Часть 51 из 73 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Изумлённо хватая воздух ртом, Белль рассмеялась. Девушка, которая вечно переживала обо всем и всех, получилась «эгоисткой». Где она допустила ошибку? Где обожглась? Бабушка не оставляла в покое ее до полуночи, рассказывая истории своих подруг из молодости. А затем попросила познакомить Адама с семьей, но Белль отказала. Она больше никогда не впустит их в личную жизнь.
***
На следующий день, Аннабелль решилась на то, что никогда раньше не делала. Она провела в салоне почти весь день и отдала почти все скопленные деньги, но не пожалела ни на минуту. Взгляд зелёных глаз вцепился в новое отражение. Она едва себя узнавала – да и к лучшему. Так девушка стала выглядеть куда эффектнее. Из отражения на нее смотрела светловолосая девушка с коротким, едва достающим до подбородка, каре. Прядки у лица были розовыми, как она и хотела. В голове свился клубок мыслей о том, как отреагирует мать, возненавидит бабушка, и в голове уже звучали слова о ее негодности. Да, ей обязательно влетит, может быть, ее запрут дома до конца жизни, но радость от перемен превосходила страх любых ограничений. Настоящее счастье, она осознавала, нельзя достичь, следуя чужим ожиданиям. Следующим этапом были внутренние перемены.
«Так я хотя бы буду собой».
Такой она была. Взрывной, немного сумасшедшей, свободолюбивой, игривой. Сделав фотографию в зеркало, Аннабелль отправила ее Доминику. Он точно скажет ей правду – без лукавства и прикрас.
Доминик ответил почти мгновенно:
«Выглядишь нереально! Та самая неформалка с крутой вечеринки»
Стиснув зубы, собрав волю в кулак, Белль пошла домой. Живот скрутило, сжало так, будто кто-то отжимал желудок двумя руками. По коже пробежался неприятный холодок, предчувствие, что ничего хорошего ей не сулило. Мать, сидящая на диване, залипнув в очередное телешоу, обернулась и прикрыла рот рукой. Ее лицо отчего-то стало выглядеть настолько комично, что девушка едва сдержала смешок. Ей показалось, будто ее волосы встали дыбом – темные кудри почти заплясали. И не мудрено, в последнее время в доме атмосфера была более чем наэлектризована.
— Господи, что за вид, Аннабелль? — возмутилась Лилиан.
— Захотела так. Вот так я теперь выгляжу, — заявила Аннабелль.
Женщина тяжело вздохнула, кинув взгляд на сердечные капли, стоявшие на столе. Вечная отрада и любимый напиток, заменивший вино.
— Опять устраиваешь домашнюю революцию? Разве ты не понимаешь, что нельзя так делать?
— У тебя всегда только: так нельзя. Я устала от этой серости, от скандалов, от дурацких запретов. Я жила так, как вы хотели. Выглядела так, как вы хотели. Я не знала, кто я, — вспылила девушка.
— Безвкусица такая.
— Естественно, я же хорошая девочка, а хорошие девочки не могут выглядеть так, как им хочется? — развела руками Аннабелль.
— Белль, перестань, ты преувеличиваешь. Проветрись. У тебя ведь были такие красивые длинные волосы! А цвет? Цвет какой...Что теперь? Ты на кого похожа?
— Можешь ещё запереть меня дома? В наказание.
Лилиан ухмыльнулась.
— Нет, этого делать я не буду. Если я запру тебя дома, боюсь, с твоей фантазией, ты прокопаешь туннель из комнаты под землей, выберешься оттуда и побежишь.
— Это ты верно подметила, давно задумывалась о чёрном выходе в доме, — отшутилась девушка.
— Садись исправлять оценки. Мы вчера посмотрели в твой табель и чуть не упали.
— А какой смысл? Умнее тебя я не буду.
— Убирайся дома тогда, хоть какая-то польза должна быть, — попросила Лилиан, указав на ведро и тряпку в углу дома, — в понедельник я запишу тебя к психологу, и не отнекивайся. Ты пошла в своего, — выделила это слово особенно, — папочку. Он тоже не считал нужным заботиться о ком-то, поэтому ты осталась на моем горбу, а он отжигает с молодухой. Могла бы помочь мне, но не обошлось без твоих оговорок. И поблагодарить.
— Спасибо за то, что кормишь. И даешь деньги на обеды в школу. Я отказывалась от этого, но ты настояла. Помнишь? Я тебе сказала, что не буду брать, потому что ты меня упрекнешь меня в этом, — объяснила Аннабелль, вытащив из кармана несколько центов.
— Ты такая же, как твой отец, — сказала Лилиан.
Глаза Аннабелль наполнились слезами.
— Знаешь, что, мама? Вселенная бы схлопнулась, если сейчас бы ты этого не сказала. Знаешь, что, я поняла? Когда я была маленькой, я была удобной. Верти как хочешь, заставляй, учи и одевай во что хочешь. Теперь я повзрослела и что случилось? Я вижу какой ты человек, ты ни с кем не можешь наладить общий язык, даже со своим мужем. Я вижу, что ты пропадаешь на работе, потому что с семьей тебе тяжело. Я ненавижу тебя, мама, — с нескрываемой злостью прокричала Аннабелль, — и ещё больше, я ненавижу своего отца.
— Выйди вон, пожалуйста. Прогуляйся. Хватит тебя на сегодня, ты превратилась в чудовище, — покачав головой, проговорила Лилиан, едва сумев сдержать поток слез.
— С превеликим удовольствием, — огрызнулась Аннабелль, — лучше бы я сюда никогда не возвращалась.
Морган заранее знала исход этого разговора. Надев куртку и наушники, Аннабелль вышла из дома, громко хлопнув дверью. Она всей душой возненавидела это здание, отделанное синим сайдингом с металлической крышей. Кто только придумал его таким было неясно, но Аннабелль явно считала его безвкусным и совершенно уродским. Как изнутри, так и снаружи.
Она могла часами наматывать круги по городу летом, но с каждым холодным днём, становилось труднее гулять. На телефоне – сотни фотографий и песен, которые спасали. Рассматривая изображения, девушка впадала в ностальгию. Картинки, над которыми время неподвластно: в них ни печали, ни забот. Вечное детство, покой и несомненная вера в будущее и мечты. Они с родителями часто ездили в парк аттракционов, на ярмарки, фестивали, заполненные забавными конкурсами, тирами и нелепыми призами в виде резиновых утят, плюшевых мишек и огромных надувных шаров. Аннабелль верила в сказки, которые мама читала на ночь. С возрастом, конечно, обман в них раскрылся. Аннабелль стала реалистом, практичной отличней и большим грузом с секретами за спиной, и она так нуждалась в человеке, способном ее понять.
Доехав на метро до самого любимого квартала, девушка знала, где ей можно укрыться хотя бы ненадолго. Промокшая и замёрзшая, она накинула капюшон и написала сообщение всего с двумя словами. Этих слов всегда было достаточно, чтобы нужный человек пришёл и исправил ситуацию. По крайней мере, постарался исправить. Ей почти не приходилось его ждать, от силы, десять минут. Она вгляделась вдаль и заметила долговязую мужскую фигуру, спешившую к ней с зонтиком в руках. Он улыбался так тепло, что нельзя было не согреться.
— Вы опять начали? — спросил он, раскрывая зонтик над ее головой. — Ты простынешь.
— Мне плевать, — рассмеялась Аннабелль, — зато я теперь сво-бод-на.
— Маленькая дурочка. Что на этот раз?
Аннабелль сняла капюшон. Адам усмехнулся, проведя рукой по волосам подружки. Девушка не поняла понравилось ли ему, но на секунду, ей показалось, что он был против таких экстравагантных решений.
— Я давно хотела этого, — сказала она, — пойму, если не понравится.
— Это очень непривычно, — сказал Адам, — ты сильно изменилась с нашей первой встречи, Рапунцель.
Адам Клэман. Спасатель. Первая любовь, от которой в животе расплодились тысячи бабочек. Вернее, бабочек Аннабелль не любила, она вообще не переносила насекомых. Расплодились тысячи маленьких птичек, щекочущих ее изнутри. Она тогда ещё не знала, что ни бабочки, ни птички, ни животный мир в целом не являлись признаком любви. Все это лишь предупреждало девушку о грядущей опасности. Птички, бабочки — знаки предупреждения.
— Я буду считать дни до выпускного, — сказала Аннабелль, подтирая следы от туши под глазами.
— Дома совсем худо?— холодно спросил Адам.
— Хуже некуда, но я не сдаюсь, — заверила его девушка, — скоро конец. С этого дня, мне официально плевать!
— А я вот жду, пока ты вырастешь и повзрослеешь, Аннабелль. Потому что взрослые люди так болезненно не реагируют на проблемы других людей.
Морган покачала головой.
— Я просто хочу, чтобы меня любили, — сказала она, — даже если я чудовище, как сказала мама.
— Никакое ты не чудовище. Ты — моя глупышка, — сказал Адам.
Аннабелль прижалась к нему, ведь его тепло и объятия казались самой надежной опорой в этом мире. Морган почувствовала, как слезы стекают по ее щекам, но она не стала их скрывать.
35. Похитительница сердец
8 лет назад
Уилл стал замечать, что мир вокруг не такой уж плохой, потому что ходил к психологу. На самом деле, только некоторые люди ведут себя по-скотски, большинство милые и желают добра друг другу. И если быть до конца честными, то всем друг на друга плевать, так, изредка балуются играми в благотворительность. Отношения с отцом не наладились, а мать все причитала, каждое воскресенье ходила в церковь, просила младшему сыну чистый разум. Уилл приходил из школы достаточно рано, быстро справлялся с уроками и слонялся по дому, не зная чем себя занять.Чтобы не прозябать дома и иметь карманные деньги, Уилл устроился работать в местный музыкальный магазинчик. Постеры со знаменитостями прошлого века, потрепанные книжки, занимавшие высокие стеллажи и песни Фрэнка Синатры из проигрывателя с небольшим потрескиванием, будто кто-то неподалёку ест хрустящее печенье. В «Мьюзик Маркете» Воттерс чувствовал себя спокойно, в окружении пластинок, редких посетителей и атмосферных вечеров, когда он зажигал гирлянды на прилавках, попивая ароматный кофе. Время от времени, когда посетителей совсем не было, он садился за небольшие статейки – писал о молодёжных движениях города, юношеской политике и других полезных вещах. В начале года ему и вовсе предложили подработку внештатным корреспондентом, на что он охотно согласился.
Два раза в неделю – психолог. Лечение. Щадящий режим. Нервный срыв Уильям был тяжело пережит всей семьей, и теперь каждый из родственников делал все, чтобы такой опыт не повторился с самым младшим Воттерсом. Перевод в новую школу стал спасением, пусть в ней не давали элитного образования, одноклассники приняли парня хорошо и набивались в друзья. Уильям с трудом доверял людям, поэтому впустил в близкий круг – только одного парня - художника по имени Гаспар. Именно его Воттерс ждал тем днём на смене после школы. Протирая полочки с винтажным мерчем, Уильям напевал «Creep», звучащую из центральных колонок.
Музыка ветра дрогнула, и в дверь вошла она. Уильям поперхнулся, машинально поправив волосы и рубашку. Около входа стояла Ингрид Герц, озиравшись по сторонам.
— Привет, — сказала она, — я пришла повидаться. Мне Птичка на хвосте принесла, что ты здесь работаешь.
Уилл оглядел Ингрид с головы до пят. Они не виделись больше пяти месяцев, и за это время оба повзрослели. Герц немного осунулась на лицо, глаза у неё впали, а живот, наоборот, округлился. Девушка стояла в дверном проеме, держа сумочку обеими руками, переминаясь с ноги на ногу.
— Чем обязан? — холодно спросил Уилл.
Ингрид обвела взглядом комнату, и чуть сморщила нос. Магазин оказался старым и пыльным, «бутик» не впечатлил.
— Я беременна от Адама, — сказала Ингрид и голос ее дрогнул, — аборт не успела сделать. Ему тоже еще не говорила.
Воттерс широко раскрыл глаза. Такого поворота событий он явно не ожидал. Он считал Ингрид намного умнее и осторожнее. Признаться честно, парень думал, что Аннабелль могла забеременеть в юности, но не такая девочка, как Ингрид.
— Поздравляю! Придумайте ребёнку нормальное имя. Пусть ему хотя бы с именем повезёт, раз с родителями полный пролёт.
— Почему «пролёт»?
— Школьница и психопат, — усмехнулся Уилл, — сочетание на миллион. И все же я на понял, зачем пришла сюда? Хочешь предложить усыновить ребёнка или что?
Машинально Герц положила руку на живот. Она сделала это с нескрываемой нежностью, подогретой тревогой. Иногда дети даются человека для спасения от одиночества. Ингрид, похоже, верила в эту теорию, понимая, что в ближайшие годы она точно теряет права на личную жизнь.
— Я пришла извиниться, потому что вела себя некрасиво с тобой, — призналась Ингрид, — и за то, что после вечеринки пропала.
— Отговорки, — сделав глоток кофе, сказал Уилл, — это отговорки. Ты пропала, потому что тебе не нужен был рядом проблемный человек. Депрессивный больной Уильям не привлекает никого.
— Уилл, но ты мне нравился и нравишься до сих пор. Я не пришла, потому что испугалась...Папа не так давно умер, я до сих пор не могу поверить и понять. Я боялась тебя потерять, не приходила, потому что представляла как мы видимся в последний раз.