Она пожала плечами, облизывая ложечку от мороженого. – Да нечего рассказывать. Лекция была в музее русского импрессионизма, отличный лектор, кстати. Будет целый цикл о женщинах-художницах начала двадцатого века, и я взяла абонемент. Ещё с января я пойду на курсы живописи, только надо будет всё купить – бумагу, кисти, краски, всякое такое. – Отрываешься, – кивнула я. – Отрываюсь, – согласилась она. – И с таким удовольствием!.. Осуждаешь? – Даже не думала. Наоборот, очень за тебя рада. Мама помолчала, потом спросила с некоторым сомнением: – А ты… Ты вообще какую-то личную жизнь планируешь? – Ма-ам! – Не мамкай мне, лучше отвечай! Тебе почти тридцать лет, у тебя ни подруг, ни мужчины, ничего нету, кроме школы твоей… дурацкой, – добавила она совсем тихо. – И ладно бы, сменила музыкалку в Москве на… я не знаю, оркестр в Париже! Так нет, такая же школа, только в Нью-Васюках. – Мам, ну сама подумай, зачем оркестру в Париже нужен преподаватель сольфеджио? К ним в очередь настоящие музыканты стоят! А подруги и мужчины должны заводиться сами. – Ага, как тараканы, – мама шмыгнула носом. – Вот права была твоя бабушка, ты у нас сферический конь в вакууме, – тут у меня заиграл телефон, и она махнула рукой. – Иди уже, разговаривай. Звонила Эсфирь. – Ты представляешь, – протараторила она, едва поздоровавшись, – этот гад поставил мне на субботу три пары! С десяти утра! – Вот правда, гад, – согласилась я. – Сочувствую. Рассказывай, как живёшь? Что вообще там вы все? – О-о-о! – простонала Эсфирь. – Как я тебе завидую, что ты ушла! У нас та-акое!.. Мы разговаривали минут сорок. Уже давно навалились сумерки, а подруга продолжала делиться наболевшим: часов много, расписание максимально неудобное, с «окнами», еженедельные совещания по полтора-два часа, программу концерта на каникулах зарубили и перекроили полностью, нужно срочно репетировать новое, а ведь выступать не где-нибудь, а в малом зале Гнесинки! Выдохшись, она замолчала и спросила слабым голосом: – А ты-то как? Мы с мамой посмотрели какой-то старый фильм с Бельмондо, выпили по чашке чая с остатками пирожных и расползлись по кроватям. Я уже засыпала, когда мой телефон затрясся в беззвучном режиме. – М-м? – открывать глаза и смотреть, кто там, сил не было. – Тата, ты завтра приедешь? – спросил мужской голос. – Ну да, – ответила я автоматически; потом всё-таки взглянула на экран, там было написано «Стас». – Привет, а ты чего звонишь? Встретить хочешь? – Встречу, – ответил он. – В Твери встречу, позвони, когда в поезд сядешь. – Ладно, а что случилось? – Может, и ничего. Расскажу по дороге. Спокойной ночи! И он отключился. – Волнуйтесь, подробности письмом? – спросила я у замолкшего аппарата. – Грузите апельсины бочками? А мне тут про коня в вакууме толкуют! * * * Ночной звонок Стаса Бекетова меня почти и не разбудил, зато ранним утром истошный вопль телефона вторгся в самую середину сна – отличного сна, кстати говоря, что-то про летний лес, реку и синее небо. С трудом нашарив трубку, я прохрипела в неё: – Слушаю… – Тата, доброе утро! Это Ринат Давлетов, мы вчера встречались. Надеюсь, я вас не разбудил? – Доброе утро, Ринат, – самое трудное, когда тебя будят в воскресенье – это быть вежливой. – Ну что вы, я давно занимаюсь делами. – Прекрасно. Тогда нам с вами надо было бы встретиться. Вы ведь сейчас в районе Маяковки? – Ну да, примерно так. – Отлично. Тогда жду вас через час в кафе «Чайковский», знаете? – Знаю. Только через час я никак не смогу, не раньше, чем через два. – Хорошо. Тогда в четверть двенадцатого в «Чайковском»! до встречи. Он отключился, а я отложила телефон и беззвучно выругалась. На это утро у меня были совершенно другие планы, я собиралась безмятежно лениться! И интересно, кстати… Снова взяв в руки аппарат, я посмотрела на боковую кнопку: хм, звук включён. А я отчётливо помню, что вчера перед сном, как и всегда, его отрубила. – Ну и что это за фокусы? – спросила я у аппарата. Ничего детище корпорации «Эппл» мне не ответило… В одиннадцать часов четырнадцать минут я вошла в кафе. Рината увидела сразу, он сидел справа в глубине зала. Перед ним стоял раскрытый ноутбук, большая прозрачная кружка с капучино и тарелочка с пирожным. Когда я подошла, адвокат встал и отодвинул для меня стул. – Закажете что-нибудь? – Спасибо, нет, я из дома. Так что случилось, почему вдруг вы с такой срочностью меня вызвали? – Вы вчера кое о чём просили… Нет-нет, не перебивайте! – я послушно закрыла рот. – И у меня есть некоторые сведения. Причём такие, что мне хотелось обсудить их с глазу на глаз, а не по телефону и не по электронной почте. Вы ж сегодня уедете в этот ваш городишко? Ну вот… – Ринат прервался, чтобы отпить глоток кофе. – Но дальше возникает вопрос: всё, что вчера выяснили мы с Олегом, было бесплатной услугой, оказанной старинному другу, Стасу. Дальнейшие действия могут оказаться… затратными, скажем так. Вы готовы платить? – Зависит от суммы, но в принципе – да, – тут я осознала всё сказанное, а не только последнюю фразу. – Погодите-ка, вам что, уже удалось что-то выяснить? Когда? – Вчера после нашей встречи. Вам, Таточка, невероятно повезло: ваш знакомец ухитрился найти единственную в Москве риелторскую компанию, за спиной которой никто не стоит. Олегу довольно было позвонить сослуживцам из ОБЭП… – А так бывает? – Представьте себе, – Ринат откинулся на спинку стула и довольно усмехнулся. – Теперь хотелось бы понять, чего именно вы хотите добиться. Сразу предупреждаю, что вернуть ситуацию в исходное состояние не получится; квартира была продана законным образом и сразу же столь же законно перепродана. А вот потребовать компенсации за ненадлежащее исполнение условий договора мы можем. Наверное. Хотя в истории присутствует некий странный душок, и могу выскочить неожиданные обстоятельства. – Вы хотите сказать, что эти ребята даже не потрудились написать в договоре самое важное мелким шрифтом? – Ну почему же? Написали. Но сами знаете, дьявол кроется в деталях, а по части деталей ваш покорный слуга ба-альшой спец. Итак, чего вы хотите? – Чего хочу… – вот тут я растерялась; как-то не ожидала, что возмездие окажется столь молниеносным, мы же всё-таки не в голливудском блокбастере. – Знаете, Ринат, мне нужно поговорить с Михаилом Николаевичем. Что нынешние жильцы – вполне добросовестные покупатели, это мне известно, да и он вряд ли захочет возвращаться в эту квартиру. А чего мы можем потребовать? Ринат улыбнулся предвкушающе… – Вообще довольно многое. Но прежде всего нужно выбрать путь, которым хотите двигаться. – Поясните, пожалуйста. – Смотрите: продажа оформлялась через нотариуса, который сидит совсем рядом, в нескольких шагах от спорной квартиры. – Видимо, за то и был выбран, – кивнула я. – Мне бы тоже не пришло в голову тащиться за нотариальными услугами куда-нибудь в Саларьево. Адвокат картинно содрогнулся. – Беда только в том, что именно этот нотариус… скажем так, имеет совершенно особую славу. – Вы хотите сказать, что он жулик? Но их же, по-моему, контролируют очень жёстко! – Для этого нужно, чтобы кто-то пожаловался в нотариальную палату. Господин Каменцев ведь жаловаться не стал? – Он и не мог, – грустно сказала я. – Ни сил, ни денег… Да и с головой у него стало не очень хорошо, может быть, даже микроинсульт какой-нибудь случился. – Так вот, нотариус составил и зачитал ему договор купли-продажи вслух, а перечитывать и проверять господин Каменцев не стал… Просто подписал. Нотариус, конечно, в доле и будет утверждать, что все было честно. Мы с вами можем получить от Михаила Николаевича доверенность на ведение дела и подать гражданский иск о признании сделки недействительной. В этом случае нотариуса нужно привлекать в качестве соответчика. Я поморщилась. – Долго.