46. Искусство жить Наше время В тот вечер Аннабелль не хотела возвращаться к Ронану. Впервые. Впервые она сморщилась, вспомнив его имя и сцену в театре. Даже идеальные люди способны вызывать отвращение. Что уж там, простым смертным. Аннабелль иногда задумывалась – а какие у Ронана недостатки? Ведь когда находишься долго в отношениях с человеком, невольно об этом задумываешься, розовые очки разбиваются. И идеальный человек превращается в обычного мужчину со слабостями. Поздним вечером она бродила по городу одна. На экране телефона высветилось новое уведомление. Морган без интереса взглянула, текст сообщения заставил девушку вернуться к нему. Картину купили. Ее картину купили. За ту стоимость, которая была ей заявлена, ни центом меньше. Она судорожно перешла по ссылке и убедилась – да, у картины появился новый хозяин, некий Педро. Он написал сообщение о том, что картина показалась ему гениальной и отождествляла образ неразделенной любви юной девушки и взрослого мужчины, который воспринимал ее лишь как сексуальный объект. Аннабелль, конечно, писала работу, закладывая другой смысл, и была удивлена тому, как покупатель растолковал все иначе. — Сбылась мечта идиотки, — сказала она вслух тихо, — спустя десять лет. На радостях Аннабелль выскребла из сумки мелочь и радостно протянула ее уличной торговке в обмен на букет нежнкупила букет нежно - желтых цветов у уличной торговки, и быстрым шагом направилась к Ронану. Теперь-то была мотивация вернуться. Показать, что она может позаботиться о себе, что она не собиралась наживаться на нем, что она способна на многое. Но в ту же минуту Аннабелль чувствовала себя маленькой девочкой, обижающейся на разные глупости. Разве Рон когда-то желал ей плохого? Разве Рон не имеет прав на эмоции? Разве ему не может стать горько или обидно? Бедный Ронан. Аннабелль, наверное, не любила его. Она вообще никого не любила, даже себя. Аннабелль не умела любить, и могла бы прожить остаток дней, перебиваясь случайными связями. Может так случилось, что Ронан оказался в ее жизни неслучайно – он учил ее любить, а потом устал, потому что отдавать и получать ничего в ответ – неблагодарная работа. И вот она с этими цветами. Жалкая. Расставалась с мыслями о счастье. Ронан был дома. Аннабелль не знала забегал ли он куда-то еще после театра, но судя по раскиданным вещам и осколкам вазы, он не терял времени зря. Открыв девушке дверь, он впустил ее, небрежно подтолкнув вперед. — Вернулась, — сказал он, — где ж тебя носило весь вечер? Она взглянула на Ронана – все ещё мрачного. Мужчина стоял, рукой опираясь о плательный шкаф: рубашка расстегнута, волосы взъерошены, а глаза до безумия мутные, как запотевшее стекло. Сжавшись, девушка попятилась назад. От Воттерса-Кляйна пахло алкоголем. — Ронан, ты выпил? — предположила Аннабелль. — Нужно выспаться. Давай ты выспишься, и мы поговорим завтра. — А можно было пережить сегодняшний день трезвым? — развёл руками Воттерс - Кляйн. — Ты в театре устроил сцены похлеще, чем Шекспир написал. — Мы, — помотал он головой, — мы с тобой еще дома, перед выходом начали отношения выяснять. Аннабелль усмехнулась. — Да о чем ты говоришь? — недоумевала Аннабелль. — Ты как будто не с той ноги встал. — Я сегодня сильно удивился. И не понял, почему ты продолжила отношения с человеком, который тебя ни во что не ставил. И почему, когда тебе предлагают гораздо лучшее, ты еще выбираешь между ним и мной. Я не знаю, Белль, это сводит с ума. — Ох, черт. Так это из-за Адама. Ты ревнуешь. Ронан сунул руки в карманы, склонив голову. — Не ревную. Пытаюсь понять. Как же сложно тебя любить. Адам превратил тебя в удобную живую игрушку, и теперь смотрю на тебя. Как ты стала. Куда он позовет, туда и бежишь. — Да перестань, — прошептала Аннабелль, — пожалуйста. Ронан покачал головой. Аннабелль не могла поверить своим глазам – за секунду спокойный, рассудительный Ронан говорил такие вещи. — Адам делал тебе больно десять лет, а ты возвращалась и возвращалась к нему, и до сих пор, блин, думаешь о нем. — Ронан, но я ведь, — опустив подбородок, сказала Аннабелль, — я... — Когда мой младший брат съехал с катушек, а подруга уехала с каким-то придурком в неизвестном направлении. Я сам столько лет ходил к психологу, чтобы выбраться из ночного кошмара — на меня давили все, и я боялся, что кто-то узнает, что я обычный человек. И что любить очень трудно, потому что все, кого я любил, куда-то уходили. — И что все это значит? — Что ты за девушка такая? Я никогда так ни перед кем в лепешку не расшибался. Не бегал. Тут уже себя превзошел, — сказал Ронан, понимая плечами. — Что бы я не делал, к Адаму ты прикипела сильнее. Меня не многие вещи ранят, но вот это...Очень сильно. Я люблю тебя, и готов понять, но... — Но я стою с тобой рядом. Никакого Адама не нет, — не сдерживая слез, прошептала Аннабелль. — Когда ты плакала, рядом с этой чертовой картиной, я не выдержал. Мне тебя всегда было жаль, и сегодня я сломался, — подойдя к ней сзади, проговорил Воттерс – Кляйн. — Задумался – почему любить так тяжело? Ронан приобнял девушку сзади, пытаясь успокоить. Аннабелль всхлипывала, от кончиков волос до пят — по телу бегала дрожь. — Мы с ним никогда не будем чужими. Я ненавижу это, но мы столько пережили вместе. Первая любовь сдвинула мне крышу. Адам – не очень хороший человек, Ронан, и он точно не может тягаться с тобой ни в чем. — Почему выбираешь его постоянно? — Как хорошо, что ты никогда не любил никого из-за страха, поэтому ты не поймёшь. Я боялась того дня, когда перестану любить его. Он начал выбивать любовь насильно. Он избил меня так сильно, что вся спина была в синяках. До сих пор, на пояснице есть шрам. Адам изменил с какой-то девочкой с работы, я поняла это и попросила признаться. Он устроил ад в тот день. Господи, как же я тогда...я хотела провалиться под землю. Только бы не верить в то, что он сделал со мной. Ронан крепче прижал к себе Аннабелль. Девушка плакала бесшумно, только тяжелое дыхание выдавало ее. — Просто скажи, что ты хочешь, Аннабелль, что ты хочешь теперь, — чуть сипловатым шепотом произнес Ронан. — Чего я хочу? — Скажи. — Я хочу спокойствия, Ронан. Чтобы рядом оказался мужчина, готовый дать спокойствие. Без истерик, игр, споров. — У нас все получится. Скажи, что останешься, что готова строить отношения, — прошептал в ухо Ронан, перекинув пряди ее волос с одного плеча на другое. — Я – дура, каких не сыскать. Тебе не надо со мной встречаться. — Ты так говорила восемь лет назад, когда уезжала. Посмотри, где мы сейчас, снова вместе. Я всегда хочу с тобой быть рядом, просыпаться, засыпать, завтракать какой-нибудь ерундой и смотреть мультики. Мне без разницы, как ты выглядишь или во что одета, ты всегда одинаково прекрасна. Я люблю каждый сантиметр твоего тела, я люблю тебя, Морган, как же ты еще этого не поняла? — Какой же ты романтик, Воттерс, — сказала Аннабелль, усмехнувшись. — Да потому что я люблю тебя. Ради Бога, если хочешь уходить – уходи, это твоя жизнь, ты можешь делать все, что угодно. Я говорил. Я никогда не стану держать тебя. — Если ты так любил, почему не пытался найти все эти годы? — сказала Аннабелль, смахивая слезы. — Потому что, черт возьми, для меня любовь – это не то, когда привязываешь человека к себе и не даёшь ему дышать. Перед глазами девушки закружило. Она с трудом сдерживала ураган эмоций. Любовные драмы высосали из неё все соки. Аннабелль закричала, закричала так, будто что-то внутри неё разрывалось. Она устала выбирать, устала отказываться в идиотских треугольниках, и просто хотела спокойной жизни, в которой ни будет сердечных драм. Ронан усадил ее на диван и нежно поцеловал в шею, прижав к себе. В годы, когда жил с Дарсией, парень приноровился затыкать ее рот страстным поцелуем, не давая раскричаться сильнее. Аннабелль смотрела на него, не говоря ни слова. Напротив – стоял Ронан, ее Ронан, ни чей больше. Высокий, красивый, с подтянутой фигурой, дорогими часами па запястье. С большими добрыми светлыми глазами, которые излучали свет. — Ты никогда не спрашивал, люблю ли я тебя, — сказала Аннабелль, — Зачем спрашивать, если я и так знаю ответ на этот вопрос, — усмехнулся он. — Я люблю тебя. — И притащила в дом дурацкие желтые цветы. Хотела расстаться? — Продала картину. Ту самую. Будем считать, что расстаемся с ней. Ронан похлопал в ладоши. — Лучшая новость за сегодня. Давай потихоньку избавляться от вещей, которые делают больно. — Есть еще одна новость. Завтра, — дрожащим голосом сказала Аннабелль, — я собиралась к маме и папе. — Так, какая умница, им позвонила, — будто свою дочь, похвалил ее Рон, — собираешься на электричке? Аннабелль кивнула. Скорые поезда шли ежедневно, а утренний, в восемь, как раз позволил бы ей добраться до Торонто к часу дня. — Заявляюсь к ним, блудная дочь, только толку то? Думаешь, будем общаться после этого? — чуть рассмеявшись, сказала Аннабелль, позволяя Ронану обвить ее талию руками. — Как раньше – нет, будете лучше. Я в прошлый раз тебе говорил, пусти это на самотёк. Сложится, как сложится. Мне поехать с тобой? Может, если мы «завалимся» вдвоём, будет лучше? — Нет, — помотала головой Аннабелль, — я сама. Моя мама любит тебя больше, чем меня. Тут и вовсе – раскрутит тебя на автограф. — Я ей целых два дам, сфотографируюсь, — рассмеялся Ронан, — как хочешь, оставайся тогда на связи. Прости, я обидел тебя сегодня. Очень устал. — Я и сама не подарок, Рон, — прошептала Аннабелль, — прости. У меня в голове много ерунды. — Вот поэтому я тебя и полюбил. Аннабелль не сомкнула глаз той ночью. Она не дала поехать с ней Ронану, потому что все еще думала — оставаться ли с ним, оставаться ли в Монреале или уехать пока не поздно? Она на цыпочках ходила по дому, собираясь. Желтые цветы провалялись на полу целых двенадцать часов, выглядели вяло, но Морган поставила их в вазу. Убрав беспорядок вчерашнего дня, девушка натянула на себя спортивный костюм, закинула в сумку несколько рисованных открыток, «Фауста», и отправилась на вокзал под игравшую «Meds» в наушниках. Заняв в поезде местечко у окна, девушка разглядывала завораживающие пейзажи Канады. Вдоль железнодорожного полотна простирались бесконечные хвойные леса, кое-где виднелись холодные воды озера Онтарио. Аннабелль сделала музыку в наушниках тише и задремала. Она любила ездить на автобусах, электричках и машинах, но ненавидела самолеты. Объездив столько городов и стран, Аннабелль пришла к выводу, что нет ничего прекраснее родной Канады. Захватывающий вид с Королевской горы по-настоящему захватил ее сердце. Она никогда не была в Торонто. Много читала о нем — таком большом и красивом городе. Как и почему оказались там родители, она слабо понимала, но... ***