– Ничего, – замотал головой он, и брызги с волос долетели до моего лица. Порой, когда я смотрела на его торс, над которым он явно работал не один год, чтобы получать свои контракты от модельных агентств и роли в фильмах, мне казалось, что это не я должна находиться с ним рядом. Но Страуд всегда разуверял меня в этом. Он напоминал, что моя красота и очарование внутри. И когда я улыбаюсь, или шучу, или совершаю глупости, то более идеального и совершенного человека для него нет во всем мире. И он очень боялся потерять меня и те чувства, которые я в нем пробуждала. Романтичные розовые сопли я не любила, но когда говорят такое, то поневоле начинаешь думать, что ты прекрасна. И все же сказать в ответ «люблю» это никак не помогало. Внутренне что-то сдерживало меня, заставляя просто улыбаться и прятать глаза. Том прилег со мной рядом на кровать, я повернулась к нему и улыбнулась. – Не думал, что девушка в халате на пять размеров больше ее собственного так сексуально смотрится. – А говорил, ничего не задумал, – усмехнулась я. – Я просто сделал тебе комплимент, – он придвинулся ближе. Я пыталась вникнуть в суть фильма, а рука Тома пыталась гладить мое колено. Уголком глаза я посмотрела на него, но он смотрел в сторону руки, которая медленно начинала подниматься, при этом нежно лаская бедро. – Что ты хочешь, Том? – подозрительно прищурившись, спросила я. – Ни-че-го, – еще раз повторил он. Рука вынырнула из-под халата и развязала узел пояса. – Я смотрю фильм, – предупредила я, делая серьезное лицо и всматриваясь в картинку на экране. Мне не нравилось, что у него легко получалось манипулировать мной с помощью секса. – А я просто хочу посмотреть на тебя, – непосредственно ответил он. Он распахнул мой халат и присвистнул. – Том, ты точно что-то задумал, – я рассмеялась, схватила полы халата и запахнула его, тут же оказавшись под весом самого Страуда. Он смотрел на меня сверху вниз, а в его глазах сверкали искорки желания. Он наклонился ко мне и поцеловал в шею, шепча: – Ты самая красивая русская девочка. – Ну да, – буркнула я. – Наверное, если сравнить меня с другими девочками… Том не дал договорить, закрывая мне рот поцелуем, а я, задыхаясь, пыталась отстраниться от него. Наконец он прервал поцелуй и серьезно взглянул мне в глаза. – Ты поедешь со мной в Лондон? – с усмешкой спросил он. – Серьезно? – Я помотала головой. – Ты опять? Он сделал невинный вид, но не остановился, добиваясь согласия всеми известными ему способами. * * * Я непроизвольно улыбнулась, вспоминая тот день и мое обещание приехать в августе на две недели в отпуск. А там посмотрим, стоит ли оставаться дольше и возиться с получением визы. Сейчас, лежа в SPA на кушетке рядом с Лиззи и получая удовольствие от умелых сильных рук массажиста, я вспоминала именно Тома и то, как он мог меня развеселить. – Чему ты улыбаешься? – поинтересовалась сестра Натана. – Так, – ответила я, – кое-что вспомнила. Крепкий и мускулистый парень, массирующий ноги Лиззи, пытался прислушаться к нашему разговору, хотя, похоже, понимал по-английски только отдельные слова, это никого не волновало. Подруга развалилась на кушетке, широко раскинув по сторонам руки и положив голову набок, чтобы видеть меня, я тоже приняла положение, в котором отлично ее видела. – Ты счастлива, – констатировала она. – Ну да, – усмехнулась я. – Почему нет? – Чего не скажешь о Джонатане. – Она брякнула это так неразборчиво и быстро, думая, вероятно, что я не пойму слов. Но я услышала и поняла, но сделала вид, что все произошло именно так, как она хотела. – Могу я спросить? – продолжала она. – Конечно. Все что угодно. – Что же такого Лиз может спросить, что требует моего устного разрешения? И при чем здесь Коул? – Ты все еще злишься на Джонатана? «Нет, конечно, – хотела крикнуть я. – Я злюсь только на себя из-за того, что забыла, с кем целовалась». Но прикусила язык, потому что вроде как не должна была даже вспоминать об этом после нашей последней встречи с Томом. И я давно должна была забыть обо всех своих глупых мечтах. – Нет, – ответила я, стараясь, чтобы голос совсем не дрожал. – Я давно простила его. Даже за поцелуй, который он подарил мне из жалости, уже стерся из памяти. Брови Лиз наигранно приподнялись в удивлении. – Не будешь же ты отрицать, что ты ничего не знаешь про это происшествие? – мне хотелось подловить ее на лжи, которую она уже собиралась мне втюхать. Лиззи отвела взгляд, но тут же ретировалась: – Пф-ф… А с чего, собственно, ты решила, что он был из жалости? – А по какой другой причине твой секси-шмекси братишка поцелует свою фанатку, смотрящую на него, как пес на любимую косточку? К тому же у которого есть определенные романтические отношения с другой секси-шмекси актрисой. Ах да! Возможно, еще по глупости. Том считает… – А, Том… – сделала вывод она, чем просто выбесила. – Что ты имеешь против? – Так ты и Том… – задумчиво произнесла Лиззи. – Да. Том и я, мы вместе. И он любит меня, – с гордостью сообщила я. – А ты? – не унималась она. – И я тоже… Она фыркнула и отвернулась от меня. – Надеюсь, ты будешь счастлива, – выдохнула Лиз, даже не развернувшись. – Я уже счастлива, – заверила я. Больше разговор к этой теме не возвращался. Мы болтали обо всем: о карьере Лиззи, о Клер, о Брендоне, о Лондоне, но ничего больше о Джонатане, Томе и моем к ним отношении. Это было очень странно. Я размышляла и пришла к выводу, что Лиззи Коул что-то скрывала. О чем, возможно, ее попросил брат. Все эти ее мимолетные взгляды, будто пытающиеся застать врасплох, изучающие мою реакцию, пустые разговоры, которые исследуют почву на предмет мин. И все же про Тома она спросила, но как бы между прочим, а потом таким же тоном заявила, что желает нам счастья. Ее неискренность злила больше всего, хотя я знала, что это всего лишь глупая английская вежливость. Три дня с Лиз пролетели быстро. Дни в разговорах, вечера с книгой или, если была возможность, в зале для банкетов. И вроде бы физически я отдохнула, но морально сгрызала себя до костей. Я не могла перестать думать о Джонатане, о той мизерной ничтожной зацепке, которую подбросила мне его сестра своим вопросом. Я никак не могла догадываться, что он значил, и не хотела выспрашивать у нее. Может быть, это было глупо, но я хотела все забыть, хотела строить отношения с тем, кому была интересна, а не витать в облаках, надеясь на всего лишь свои предположения. И вот теперь, стоя в очереди на регистрацию и болтая о всякой ерунде, которая сейчас совершенно мешала моменту, я вдруг поняла, что все это время она пыталась мне намекнуть на что-то, от чего я так упорно открещивалась и бежала. Она рассказывала о том, как прошло ее выступление, о крепких русских мужчинах, за спиной которых не страшно спрятаться, потому что такие крепыши точно не дадут упасть в грязь лицом. О том, что в России очень приветливые и дружелюбные люди, о том, что такой красоты, как здесь, она никогда не видела и что обязательно приедет сюда еще не один раз, но теперь уже посетит прекрасный Питер, о котором ей много рассказывали. Честно, мне хотелось ее быстрее отправить назад, в Лондон и не слушать этой ерунды, потому что смысла в этих словах не было, а нарастающая тревога норовила выплеснуться и превратиться в извержение вулкана со всеми сопутствующими последствиями. Кажется, Лиззи так улыбалась, что у нее, должно быть, сводило скулы, но она не переставала этого делать и плюс все время болтала так быстро, что я порой не успевала понимать, о чем она тарахтит. И когда мы дошли до зеленого коридора и паспортного контроля, я уже хотела выдохнуть с облегчением, клюнуть ее в щеку и отправиться домой. И все вроде бы шло по плану. Она поцеловала в щеку, сказала благодарственную речь, мило прослезилась, вытирая уголки глаз, от чего мне хотелось закатить свои к потолку. Еще раз обнявшись со мной, она отдала паспорт и пошла на досмотр, а я развернулась и пошла к выходу, чтобы покинуть здание аэропорта. Но тут ее пронзительный крик разрезал общий гул аэровокзала. – Стася?! Стася, подожди! Лиззи заставила меня остановиться. Я развернулась на крик и увидела, как она выбегает ко мне назад. Как ее останавливает персонал аэропорта, ругнувшись сквозь зубы. Как она объясняет что-то мужчине в пиджаке и опять зовет меня: – Стася, подожди! Я стояла и смотрела на все это как на плохую драму. Потом все же опомнилась и подошла ближе, уже зная, что ничего хорошего ее слова мне не принесут. – Ты сошла с ума? – наконец выдавила я. – Девушка, пройдите на паспортный контроль, – сказал строго один из охранников. – Вы уже перешли черту досмотра. – Дайте минуту. Мне нужно сказать кое-что важное, – заторопилась Лиз. – Я должна это сказать. Она поправила куртку и джинсы, отбросила назад волосы, сделала вдох, спокойно выдохнула, посмотрела мне в глаза, где, скорее всего, встретила непонимание и укор. Ее щеки порозовели, она опустила глаза, потом опять посмотрела на меня и, взяв меня за предплечье и выдохнув, сказала: – Его поцелуй был не из жалости. Это было ответное чувство. Ответное, понимаешь? Я смотрела на Лиззи, но никого и ничего не видела. Может быть, я должна была обрадоваться или хоть что-то сказать в ответ, но я просто молча смотрела на родинку на ее подбородке и ничего не хотела говорить и слышать. А она продолжала: – Он не хотел показывать свои чувства. Но они есть. Поверь. Поверь и прости. Прости за то, что сказала это. Я его долго допрашивала, но он просил ничего не говорить тебе. Я и не хотела. Просто это неправильно.