно уходит от любых вопросов относительно состояния его здоровья. Ему лучше с каждым днем. Скоро он станет точно таким, каким был всегда, и вообще нет причин для беспокойства. Как она сама чувствует себя, кстати? Пусть пообещает ему беречь себя. Не могла бы она принести его мобильный телефон, ноутбук и книгу, которую он читал, когда все случилось? Название он забыл, но она лежит у него на тумбочке в летнем домике. Пия делает, как он говорит. Однако книга, которую он ранее успел осилить до половины, если судить по закладке в ней, так и остается нетронутой. Оказывается, он понятия не имеет, о чем там идет речь. А начать ее снова не в состоянии. Не сейчас, позднее, пожалуй, когда он снова станет самим собой. В выходные приходят его дети, сначала дочь и зять, потом сын и невестка. Внуков им пришлось оставить дома, хотя он даже и не заикался об этом. Взамен они передают ему послания и подарки от них. Старшая (ей уже исполнилось семнадцать, и весной она должна окончить гимназию) написала ему длинное письмо, где призывает «лучшего в мире деда» завязывать со стрессами, вести спокойный образ жизни и больше отдыхать, «не реагировать на всякую ерунду», «не принимать все слишком близко к сердцу». Для придания большего веса своим словам она прислала также книгу по медитации и пиратскую копию компакт-диска с лучшими композициями медитативной музыки. Ее младшая сестренка передала сделанный ею рисунок. На нем Юханссон с перебинтованной головой лежит в кровати, окруженной людьми в белых халатах. Но выглядит он радостным и раздает указания, а сама она желает дедушке «быстрее поправиться». Их кузен, который на два года моложе младшей из внучек, напел ему на мобильный телефон песенку тонким мальчишеским голоском и передал половину своих субботних сладостей. Банановую пастилу в шоколаде и мармелад, липкие от детских ручек после определенных сомнений, судя по всему. Два его младших брата-близнеца в виде исключения потеснились на одном листе, нарисовали человечков и нечто, вероятно, по их замыслу, изображавшее солнце. Для близких он любимый супруг, отец, дедушка, а для него лучше, если бы они сейчас оставили его в покое, не видели в нынешнем беспомощном состоянии, лишили сомнительного удовольствия наблюдать жалость и беспокойство в их глазах. Попытки прочих любимых и дорогих навестить его Пия пресекла в корне. Ярнебринга, который звонит по большому счету постоянно, старшего брата, достающего его по телефону каждое утро и вечер и, кроме того, испытывающего острую нужду обсуждать с ним их дела. Всех других родственников, друзей, знакомых и бывших коллег, желающих знать о том, как обстоят дела. – Тебе не сладко приходится, дорогая, – говорит Юханссон и гладит жену по руке. – Но скоро все закончится. Я собираюсь попроситься домой в понедельник, сразу после выходных. – Мы вернемся к этому позднее, – отвечает Пия со слабой улыбкой. Поскольку он слышал данную реплику раньше, то знает, что в понедельник в любом случае ничего не получится. Хотя ему и становится лучше и лучше. Количество шлангов, трубок, проводов и уколов уменьшилось наполовину. Головная боль появляется все реже. Он получает почти все свои снадобья в виде разноцветных таблеток, разложенных в маленькие пластиковые чашечки, сам глотает их и запивает водой. А в понедельник старшая медсестра отделения выдала ему собственную переносную таблетницу. Важно научиться правильно обращаться со своими лекарствами, и чем раньше он освоит эту премудрость, тем лучше. Юханссон показал ее своей супруге в тот же вечер. Маленькую коробочку из красной пластмассы с семью узкими, отдельно закрываемыми отсеками по числу дней недели. И в каждом по четыре ячейки для утра, дня, вечера и ночи, а всего их двадцать восемь. Рассчитанных примерно на десяток таблеток в сутки. – Медаль – пожалуйста, пенсию – пожалуйста, но сначала – таблетница, – констатировал Юханссон с кривой улыбкой, которая у него сегодня выглядит совершенно натуральной. – Да, – согласилась Пия. – Значит, ты знаешь, что идешь на поправку. Потом она улыбнулась и губами, и глазами и выглядела столь же радостной, как и когда в первый раз улыбнулась ему. «Спасибо, что ты вернулся ко мне». 8 Утро среды 14 июля 2010 года В среду утром он встретился с Ульрикой Стенхольм, которая принесла исписанный пометками блокнот. – У тебя с собой мой приговор, – пошутил Юханссон, кивнув на ее записи. – Если ты в состоянии слушать, то… – Я готов, – подтвердил Юханссон, и внезапно его захлестнуло сильное и совершенно необъяснимое чувство. На сей раз радостное возбуждение. Доктор Стенхольм четко и методично излагает суть дела, словно читает лекцию в университете. У него образовался тромб в левом полушарии головного мозга, что привело к «частичному параличу правой стороны», и в результате, помимо всего прочего, «уменьшилась подвижность» его правой руки и снизились чувствительность, подвижность и сила правой ноги. Поскольку он прекратил дышать примерно на минуту, вероятно, мозговая функция также была нарушена на короткое время, но каких-либо необратимых повреждений найти не удалось. – В кратковременной остановке дыхания нет ничего необычного, и ее могут вызвать самые разные причины, – объяснила Ульрика Стенхольм. – Я вообще не понимаю, почему это со мной случилось. Я никогда не имел проблем с башкой. Даже почти не пользовался таблетками от головной боли. «И простата функционирует замечательно», – подумал он, но поскольку это не имело никакого отношения к делу, предпочел промолчать. – Проблема не в этом, – сказала доктор Стенхольм. – Проблема в твоем сердце. – В моем сердце, – повторил Юханссон. «О чем, черт возьми, она говорит? Небольшая одышка порой, при излишних физических нагрузках немного давило в груди, пожалуй сердечко чуточку пошаливало, могла слегка закружиться голова, когда он вставал слишком резко. В общем, ничего сверхъестественного. Обычно, чтобы прийти в норму, хватало нескольких глубоких вдохов и короткого сна днем. – Твое сердце, к сожалению, не в лучшем состоянии. Она изменила положение головы и кивнула два раза, чтобы подчеркнуть свои последние слова. – То есть тромб, в моей черепушке просто некий бонус, – сказал Юханссон. – Да, пожалуй, можно так сказать. – Она улыбнулась. – Теперь я должна объяснить подробнее. «Неплохой список», – подумал Юханссон, как только она закончила. Фибрилляция предсердий, нарушение сердечного ритма, увеличение сердца, аневризма аорты… Его мотор работал слишком надрывно и неровно плюс еще какой-то подарок, название которого он не запомнил, и все из-за того, что многовато ел, вдобавок чересчур жирную пищу, мало двигался, имел приличный избыточный вес и высокое кровяное давление, слишком много волновался, и у него зашкаливало содержание холестерина в крови. – Фибрилляция предсердий – главное зло во всей драме. Из-за нее образуются тромбы, – объяснила доктор Стенхольм, в то время как ее мина не оставляла никаких сомнений относительно наличия и массы других проблем у него в груди. – И что ты думаешь делать со всем этим? – спросил Юханссон. Сдаваться он точно не собирался. Особенно при мысли обо всех тех налоговых отчислениях на здравоохранение, которые ему пришлось сделать за долгую и нелегкую трудовую жизнь, тогда как симулянты разных мастей обкрадывали его при помощи своих доверчивых врачей. – Лекарства, – ответила Стенхольм. – Из тех, которые понижают кровяное давление, разжижают кровь, уменьшают холестерин, и ты уже принимаешь их. Но остальное, однако, придется делать самому. – Скинуть вес, избегать стрессов, начать прогулки, – перечислил Юханссон. – Видишь, ты все прекрасно знаешь. – Доктор Стенхольм улыбнулась. – Тебе надо начать заботиться о себе. Только и всего, ничего сложного. – И тогда я доживу до Рождества? – спросил Юханссон. У него стало радостно на душе, давно он не чувствовал себя так хорошо. С чего бы это? – Я серьезно, – произнесла Ульрика Стенхольм без намека на улыбку на лице. – Если ты не изменишь свой стиль жизни, и я имею в виду радикальные перемены, то умрешь. Если прекратишь принимать свои лекарства или даже будешь небрежно относиться к ним, боюсь, это случится довольно скоро. – Но тромб, который проник ко мне в башку, стал просто маленьким бонусом. Поскольку мое сердце внезапно закапризничало и начало доставать меня? – Он был предупреждением, – ответила она. – И ты еще легко отделался. У меня есть пациенты, получившие более серьезный первый звонок по сравнению с тобой. Проблемы с сердцем, вдобавок, возникли у тебя уже несколько лет назад. Разве твой врач не говорил тебе об этом? Доктор Стенхольм внимательно посмотрела на него. – Я регулярно проверяюсь. Ежегодно у меня слушают сердце и так далее, – объяснил Юханссон. – Но мой доктор обычно доволен мной. – Неужели никогда ничего не говорил? – Нет, – подтвердил Юханссон. – Только что мне надо меньше волноваться. Но никогда никаких лекарств, ничего такого. – Странный врач, если хочешь знать мое мнение. – Ни в коем случае, – возразил Юханссон. – Мы сто лет охотимся вместе. Ходим на лося в местах, где я родился и вырос. Он родом из соседней деревни. Его отец был ветеринаром в Крамфорсе. Сам он изучал медицину в Умео. Обычно осматривает меня, когда мы видимся на сентябрьской охоте. – Извини за назойливость, но он никогда ничего не говорил о твоем сердце? – Не-ет, – ответил Юханссон, его уже начало реально утомлять ее нытье, которому, казалось, не будет конца. – При нашей последней встрече он даже восхищался моим хорошим здоровьем. Завидовал мне. Сказал, что я, наверное, счастливый человек. – Восхищался? И в каком же плане?