– Почему ты спишь на полу? – спрашивает мальчик. – Не знаю, – отвечаю я и утыкаюсь головой в пол, пытаясь подняться. – Для частного сыщика ты плоховато переносишь газировку для взрослых, – Харви хихикает над чашкой горячего кофе и ставит её на стол над моей головой. – Настанет день, – усмехаюсь я и хватаюсь за стул, чтобы наконец встать, – ты только дай мне время. – Папа, он что, вчера напился? – мальчик смотрит на меня, а затем на отца. Харви подходит ко мне и помогает подняться. – Ну, что-то такое явно было, – с улыбкой произносит он. – Который час? – спрашиваю я и обжигаю губы горячим кофе. – Скоро полшестого, петух уже пропел, – отвечает Харви, – мы выходим через десять минут. В голове стучит, носовые пазухи будто залило цементом, щека болит дьявольски. – Сегодня на улице сыро, – говорит Харви, отхлебывая кофе. Он выглядит на удивление свежим и расторопным, несмотря на вчерашний вечер. – Я отложил для тебя комплект термобелья, можешь надеть его, а еще ботинки и шапку. – Он снова улыбается: – От холода. – Спасибо. Меня трясёт от вида из окна. На улице всё ещё темно, разве что тусклый утренний свет над вершинами самых высоких гор напоминает, что скоро наступит день. – No problem, man[9]. Харви поднимает кружку с кофе за моё здоровье. Я выпиваю ещё пару глотков, но боль в диафрагме и всеобъемлющая тревога, которые появляются перед приёмом утренних таблеток, заставляют меня подняться и направиться в ванную. Тот, кого я вижу в зеркале, с легкостью вынудил бы любое чудище из преисподней с криками вернуться обратно. Я достаю утреннюю дозу таблеток и запиваю её водой из-под крана. После этого я выдавливаю полоску детской зубной пасты на указательный палец и искренне пытаюсь почистить зубы. Остальное обойдётся. Какой смысл зацикливаться на недостижимом? На пути к прихожей я встречаю мальчишку снова. – Эй, ты! – подражая отцу, он скрестил руки на груди, опираясь телом на своё бедро. – Что это: красное и говорит буль-буль? Я в отчаянии гляжу на него, надеясь, что тот поймет, что душевно болен и должен немедленно исчезнуть с моего пути, но, кажется, никакого эффекта это не даёт. Так что я сдаюсь, улыбаюсь и отвечаю: – Хм, есть, кажется, такой буль-буль, он ещё красного цвета? – Дурак! Это брусника на лодке с подвесным мотором! Ха-ха-ха-ха-ха! Всё вокруг посерело. Даже дома в жилом квартале как будто выцвели. В саду на крыше кормушки сидит сорока и смотрит на нас, наклонив головку. Она улетает прочь, как только Харви запирает автоматически замок своего пикапа. Он заводит машину, и мы выезжаем на извилистую дорогу, минуя центр и направляясь к лодочным сараям у залива. Вчерашний ветер улёгся, но на улице стало холоднее. Воздух сырой, трудно дышать, не откашливаясь. Боль в щеке пульсирует и, разумеется, не проходит. Кроме того, пора признать, что моя пищеварительная система находится в состоянии коллапса, и боли в животе, которыми я страдал в последнее время, не пройдут сами по себе. – Я тебя захвачу, как только закончу дела на ферме, – говорит Харви. – Хорошо, – отвечаю я и одновременно с этим замечаю пожилого мужчину в лодке из стеклопластика, который движется к берегу. Как только лодка причаливает, старик выпрыгивает на сушу и принимается тащить лодку на берег. – Тебе помочь, Юханнес? – Харви спускается к мужчине, тот качает головой и вытаскивает контейнер с рыбой, которую начинает потрошить прямо на гальке. – У меня с собой настоящий частный детектив, – говорит Харви, опёршись о планширь, пока Юханнес вспарывает живот крупной треске и вытряхивает её внутренности. На рыбную сушилку над сараями присела пара чаек. – Он здесь, чтобы найти датчанина, который жил на маяке. Юханнес снова бросает на меня взгляд, а затем качает головой и выбрасывает требуху в море, а одна из чаек взлетает с сушилки и пикирует в нашем направлении. – Датчанин мёртв. – Да, но… – начинает Харви, но Юханнес перебивает его, бросив выпотрошенную треску в контейнер и вытащив себе новую. – Ты же знаешь… – Юханнес сжимает губы, как будто кусая внутреннюю поверхность щёк, – в это время года Драугр сплавляется на самых гребнях волн. Грядут шторма, – он ножом вспарывает рыбий живот, вытаскивает содержимое и бросает требуху в море. – Так что следи за своим южанином. Ты же помнишь, что случилось с русским траулером в прошлый раз, когда была непогода. – Он не южанин, – слегка посмеиваясь, отвечает Харви, – он исландец. – Вот как, – Юханнес достаёт из лодки новый контейнер с рыбой и ставит его на гальку между нами, – а что, есть разница? Он садится на колени и продолжает потрошить улов, а мы возвращаемся к сараям. – Кто такой Драугр? – спрашиваю я, пока мы с Харви на пути к маяку рассекаем волны на его лодке. В последние минуты снова поднялся ветер, и я хватаюсь за веревку, чтобы удержаться на месте. – Ты разве не слышал о духе, который плавает на половине лодки в рыбацком кожаном костюме? Его появление предвещает смерть. – Похоже, он отличный парень, – отвечаю я и натягиваю шапку на лоб, – легкомысленный старший брат Юханнеса, наверное? – Океан даёт, океан и забирает. Здесь у нас старые поверья хранятся бережно, когда бушуют шторма. Наш мир полон тайн, Торкильд Аске. Особенно здесь, на севере. У вас в Исландии разве не ходят такие легенды? – Ну конечно, ходят. Он сбавляет ход и оборачивает ко мне: – Ты веришь в духов, Торкильд? – В духов? – Призраки, души умерших, которые бродят по Земле, и все такое? – Я… – начинаю я, но не договариваю. На мгновение я замираю, прислушиваясь к ощущению порывов холодного ветра на моём лице. – Помню, когда я был маленьким, – Харви останавливает лодку, чтобы та качалась в такт неспокойному морю, – из леса вокруг нашего домика в Миннесоте доносился детский плач. Он приходил зимой, когда замерзали болота и озёра. Горькие всхлипы отдавались эхом между стволами деревьев, когда морозный туман опускался над лесом. Волосы дыбом вставали, скажу я тебе. – Да уж, – бормочу я, судорожно обводя взглядом тёмную гладь воды. – Потом несколько мелких озёр осушили, чтобы построить коттеджный посёлок. Копатели нашли скелет ребёнка в одном из водоёмов, который, по их мнению, пролежал там более ста лет. После этого в лесу стало тихо. Что ты об этом скажешь? – Не знаю, – я поднимаю взгляд к небу, по которому из-за горизонта выплывают тёмные тучи. Перед нами стоит маяк и пара домов на острове. Я замечаю статую на возвышении: четырёхугольник с кругом на верхушке; её поставили на самое остриё одной из скал. На четырёхугольник кто-то повесил рыболовные сети, и они слегка колышатся на поднимающемся ветру. – Вдова, – констатирует Харви и снова заводит лодку. Он берёт курс к причалу, наконец выплывшему из серого тумана, – произведение из серии работ современного искусства, которой местные власти наводнили город и нашу деревню пару лет назад. Одним летом сюда приехал француз и поставил туда фигуру, а потом уехал. – Ты часто там бываешь? – Нет, там ведь ещё с восьмидесятых пусто. Я пару раз заглядывал туда, когда там поселился датчанин, вот и всё. – И как он тебе? – Способный столяр, – отвечает Харви. – Когда мы встретились в первый раз, я возвращался домой с фермы. Я увидел, как он из последних сил перетаскивает на спине эти чёртовы окна, от волнореза к главному зданию, одно за другим. Тройная оправа, морозостойкая прокладка и бог знает что ещё. Чертовски тяжёлые. Стоили, наверное, целое состояние. Я помог ему поставить их в баре. Fantastic[10]. Нет, он был не из тех, кому не хватает амбиций. – Когда ты видел его в последний раз? – За пару дней до того, как он пропал, – Харви поглаживает свою щетину, – мы встретились в видеомагазине. Он хотел узнать, какой цемент я использовал для бетонированных ботинок на своей ферме. Думаю, он хотел укрепить причал. Я вижу, как бьются волны о причал перед нами. Некоторые столбы, кажется, прогнили насквозь, и вся эта конструкция шатается в такт движению воды. Те, что подальше от берега, уже сломаны, они торчат, из беспокойного моря, как гнилые зубы. Харви бросает взгляд на небо и качает головой. – Плохи дела наши, – говорит он. – Очень плохи дела. Тучи собираются, как будто огромная крышка сейчас накроет котёл, и кажется, что снова темнеет, хотя день только начался. Лодка трещит по швам, встречаясь носом с резиновой прокладкой на длинной стороне причала. Выбравшись из лодки и встав на твёрдую землю, я ощущаю, как у меня сосёт под ложечкой. Голова начинает кружиться, и я вцепляюсь в свой рюкзак, пытаясь найти что-нибудь, за что можно ухватиться. Через мгновение начинает идти снег: большие плотные снежинки спускаются с пасмурного неба и, приземляясь, тают. – Похоже, Юханнес был прав, – доносится голос Харви, который отплывает от причала и всё глубже погружается в снежную кашу. – В чём же? – В том, что дело идет к непогоде. Харви говорит что-то еще, но гул мотора и ветер уносят его слова прочь. Лодка издаёт грозный рёв и скрывается вдали. Я ещё сильнее вцепляюсь в рюкзак и направляюсь к главному зданию, склонив голову против ветра. Глава 15