— Нас накормили каким-то странным обедом, — сказала Ялда. — Мне кажется, там были черви. — Она передала жернов Аврелии, которая, надрезав ветку медовицы, выдавила из нее сгусток смолы размером с большой палец и начала смешивать его с мукой. Ночью, когда они обе уже лежали в постелях, Ялда рассказала Аврелии о сегодняшнем уроке. Каждый ребенок знал двенадцать основных символов, но новость о том, что на самом деле их в десять раз больше, была настоящим открытием. И следуя по стопам Клары, которая делилась своими уроками с Витой, Ялда решила передавать все усвоенные ею знания Аврелии. Но стоило ей описать всего три новых символа, как Аврелия с раздражением сказала: — Спи лучше, мне это не интересно. На следующий день Анжело начал обучать свой класс письму. Разбившись на пары, ученики использовали тот же прием, который Вито продемонстрировал Ялде в лесу: каждый из них царапал своего партнера заостренным пальцем, побуждая взять под контроль инстинктивное подергивание собственной кожи. Беглое знакомство с этой методикой немного помогало Ялде, но даже ей с Фульвио понадобилось несколько дней, чтобы отработать точное написание самых простых символов и научиться удерживать их на коже столько, сколько потребуется. Когда Ялда шла в школу, у нее на груди мелькали разные фигуры, а сама она мечтала о том, как однажды сможет написать у себя на груди то, что будет не стыдно сбрызнуть краской и перенести на бумагу. В последний учебный день третьей череды, когда ученики уже начали собираться в классе, к ним пришел другой учитель и сообщил, что Анжело заболел. Болезнь не была серьезной, поэтому вскоре он должен снова приступить к работе, но на сегодня его ученикам следовало вернуться домой. Ялда почувствовала разочарование; регулярные занятия по одиннадцать дней, за которыми следовал один выходной, стали для нее привычным делом, и перспектива двухдневной работы на ферме теперь казалась до ужаса скучной. Тяжелой походкой она уныло побрела к выходу со школьного двора, но тут Фульвио сказал: — А ты не хочешь посмотреть завод? Ялда обдумала его приглашение и не нашла причин для отказа. Когда они прошли деревню с востока на запад, на смену торговым лоткам, паркам и садам пришли склады и фабрики. Грузовики непрерывно сновали в обоих направлениях; Ялде еще ни разу не доводилось видеть так много машин в одном месте. — Как же ты спишь? — спросила она Фульвио. Он безучастно посмотрел в ответ. — Или по ночам этот шум прекращается? — Дело было не только в грузовиках; звон и тяжелые удары доносились со стороны большинства фабрик. — Не прекращается, — ответил он. — Но мне он нравится. Он успокаивает. Если наступает тишина, я просыпаюсь; если вокруг тихо, значит что-то сломалось. Повсюду их окружали деревянные и каменные здания, которые возвышались как минимум на два Ялдиных роста. Одни были блестящими и ухоженными, другие представляли собой низкосортные, слепленные кое-как постройки, но если не считать дорог, то практически каждая поступь окружающей земли была занята каким-то строением. Ялда понимала, что некоторые виды производства требуют укрытия от пыли и ветра, но ей пришлось бы серьезно напрячься, чтобы назвать хотя бы полдюжины. Как же мало она знает о собственном поселке, — подумала она, — не говоря уже о внешнем мире. — Вот это и есть перерабатывающий завод. — Фульвио указал на широкое каменное здание впереди. На некотором расстоянии от него был припаркован грузовик, лебедка которого была соединена со сложной системой блоков, с помощью которой контейнер, заполненный бурой рудой, поднимался к желобу, ведущему внутрь здания. — А зачем такие сложности? — поинтересовалась Ялда. — Почему бы просто не выгружать содержимое машин прямо там, где оно требуется? — Она указала на ту часть желоба, которая уходила внутрь завода. — Грузовики вынуждены соблюдать дистанцию, — объяснил Фульвио. — Либератор, который они используют, приходится растирать до тончайшего порошка, и в результате он постоянно просачивается наружу. Это опасно и для самих грузовиков, но если либератор попадет внутрь нашего конвейера, могут погибнуть люди. — О. — Поначалу Ялда резво шла вперед, но теперь ее шаг замедлился. — Не беспокойся, мы соблюдаем осторожность, — заверил ее Фульвио. — К тому же завод по производству либератора находится очень далеко. Когда они подошли ближе, гул машин и шум остальных фабрик потонули в беспорядочной какофонии. Фульвио провел ее ко входу, расположенному с противоположной от желоба стороны здания. Переступив через порог, Ялда стала вглядываться в темное пространство впереди; в воздухе висело плотное облако пыли, которая мерцая, принимала очертания бледных колонн, протянувшихся наискосок от грязных потолочных люков. Когда ее глаза привыкли к темноте, Ялда смогла рассмотреть длинную цепь неглубоких лотков, соединенных друг с другом в виде зигзагообразной линии, охватывающей просторное помещение. Рядом с лотками стояли люди, которые молотками разбивали руду на куски, отскабливали более мелкие камни с помощью зазубренных сит и быстрыми отработанными движениями пальцев очищали топливо от комков грязи. В общей сложности посреди всего этого шума и пыли трудились, по-видимому, четыре дюжины рабочих. Ялда потрясенно зарокотала. Убирать урожай было непросто, но работа занимала всего шесть дней. А это место было похоже на какую-то нескончаемую пытку. Фульвио, должно быть, заметил ее беспокойство. — Работа идет в три смены, — объяснил он, — так что все не так уж плохо. Раньше я им тоже помогал, пока не начал ходить в школу. А мой брат, моя сестра и моя ко работают здесь до сих пор. Ялда решила подождать, пока он сам их не представит, но потом поняла, что Фульвио был не готов так или иначе мешать движению руды между лотками по мере того, как она измельчалась и избавлялась от нежелательных примесей. — Твоя ко работает здесь? — спросила она. — Фульвия? Он показал на девочку, согнувшуюся над ситом. — А вон там мой брат Бенигно. — Стройный парень сметал оранжевую пыль в напольную решетку, тщательно отделяя рассыпанные остатки топлива от обычной грязи; даже если он и знал, что Фульвио за ним наблюдает, то не подал вида. — Бенигна и мои двоюродные брат с сестрой работают в следующую смену. — Где твой отец? — В кабинете, вместе с моим дядей. Мы не должны их беспокоить. Ялда попятилась к свету. Фульвио последовал за ней. — Не понимаю, что тебя так расстроило! — воскликнул он. — Ведь твои брат и сестра до сих пор работают на ферме, разве нет? — Да. — Всем нужно где-то работать, — заявил Фульвио. — Чтобы не умереть от голода. — Я знаю, — согласилась Ялда. — Но ведь наша жизнь стала такой беззаботной… — В школе нас просто готовят к другим профессиям. Чего нам стыдиться? Ялда не знала, что ответить. Немного помолчав, она сказала: — А разве нельзя разбивать камни с помощью машин? — В шахте машины используются, — объяснил Фульвио. — Но как только кусочки руды уменьшаются до определенного размера, держать рядом с ними либератор становится опасным. — Должен же быть способ получше людей с молотками. Фульвио развел руки. — Может, и есть. И может быть, я его найду, когда выучусь. Ялда сказала: — Мне, наверное, уже пора домой. — Я провожу тебя в поселок, — настоял он. — Не хочу, чтобы ты заблудилась. Ялда не возражала. Пока они шли, она задумалась о том, что именно ожидала увидеть на топливоперерабатывающем заводе, если не эксплуатацию детского труда. Что перед ней раскроются какие-нибудь удивительные тайны света? Ни Фульвио, ни его семья не знали, как горючее превращается в свет — во всяком случае, разбирались в этом не больше, чем сама Ялда в свечении растений. Половина из того, что происходило прямо у них на глазах, оставалось таким же таинственным, как и самые далекие звезды. Когда они уже подходили к деревне, Фульвио повернулся к ней и спросил: — У тебя уже есть какие-то планы? Насчет твоих детей? — В смысле? — Ялда с удивлением посмотрела на него. — Планы на их счет. Кто их будет воспитывать, кто их прокормит? Ялда почувствовала, что ее кожа напряглась, будто бы пытаясь отогнать его слова, как надоедливых зудней. — До этого еще очень далеко, — ответила она. — Конечно, — согласился Фульвио. — Мне просто было интересно — может быть, у тебя уже есть какие-то идеи. Ялда сказала: — Спасибо за экскурсию. Увидимся в школе. Добравшись до пустынной восточной дороги, Ялда начала тихонько рокотать про себя. Она подумала, что превращается в Клару, таинственный эталон знаний и дружбы из отцовских историй о жизни ее матери. Но что стало с самой Кларой? У Ялды никогда не хватало смелости, чтобы спросить. Джусто собирался эксплуатировать ее силу для работы на ферме, пока она не последует дорогой мужчин, но какой смысл бежать от этой судьбы в мир, где потенциальные супруги уже сейчас пытались примерить ее будущих детей на роль расходного материала для заводов и фабрик? Ялда дошла до боковой дороги, которая вела обратно на ферму, но не свернула, а продолжила идти дальше. Она нашла укромное местечко на соседском поле, зная, что здесь ее никто не побеспокоит. Ялда опустилась на колени и припала к земле рядом с кустом медовицы, позволив острым веткам уткнуться в ее кожу, пока, наконец, мышцы, окружавшие место контакта, не начали дергаться вперед-назад, отчаянно пытаясь избавиться от помехи. Третий символ из третьей дюжины был одним из самых сложных — полный рисунок одиноко стоящего человека с двумя ногами и четырьмя руками. Собранный, сдержанный, не вооруженный никакими инструментами. Четыре руки могли быть нужны для равновесия, а может быть, и для красоты. Ялда не вставала с колен и продолжала стоять, опираясь на куст — от досады она кричала, проклиная свои глупые, никуда не годные каракули. Проще, когда у тебя есть учитель и партнер по письму; проще, когда можно сделать передышку и есть тот, кто готов научить и поддержать. Но когда Солнце уже пересекло полнеба, образ из памяти, наконец-то, был запечатлен у нее на груди — пусть неидеально, но вполне разборчиво; теперь она могла распоряжаться им по своему желанию. Глава 3