Мадлен не сразу заметила, что ее дожидаются, а когда увидела, было поздно. Сердце болезненно сжалось. Камиль. Прислонившись к стене, полицейский посасывал длинную глиняную трубку. – Живет себе здесь, а мне не пишет, – насмешливо бросил он. Мадлен почувствовала, как все внутри ее наполняется желчью. – Я ждала вестей от вас, – прошептала она. Камиль изобразил удивление. Оттолкнувшись от стены, он подошел к ней: – Ах, она ждала! По-моему, я высказался предельно ясно. Я велел писать мне донесения не меньше раза в неделю. Но прошло уже больше двух недель, и… – Он продемонстрировал пустую ладонь. – Ничего. Мадлен пыталась успокоить дыхание. – Рейнхарта сделали королевским часовщиком. Задание, которое вы мне давали, выполнено. Обещанных денег я так и не получила. Камиль улыбнулся, вынул трубку изо рта и вдруг схватил Мадлен за руку, прижав чашечку с тлеющим табаком к ее запястью. Вскрикнув, Мадлен схватилась за обожженную руку и попятилась. Ноздри уловили запах подпаленной кожи. – Будешь работать до тех пор, пока не скажу, что хватит, – тихим хриплым голосом произнес он. – Пока не перестану поворачивать ключ. Мадлен скрипнула зубами. – Я сделала то, о чем вы просили. Собрала нужные вам сведения. И вдруг доктора Рейнхарта сделали королевским часовщиком. Я хочу получить заработанные деньги. Мне нужно возвращаться к племяннику. Я ему обещала, что через месяц вернусь. – Деньги получишь, когда докажешь, что тебе стоит платить. – Но вы говорили… – Я тебе сейчас говорю: ты продолжишь слать мне донесения и будешь делать ровно то, что я тебе велю. А если откажешься… – Он пожал плечами. – Ты знаешь, чтó бывает со шпионами полиции, которые не выполняют приказов? Они отправляются в Бисетр. И как правило, оттуда не возвращаются. Мадлен снова попятилась. Бисетр была самой страшной и отвратительной из всех парижских тюрем. Туда заключали убийц, безнадежно больных и буйнопомешанных. – Вы не посмеете… – Посмею, если понадобится, – пожал плечами он. – И что тогда случится с маленьким сорванцом Сюзетты? К кому он побежит, если тебя запрут на неопределенный срок? – Камиль продолжал смотреть на нее холодными глазами змеи. – Или же ты будешь делать то, что я велю. Гнев охватывал Мадлен, словно пламя. У нее не оставалось сомнений: Камиль обманул ее, как до этого Агату. Помахал перед ней пятьюстами ливрами, как кульком с конфетами. Ей так хотелось покинуть дом маман и спасти Эмиля, что она поверила. Теперь он готов сделать мальчишку предметом торговли, способом заставить ее подчиняться. Ее глаза наполнились слезами ярости, и Мадлен мысленно отругала себя. Почему ярость заставляет ее плакать, а не кричать во все горло? Камиль подумает, что победил. Судя по нему, он так и подумал. Достав фляжку, Камиль побрызгал водой на носовой платок и обвязал запястье Мадлен. Снова заговорил, уже мягче: – Я ведь не так много и прошу. Пока столько парижан голодают, ты живешь здесь сытенько, как кошка на кухне. У тебя есть работа и добрая хозяйка. В ответ мне всего лишь нужно, чтобы ты сообщала мне обо всем важном и о том, чем сейчас занимается Рейнхарт. Это весьма серьезно. – Откуда вы знаете? – сдавленно спросила Мадлен. – Я знаю, откуда к нему поступали заказы. Камиль по-прежнему держал ее за руку. – Тогда почему бы не обратиться к тому человеку? – Потому что я получаю приказы не от этого человека. Значит, Помпадур по-прежнему давала Камилю распоряжения, и даже она не знала, какой заказ сделал Рейнхарту Людовик. Странно, очень странно. Убедившись, что Мадлен поняла его слова, Камиль наклонился к ней. От него пахло табаком и винным перегаром. – У нашего короля странные пристрастия. Диковинные вкусы. Трудно полагаться на его суждения, ибо порой он сам не знает, чтó является для него наилучшим… Раз уж мы заговорили об этом, скажи: как твоя хозяйка? – В полном здравии и ясном уме, – ответила Мадлен, пытаясь отодвинуться от Камиля. – Неужели? Ты в этом уверена? – А почему вы спрашиваете? – Почему – тебя это не касается. Твое дело – рассказать мне. – О чем? – Куда она ходит, что делает, с кем видится, о чем говорит. – Ходит она только на уроки, а видится с отцом и месье Лефевром. – Ты вполне в этом уверена? – Камиль вопросительно поднял брови. – А я вот сомневаюсь в твоей уверенности. Мадлен вспомнила, как в последние дни изменилось поведение Вероники. Девушка стала молчаливой и часто отсутствовала дома. – Следи за ней попристальнее. Ходи по пятам. Читай все ее письма. Ройся в одежде. Ничего не упускай из виду и записывай каждую мелочь. Мадлен не понравился этот приказ. С чего бы этот внезапный интерес к Веронике? – Зачем это надо? И кому? – Зачем и кому – не столь важно. Делай то, что я велел. Через неделю напишешь мне отчет. – Месье, мне будет нечего вам сообщить. Вы же сами говорили: она наивная неопытная девушка. Так оно и есть. – И ты ей все больше нравишься, так? Думаешь, ее отношение к тебе останется прежним, если я ей расскажу, кем ты была прежде? – (У Мадлен похолодела кровь.) – Да. Думаешь, после этого она останется твоей подружкой? А что скажет ее отец, узнав, как ты обманывала его и всех остальных? Наконец, каким будет отношение слуг, если они обнаружат в Лувре паразитку? Думаешь, поймав полицейскую «муху», парижане станут сдерживаться? Мадлен вспомнила толпу, собравшуюся утром вокруг крикливого мясника. Все сходились во мнении, что полиция виновна в бездействии. И никто не захочет разбираться, почему она пошла в услужение к Рейнхарту и почему вела себя так, а не по-другому. Учитывая настроение парижан, ей и рта раскрыть не дадут. Попросту растерзают на куски. – И потому, я думаю, ты будешь делать так, как я сказал. Да? – Камиль не мигая смотрел на нее; Мадлен поняла, что снова очутилась у него в ловушке, словно паук, накрытый стеклянной банкой. – Кстати, где ты была? – Когда? – Сейчас. Куда тебя носило? Гнев пульсировал по жилам Мадлен, но она не подавала виду и спокойно ответила: – Жозеф, лакей Рейнхарта, разыскивает своего приятеля. Мальчишку-раба, который находился в услужении у скорняка. Я ему помогала. Камиль отпустил ее руку. – Надо же, завела себе дружка. Как мило. Шлюха, ставшая шпионкой, и раб, произведенный в лакеи. Кстати, для черномазого он очень даже ничего. Гнев придал ей смелости. – Так кто похищает детей? Почему полиция не ищет похитителей? Поведение Камиля изменилось. Он сам попятился от нее. – Какое отношение пропавшие дети имеют к тому, что я тебе поручил? Выполняй мое задание. Нечего приставать ко мне с вопросами. – Щеки Камиля раскраснелись, в глазах появился неистовый блеск. – Через неделю пришлешь мне отчет. За это время выведаешь, чем занимается Рейнхарт, и про его дочку тоже. А если не сделаешь… – Он вытянул руку и выразительно сжал пальцы в кулак. Будь у Мадлен побольше времени, она бы успела оправиться после встречи с Камилем. Но едва она вошла в луврский вестибюль, как туда почти сразу же вбежала Вероника, вернувшаяся с урока Лефевра. – Мадлен, что случилось? – спросила она, видя, как Мадлен держится за наспех перевязанную руку. – Ты покалечилась? – По собственной глупости. Кипятила воду для чая и пролила на руку. Мадлен сознавала, что ее голос звучит напряженно и неубедительно. – Покажи место ожога. Я перевяжу. – Не тратьте время, мадемуазель. Пустяки. Не впервой, – возразила Мадлен, чувствуя нарастающую панику. – Не отнекивайся. Считай себя моей первой пациенткой. Быстро идем со мной. Ослушаться Мадлен не могла и последовала за Вероникой. У нее гулко билось сердце. Мысли путались и разбегались, и ей было не придумать способа выбраться из ловушки, которую сама себе и устроила. Вероника привела ее в свою комнату, усадила на стул и завернула рукав, чтобы осмотреть ожог. Увидев красный кружок, она искоса посмотрела на Мадлен. Конечно же, Вероника сразу поняла: кипяток здесь ни при чем. Горничной казалось, что жар от ожога почти целиком переместился на ее лицо. Она отвернулась. Обе молчали. Тишина становилась все красноречивее. Мадлен понимала: еще один вопрос Вероники – и она расплачется или, того хуже, расскажет, кто она на самом деле и чем занимается в их доме. Потом Вероника встала, принесла мазь, осторожно наложила на место ожога и молча перевязала муслиновым лоскутом. – Спасибо, мадемуазель, – выдавила из себя Мадлен. – Не надо меня благодарить. Скоро у тебя все заживет.